Жанр антиутопии в русской литературе - Реферат

Анализируя жанр комедии, он писал (Поэтика 1449а): «Комедия это воспроизведение худших людей, но не во всей их порочности, а в смешном виде. Смешное - это какая-нибудь ошибка или уродство, не причиняющее страданий и вреда, как, например, комическая маска. Несмотря на чрезвычайное разнообразие последующих трактовок комического, почти все они нацелены на уточнение и разъяснение отмеченного Аристотелем противоречия: «умственный контраст», «ощущаемый абсурд», «видимая нелепость», «отклонение от нормы» и др. Нас заставляет смеяться нелепость, воплощенная в конкретную форму, ? «видимая нелепость», или кажущаяся нелепость, сначала допущенная, а затем исправленная, или, наконец, то, что нелепо с одной стороны, но естественно объяснимо ? с другой, и т.д.» [Бергсон 2000, 101?102]. В «Проблемах комизма» в чистом виде проявилось, от чего путаница комического и комизма стала возможной: оба понятия крутятся, зеркально отражаясь друг в друге, вокруг одного - вокруг понятия смеха.Смех как грань сознания и поведения человека, во-первых, является выражением жизнерадостности, душевной веселости, жизненных сил и энергии и при этом - неотъемлемым звеном доброжелательного общения (вспомним у Льва Толстого Николая и Наташу Ростовых в доме дядюшки после охоты). Ученый охарактеризовал этот смех как всенародный (создающий атмосферу всеобщего единения на почве жизнерадостного чувства), универсальный (направленный на мир в целом, в его вечном умирании и возрождении, и прежде всего - на его материально-телесную и одновременно праздничную сторону) и амбивалентный (составляющий единство утверждения неисчерпаемых сил народа и отрицания всего официального, как государственного, так и церковного: всяческих запретов и иерархических установлении), главное же-как выражающий и осуществляющий свободу и знаменующий бесстрашие2. Горестный, трагический подтекст книги Бахтина о Рабле, создававшейся в 1930-1940-е годы, явственно обнаруживается в недавно опубликованной рукописи ученого, где говорится, что жизнь по своей сути (во все времена) пронизана преступностью, что "тона любви" в ней заглушены и лишь "время от времени звучат освобождающие тона сатурналий и карнавала". С течением исторического времени возрастает культурно-художественная значимость смеха, выходящего за рамки массовой и ритуализованной праздничности, смеха как неотъемлемого звена повседневности - частной жизни и индивидуального общения людей. Наряду с универсальной иронией, направленной на мир и человеческую жизнь в целом, существует (и является весьма продуктивной для искусства и литературы) ирония, порождаемая восприятием и осмыслением конкретных, локальных и одновременно глубоко значимых противоречий жизни людей и их исторического бытия.В романе Войновича мы сталкиваемся с самым развернутым сатирическим портретом Солженицына, который на сегодняшний день имеется в литературе : «На аллее, идущей от дальних построек, появился чудный всадник в белых одеждах и на белом коне Белая накидка, белый камзол, белые штаны, белые сапоги, белая борода, а на боку длинный меч в белых ножнах». Параллельно он становится идолом растущей подпольной монархистской партии в Советском Союзе и ежедневно в полдень отрывается от своих важных занятий для того, чтобы прорепетировать тот момент, когда, взгромоздившись на своего коня Глагола, он пересечет границу СССР, откушает хлеб-соль, искоренит «сатанических заглотчиков и плюралистов» и займет свое почетное место царя и спасителя России. Войнович считает грубым упрощением ставить знак равенства между Сим Симычем Карнаваловым и Солженицыным, однако его герой в не меньшей мере «Солженицын», чем Соколовы, Ветровы, Кубячевы и Кулецыны. То же можно сказать и о приходе Симыча к власти в России, когда он проходит криогенную заморозку, обманув таким образом смерть, отменяет преподавание точных наук, заменив их теологией, и вводит обязательное изучение словаря Даля, а также собственных трудов. Войнович, конечно же, прав: это не Солженицын, - но сатирическое впечатление во многом зависит, как и во всех иных случаях, от сложной игры (искажение - узнавание), а введение в сюжет многих подробностей, имеющих прямое отношение к Солженицыну, только подтверждает сознательность замысла.Среди романов-антиутопий конца ХХ века роман Владимира Войновича «Москва 2042» занимает особое место. Ришиной высказал следующее: «Мой роман, конечно же, не утопия и не антиутопия… Я считал и считаю его романом-предупреждением» [3: 532]. Подобная неоднозначность присутствует и в жанровых подзаголовках отдельных изданий «Москвы 2042»: сатирическая повесть, роман-анекдот, роман.

Оглавление

Введение

1. Теория смеха и пародия в литературе

2. Роман-антиутопия «Москва 2042» и его место в творчестве Войновича

3. Сатирический портрет А.И.Солженицына

4. Жанр антиутопии, смешение трагического и комического, проблема «черного юмора»

Заключение

Список литературы

Самое известное определение комического принадлежит Аристотелю. Анализируя жанр комедии, он писал (Поэтика 1449а): «Комедия это воспроизведение худших людей, но не во всей их порочности, а в смешном виде. Смешное - частица безобразного. Смешное - это какая-нибудь ошибка или уродство, не причиняющее страданий и вреда, как, например, комическая маска. Это нечто безобразное и уродливое, но без страдания» [Аристотель 2000, 32]. Здесь в основу комического кладется некоторое противоречие: вопреки первичному (и «ошибочному») впечатлению, воспринятое «уродство» оказывается безболезненным и безвредным.

Несмотря на чрезвычайное разнообразие последующих трактовок комического, почти все они нацелены на уточнение и разъяснение отмеченного Аристотелем противоречия: «умственный контраст», «ощущаемый абсурд», «видимая нелепость», «отклонение от нормы» и др. Вот что писал по этому поводу А. Бергсон: «Теофиль Готье назвал комизм логикой нелепости. Многие теории смеха сходятся на подобной же мысли. Всякий комический эффект должен заключать в себе противоречие в каком-нибудь отношении. Нас заставляет смеяться нелепость, воплощенная в конкретную форму, ? «видимая нелепость», или кажущаяся нелепость, сначала допущенная, а затем исправленная, или, наконец, то, что нелепо с одной стороны, но естественно объяснимо ? с другой, и т.д.» [Бергсон 2000, 101?102]. При этом и Бергсон, и многие другие исследователи подчеркивали, что далеко не всякое противоречие, даже облаченное в конкретную форму, создает комический эффект.

В «Проблемах комизма» в чистом виде проявилось, от чего путаница комического и комизма стала возможной: оба понятия крутятся, зеркально отражаясь друг в друге, вокруг одного - вокруг понятия смеха. Именно он является той фигурой речи, которая порождала и обе ситуации, и сам текст Проппа, и даже его и всю нашу жизнь со всеми подстановками «одного вместо другого». Все на самом деле крутится вокруг смеха. Он является тем самым узелком памяти, фигурой речи, речевой деягпельностью, в которой тождественны и поэтому неразличаемы ситуация понятий и ситуация вещей, бытие и мышление, авторское и читательское сознания, язык и речь. Поэтому речевая деятельность для Проппа есть, с одной стороны, живая жизнь, с другой - его научное мышление, аналогия разных сторон жизни.

Согласно же Фрейду, шутка (остроумие) рождается, когда сознание пытается выразить те мысли, которые общество обычно подавляет или запрещает. Суперэго позволяет эго высказывать подобные мысли в юмористической форме. Доброжелательное суперэго порождает легкий и успокаивающий тип юмора, в то время как более жесткое суперэго создает резкий и саркастический тип, при этом очень жесткое суперэго подавляет юмор всецело. Теория юмора Фрейда, как и большинство его идей, была основана на динамическом конфликте между бессознательным («оно»), «эго» и «суперэго», где руководящее "суперэго" препятствует "эго" в поиске удовольствия для "оно".

Кроме того, Фрейд полагал, что психическая энергия хранится и накапливается, а затем выходит наружу неким «обходным путем», чтобы «избежать взрыва». Таким образом, остроумие по Фрейду является примером психической сублимации т.е. защитный механизм психики, представляющий собой снятие внутреннего напряжения с помощью перенаправления энергии на достижение социально приемлемых целей, творчество .

Далее мы рассмотрим теорию смеха уже в литературе.

Среди романов-антиутопий конца ХХ века роман Владимира Войновича «Москва 2042» занимает особое место. В литературоведении существуют разные точки зрения относительно жанровой специфики этого произведения. Одни исследователи считают его романом-анекдотом , другие - романом-антиутопией, третьи относят к такой жанровой разновидности, как сатирическая антиутопия .Сам автор в интервью с И. Ришиной высказал следующее: «Мой роман, конечно же, не утопия и не антиутопия… Я считал и считаю его романом-предупреждением» [3: 532]. Подобная неоднозначность присутствует и в жанровых подзаголовках отдельных изданий «Москвы 2042»: сатирическая повесть, роман-анекдот, роман. И это не случайно, поскольку единой точки зрения на жанровую природу антиутопии нет и в литературоведении.

Если говорить о романе предупреждении, то нельзя не отметить те, моменты которые были реализованы, по словам В.Н. Войнича «Я описывал то будущее, которое - я надеялся - никогда не наступит, поскольку это была не утопия, а антиутопия. А теперь действительность, кажется, уже превосходит то, что я там написал. У меня там правит КПГБ - Коммунистическая партия государственной безопасности, и еще там есть пятиединство: государственность, безопасность, религиозность... Я слышал не раз, что нашего патриарха, кстати, называют отец Звездоний. Но та глупость и пошлость, которая становится сейчас знаменем нашего времени, - этого ожидать было невозможно. Издаются какие-то дурацкие законы, идут какие-то чудовищные суды, вот этот пресловутый суд над Pussy Riot ... Это все превосходит любую, даже ненаписанную, сатиру».

1. Бергсон А. Смех. М., 1992

2. Войнович В. Москва 2042. М., 1990

3. Пропп В. Проблемы комизма и смеха. М., 2006

4. Фрейд З. Остроумие и его отношение к бессознательному. СПБ., 2005

5. Хализев В.Е. Теория литературы. М.: Высшая школа, 2002.

6. Масленкова Н.А. К постановке проблемы "черного юмора" / Н.А.Масленникова // II Международные Бодуэновские чтения: Казанская лингвистическая школа: традиции и современность (Казань, 11-13 декабря 2003 г.): Труды и материалы: В 2 т. / Под общ. ред.К.Р.Галиуллина , Г.А.Николаева .- Казань: Изд-во Казан. ун-та, 2003.- Т. 2.- С.171-172.

7. Майкл Николсон . Солженицын на мифотворческом фоне

Размещено на .ru