Рыцарский роман. Кретьен де Труа - крупнейший и самый талантливый из куртуазных романистов. Городская новелла (французские фаблио). Средневековый театр. Образ горожанина в средневековых фарсах. Социальная сатира в "Романе о Лисе". Аллегорический эпос.
Цель данного пособия - углубить и расширить знания студентов в сфере конкретного литературного и историографического материала, связанного с изучением литературы зрелого средневековья
Задачи учебно-методического характера: - интенсифицировать самостоятельную работу студентов над учебным курсом
- ознакомить студентов с труднодоступными литературными источниками
- предоставить студентам возможность для самоконтроля
XII-XIII в.в. - это время расцвета европейской средневековой литературы, и именно в это время создаются главные формы ее художественной словесности. Два главных литературных потока этого периода - куртуазная и городская литература - отражают особенности средневековой ментальности и, вместе с тем, отчетливое социальное расслоение средневекового общества, поскольку каждый из них ориентирован на практику и психологию разных сословий. В это время складывается канон рыцарского романа, оказывавший влияние на европейскую литературу в течение последующих столетий. Сохраняя авантюрную природу позднегреческого романа, он ознаменовался открытием «внутреннего человека», глубоким психологизмом. Городская литература, с ее демократизмом и идеей внесословных ценностей, стала предтечей культуры европейского Ренессанса. В данный период усиливается значение литературного авторства, и европейская культура обретает целую плеяду великих писателей, демонстрирующих возможности личного творчества. Эта эпоха сыграла исключительную роль в становлении национальных языков европейских народов, поскольку основные памятники создаются уже не на латыни, а на народных языках.
Модуль 1. Рыцарский роман рыцарский роман французский сатира
Целью модуля является знакомство студентов с жанром рыцарского романа.
Рыцарский роман - новый жанр, возникший в XII веке первоначально на севере Франции, а потом распространившийся во всей Европе. Он пользовался популярностью в течение многих столетий, о чем свидетельствует великий роман Сервантеса «Дон Кихот», явившийся по существу эпитафией этого жанра в начале XVII века.
Сам термин «роман» появился в XII веке. Первоначально он обозначал произведение, написанное на местном, романском, наречии, а не на латыни. Поскольку раньше всего роман возник именно в романском мире, он стал ассоциироваться с новым жанром, в котором наиболее полно выразилась самобытность средневековой литературы, создававшейся на местных наречиях.
Средневековый роман не пользовался какой-то готовой жанровой моделью, он по существу создавался заново, но истоки его многообразны, и в связи с этим выделяется несколько циклов рыцарских романов. Античный цикл строился на обработке мифологических и исторических сюжетов античной литературы, интерпретированных в куртуазном духе. Так, излюбленный герой этой эпохи Александр Македонский превращается в идеального средневекового рыцаря, наделенного качествами воина и куртуазного влюбленного. Особую роль в генезисе рыцарского романа сыграли кельтские легенды и сказания, на основе которых складывается особый «артуровский» цикл романов, эпическим центром которых становится двор легендарного короля Артура и его рыцарей. Царство Артура, существующее вне времени и четкой пространственной локализации, обладает всеми признаками рыцарской утопии: здесь рыцари-герои романов проходят инициацию, разрешают свои споры, удостаиваются почестей. Внутри артуровского цикла складываются особые группы сюжетов (история Тристана и Изольды, история рыцарей святого Грааля). Третий цикл романов назван «византийским», поскольку в нем достаточно ясно чувствуется восточный колорит и влияние византийского (греческого) романа. Такие пересечения культурных традиций весьма характерны для эпохи крестовых походов.
При всем многообразии сюжетов рыцарских романов их объединяет новый интерес к частной жизни человека, в особенности к его внутренним переживаниям, что составляет отличие романа от героического эпоса. Герой романа решает прежде всего свои личные проблемы и даже свои рыцарские подвиги совершает во имя прекрасной дамы. Оставаясь преимущественно царством авантюры, роман углубляет свою психологическую проблематику.
В жанре романа творили многие талантливые средневековые авторы, произведения которых вошли в сокровищницу мировой литературы.
КРЕТЬЕН ДЕ ТРУА
Кретьен де Труа - крупнейший и самый талантливый из куртуазных романистов. Его перу принадлежит ряд рыцарских романов, составивших классические образцы этого жанра. О жизни Кретьена да Труа известно немного. Он жил и работал при дворах крупных французских феодалов (Марии Шампанской, Филиппа Фландрского). По своему положению Кретьен, вероятно, принадлежал к сословию ученых клириков, которые в ту пору часто находились на службе у сеньоров. Начал он с переводов на французский язык Овидия, что приобщило его к традициям латинской любовной лирики.
Первым его произведением стал роман о Тристане, который до нас не дошел.
Введение
Цель данного пособия - углубить и расширить знания студентов в сфере конкретного литературного и историографического материала, связанного с изучением литературы зрелого средневековья
Задачи учебно-методического характера: - интенсифицировать самостоятельную работу студентов над учебным курсом
- ознакомить студентов с труднодоступными литературными источниками
- предоставить студентам возможность для самоконтроля
XII-XIII в.в. - это время расцвета европейской средневековой литературы, и именно в это время создаются главные формы ее художественной словесности. Два главных литературных потока этого периода - куртуазная и городская литература - отражают особенности средневековой ментальности и, вместе с тем, отчетливое социальное расслоение средневекового общества, поскольку каждый из них ориентирован на практику и психологию разных сословий. В это время складывается канон рыцарского романа, оказывавший влияние на европейскую литературу в течение последующих столетий. Сохраняя авантюрную природу позднегреческого романа, он ознаменовался открытием «внутреннего человека», глубоким психологизмом. Городская литература, с ее демократизмом и идеей внесословных ценностей, стала предтечей культуры европейского Ренессанса. В данный период усиливается значение литературного авторства, и европейская культура обретает целую плеяду великих писателей, демонстрирующих возможности личного творчества. Эта эпоха сыграла исключительную роль в становлении национальных языков европейских народов, поскольку основные памятники создаются уже не на латыни, а на народных языках.
Модуль 1. Рыцарский роман рыцарский роман французский сатира
Целью модуля является знакомство студентов с жанром рыцарского романа.
Рыцарский роман - новый жанр, возникший в XII веке первоначально на севере Франции, а потом распространившийся во всей Европе. Он пользовался популярностью в течение многих столетий, о чем свидетельствует великий роман Сервантеса «Дон Кихот», явившийся по существу эпитафией этого жанра в начале XVII века.
Сам термин «роман» появился в XII веке. Первоначально он обозначал произведение, написанное на местном, романском, наречии, а не на латыни. Поскольку раньше всего роман возник именно в романском мире, он стал ассоциироваться с новым жанром, в котором наиболее полно выразилась самобытность средневековой литературы, создававшейся на местных наречиях.
Средневековый роман не пользовался какой-то готовой жанровой моделью, он по существу создавался заново, но истоки его многообразны, и в связи с этим выделяется несколько циклов рыцарских романов. Античный цикл строился на обработке мифологических и исторических сюжетов античной литературы, интерпретированных в куртуазном духе. Так, излюбленный герой этой эпохи Александр Македонский превращается в идеального средневекового рыцаря, наделенного качествами воина и куртуазного влюбленного. Особую роль в генезисе рыцарского романа сыграли кельтские легенды и сказания, на основе которых складывается особый «артуровский» цикл романов, эпическим центром которых становится двор легендарного короля Артура и его рыцарей. Царство Артура, существующее вне времени и четкой пространственной локализации, обладает всеми признаками рыцарской утопии: здесь рыцари-герои романов проходят инициацию, разрешают свои споры, удостаиваются почестей. Внутри артуровского цикла складываются особые группы сюжетов (история Тристана и Изольды, история рыцарей святого Грааля). Третий цикл романов назван «византийским», поскольку в нем достаточно ясно чувствуется восточный колорит и влияние византийского (греческого) романа. Такие пересечения культурных традиций весьма характерны для эпохи крестовых походов.
При всем многообразии сюжетов рыцарских романов их объединяет новый интерес к частной жизни человека, в особенности к его внутренним переживаниям, что составляет отличие романа от героического эпоса. Герой романа решает прежде всего свои личные проблемы и даже свои рыцарские подвиги совершает во имя прекрасной дамы. Оставаясь преимущественно царством авантюры, роман углубляет свою психологическую проблематику.
В жанре романа творили многие талантливые средневековые авторы, произведения которых вошли в сокровищницу мировой литературы.
КРЕТЬЕН ДЕ ТРУА
Кретьен де Труа - крупнейший и самый талантливый из куртуазных романистов. Его перу принадлежит ряд рыцарских романов, составивших классические образцы этого жанра. О жизни Кретьена да Труа известно немного. Он жил и работал при дворах крупных французских феодалов (Марии Шампанской, Филиппа Фландрского). По своему положению Кретьен, вероятно, принадлежал к сословию ученых клириков, которые в ту пору часто находились на службе у сеньоров. Начал он с переводов на французский язык Овидия, что приобщило его к традициям латинской любовной лирики.
Первым его произведением стал роман о Тристане, который до нас не дошел. Все основные произведения Кретьена де Труа были написаны в рамках «артуровского» цикла рыцарских романов: «Эрек и Энида» (1170), «Клижес» (1170), «Ланселот, или Рыцарь телеги» (1180), «Ивэйн, или рыцарь со львом» (ок. 1180), незаконченный роман «Персеваль» (ок. 1191). Бретонские сюжеты и мотивы порой соединялись в романах Кретьена де Труа с византийскими влияниями («Клижес») и с христианскими легендами («Персеваль»).
Сохраняя внешнюю авантюрность рыцарского романа, Кретьен де Труа испытывал особый интерес к воссозданию психологического конфликта, который часто становится сюжетообразующим. Отход от куртуазной традиции выразился у него в том, что в ряде романов он отказывается от концепции куртуазного любовного «треугольника» и воссоздает любовь супружескую, причем его интересует главным образом процесс становления семейных отношений, своего рода воспитание чувств, которое в конце концов завершается оптимистически. Герой подтверждает благородство своих чувств, а дама становится не только объектом поклонения, но женой и подругой. Кретьен де Труа стремился достичь гармонии куртуазного идеала, уравновесив любовь и подвиги рыцаря, стихию чувств и азарт авантюры. Роман «Ивейн, или рыцарь со львом», фрагменты из которого публикуются ниже, развивает типичную для романов Кретьена де Труа психологическую ситуацию. Доблестный рыцарь Ивэйн, услышав при дворе короля Артура о злодеяниях волшебника, охраняющего лесной источник, спешит на подвиг. В сражении он убивает своего врага и оказывается в его замке. Жена злого рыцаря, Лодина, очаровывает его с первого взгляда. Пользуясь покровительством служанки, Ивэйн находит способ открыть свои чувства Лодине и в конце концов она отдает ему свою руку и сердце. Но тихие радости супружества недолго тешат рыцаря, он жаждет подвигов, которых требует его рыцарская честь. Отправляясь в странствия, он дает жене обещание вернуться ровно через год. Когда же он нарушил данное слово, дама изгоняет его, и он вынужден пройти тяжкие испытания, муки любовного безумия, одинокие скитания, в которых его сопровождает пожалевший несчастного рыцаря лев, совершить множество рыцарских подвигов, прежде чем, наконец, будет прощен гордой Лодиной.
Ивейн, или рыцарь со львом (фрагменты)
Мессир Ивейн в решеньях скор.
Покинуть королевский двор
Без провожатых он старался.
В дорогу рыцарь собирался
И в этот неурочный час
Оруженосцу дал приказ: «Готовь мое вооруженье!
Все боевое снаряженье
Понадобиться может мне.
В чужой неведомой стране
Мне суждено теперь скитаться.
С кем предстоит мне поквитаться, Покамест я не знаю сам, Однако приключенья там
И неприятельские ковы.
Нужны надежные подковы
В дороге моему коню, Которого я так ценю.
Нам следует без промедленья
Закончить все приготовленья, Чтобы не знал никто окрест
Про этот спешный мой отъезд».
Оруженосец отвечает: «Нет, ваш слуга не подкачает!»
Конь рыцарский во всей красе, Он всадником своим гордится.
Мессир Ивейн в седло садится, Он в путь-дорогу снаряжен, Он хорошо вооружен.
Не мешкал рыцарь ни мгновенья
И не искал отдохновенья.
Ивейн скакал во весь опор
Среди лесов, лугов и гор.
Проехал много перепутий, Встречал немало всякой жути, В Броселиандский лес проник, Разыскивая там родник, Нашел, готовясь к поединку, Среди терновника тропинку
И знал уже наверняка: Он в двух шагах от родника.
Неподалеку ключ гремучий
С водой студеною, кипучей, И камень близко, и сосна, Которой буря не страшна.
В лесу безлюдно и пустынно.
В уютном замке дворянина
Мессир Ивейн заночевал, Трапезовал и почивал.
С почетом рыцаря встречали, Благословляли, привечали.
Сознаться можно, не греша: Была девица хороша, Благоразумна и красива, Ничуть при этом не спесива.
Румянец нежный, стройный стан.
Нет, не солгал Калогренан.
Покинув замок утром рано, Наш рыцарь повстречал мужлана.
Неописуемый урод
Пред ним стоял, разинув рот.
И как натура сотворила
Такое пакостное рыло?
В чащобе рыцарь - начеку.
Он подъезжает к роднику, Он видит ковшик на цепочке
И безо всякой проволочки, Ковш наполняя в свой черед, На камень смело воду льет.
И сразу налетела буря, В лесу дремучем бедокуря.
Сто молний вспыхнуло подряд.
Холодный ветер, ливень, град.
Но буря быстро миновала, И солнце восторжествовало.
Лишь под сосною вековой
Бурлил источник роковой, Пока на ветках птицы пели.
Закончить птицы не успели
Обедни радостной своей, Когда, грозы ночной слышней, Раздался топот в отдаленье, Как будто буйствуют олени, Самцы, которым что ни год
Покоя похоть не дает.
Из чащи рыцарь выезжает.
Он проклинает, угрожает.
Всепожирающим огнем
Гнев лютый полыхает в нем.
Ивейн, однако, не смутился, С врагом неведомым схватился.
Нет, копья не для красоты!
Удар - и треснули шиты, Разваливаются кольчуги, Едва не лопнули подпруги.
Переломились копья вдруг, Обломки падают из рук.
Но глазом оба не моргнули, Мечи, как молнии, сверкнули.
Обороняться все трудней.
Щиты остались без ремней, Почти что вдребезги разбиты.
Телам в сраженье нет защиты.
Удары сыплются опять.
Не отступая ни на пядь, В бою неистовствуют оба, Как будто бы взыскуют гроба.
Нет, не вслепую рубит меч, А чтобы вражий шлем рассечь.
Разят без устали десницы.
Кольчуги, словно власяницы, Дырявые, свисают с плеч, И как тут крови не потечь!
Пускай в сражении жестоком
Людская кровь течет потоком, Тому, кто честью дорожит, В седле сражаться надлежит.
При мастерстве необходимом
Конь остается невредимым.
Противнику пробей броню, Не повредив его коню.
Не зря закон гласит исконный: В бою всегда красивей конный.
Бей всадника, коня не тронь!
И невредимым каждый конь
В кровавом этом поединке
Остался, будто на картинке.
Враг покачнулся, вскрикнул враг.
Ивейн мечом ударил так, Что в мозге меч, как будто в тесте.
Лоб рассечен со шлемом вместе.
Мозг на доспехах, словно грязь.
Судьбе враждебной покорясь, Отступит каждый поневоле, Когда темно в глазах от боли, И сердце замерло в груди, И пропадешь, того гляди.
Коня пришпорил побежденный
И, безнадежно убежденный
В том, что проигран этот бой, Рванулся прямо в замок свой.
Уже распахнуты ворота, Но не кончается охота.
Ивейн за ним во весь опор
Погнался, не жалея шпор.
Судьбе своей беглец перечит.
За журавлем несется кречет, На пташек нагоняя жуть.
Израненному когти в грудь
Он, кажется, уже вонзает, Журавль, однако, ускользает.
Так полумертвый был гоним.
Мессир Ивейн скакал за ним
И слышал тихие стенанья.
Беглец почти что без сознанья.
В плен можно раненого взять.
Но нет! Уходит он опять.
Собою, как всегда, владея, Насмешки господина Кея
Мессир Ивейн припомнил тут.
Неужто был напрасным труд?
И домочадцев и соседей
Он убедит в своей победе.
Поверит пусть любой мужлан: Отмщен кузен Калогренан.
Отстать? Что это за нелепость!
Мессир Ивейн ворвался в крепость.
Людей не видно у ворот, Как будто вымер весь народ.
И в незнакомые ворота
Ивейн врывается с налета.
Теснее не бывает врат.
Вдвоем проедешь в них навряд.
Один сквозь них едва въезжает.
И здесь беглец опережает
Преследователя на миг: Он первым в замок свой проник.
Ивейн за ним без остановки.
Вбегая в дверцу крысоловки, Крысенок в ней не усмотрел
Настороженный самострел.
Однако лезвие стальное
Там наготове, потайное.
Приманку пробовать начнешь, И беспощадный острый нож
Беднягу сразу разрубает, Неосторожный погибает.
Такой же смертоносный вход
Вел в замок неприступный тот.
Того, кто не желает мира, Дверь потайная, дверь-секира, Всегда навешенная там, Вмиг разрубала пополам.
И невозможно увернуться.
Не отбежать, не отшатнуться, Не проползти, не проскользнуть, От гибели не увильнуть.
Ивейну с детства страх неведом.
За беглецом он скачет следом.
Погонею разгорячен, Ивейн в ловушку завлечен.
Вперед всем телом он тянулся.
Он беглеца почти коснулся, Почти задел его седло.
Ивейна храброго спасло
Воинственное напряженье.
Секира-дверь пришла в движенье, -
Как будто бы сам Вельзевул
Ее внезапно потянул, -
Седло с размаху разрубила, Коня лихого загубила
Железом дьявольским своим.
Ивейн, однако, невредим, И без единого пореза
Скользнуло вдоль спины железо, На пятках шпоры отхватив.
Наш рыцарь, слава богу, жив.
Вскочил он, страх превозмогая.
Тем временем уже другая
За беглецом закрылась дверь, И не достать его теперь.
Судьба завистливая злая!
Взять в плен противника желая, Сам рыцарь попадает в плен
Среди враждебных этих стен.
Ивейна в плен коварством взяли.
Непобедимый заперт в зале.
Просторный, светлый этот зал
Прекрасной росписью блистал.
Рисунки, краски, позолота, Художественная работа.
Искусством этим восхищен, Ивейн тревогою смущен.
Отторгнутый от всей вселенной, Не тосковать не может пленный.
Грустит в неволе даже зверь.
Вдруг заскрипела рядом дверь, И соизволила явиться
Весьма красивая девица.
Из тесной горенки своей
Она выходит поскорей, Увидев рыцаря в кольчуге, И говорит ему в испуге: «Ах, сударь! Вам грозит беда!
Не в пору вы зашли сюда.
Вы, сударь, с нашим домом в ссоре, И в нашем доме нынче горе.
Смертельно ранен господин.
А кто виновник? Вы один!
Он корчится в предсмертной муке.
Едва не наложила руки
Хозяйка наша на себя, О рыцаре своем скорбя.
Вы - наших горестей причина, Вы погубили господина.
Боюсь, придут сюда сейчас, Чтобы прикончить, сударь, вас.
Вассалы вас убьют на месте
Из чувства справедливой мести».
Мессир Ивейн ответил: «Да! От них не скрыться никуда».
«Ну, нет, - промолвила девица, -
Отчаиваться не годится, Ведь я не выдам вас врагу.
Конечно, вам я помогу.
Пока в моей вы, сударь, власти, Не бойтесь никакой напасти.
Я благодарна, сударь, вам
И за добро добром воздам.
Вы при дворе меня встречали, Меня вы часто выручали.
Сгорала там я со стыда: Мне госпожа дала тогда Ответственное порученье.
Уж вот мученье так мученье!
Была я чересчур скромна
И недостаточно умна, Всех тонкостей не разумела, Рта при дворе раскрыть не смела.
Другим девицам не в пример, Стыдилась я своих манер.
И только вы один вначале
Меня любезно привечали.
Вас, рыцарь, вмиг узнала я.
Сын Уриена-короля, Ивейном, сударь, вы зоветесь.
Вы на свободу не прорветесь, -
Искать вас будут здесь и там, Но повредить не смогут вам, Пока на палец ваш надето
Волшебное колечко это».
И, поглядев ему в лицо, Дала чудесное кольцо
Девица нашему герою.
Как будто дерево корою, Невидимостью облечен
Счастливец тот, кому вручен
Подарок этот несравненный.
С таким колечком рыцарь пленный, Незримый для враждебных глаз, Пожалуй, был свободней нас.
Наш рыцарь вовсе не в темнице.
Попал он в горницу к девице.
О чем тут, право, горевать!
Роскошно застлана кровать.
Найди попробуй ткань дороже!
Улечься на такое ложе
Австрийский герцог был бы рад.
Не покрывало - сущий клад.
Мессир Ивейн проголодался.
Недолго рыцарь дожидался.
Девица принесла вина
И жареного каплуна.
Какое вкусное жаркое!
Вино хорошее какое!
Вино прозрачнее слезы.
Наверно, лучше нет лозы.
Вновь после трудностей дорожных
Ивейн отведать мог пирожных.
Он яство каждое хвалил
И вскоре голод утолил.
Внезапно шум раздался в зале: Ивейна рыцари искали.
Врага боялись упустить, Они хотели отомстить.
Того, кому они служили, В гроб домочадцы положили.
Девица говорит: «Мой друг!
Вы слышите галдеж и стук?
Всей нашей страже приказали
Разыскивать вас в этом зале.
Смотрите! Вот моя кровать!
Извольте сесть и не вставать!
На ней спокойно вы сидите!
Из горницы не выходите!
Искать вас тут - напрасный труд.
Пускай придут, пускай войдут, Пускай себе проходят мимо, Вы здесь находитесь незримо.
Увидите, как мимо вас
Несут в печальный некий час
Останки нашего сеньора
(Я знаю, похороны скоро).
Извольте же собой владеть!
На всех вы можете глядеть
Невозмутимыми глазами, Когда невидимы вы сами.
Однако мне теперь пора.
Желаю, сударь, вам добра.
Для вас я честно потрудилась, Вам, слава богу, пригодилась».
Едва простился рыцарь с ней, Шум сделался еще слышней.
Ввалились прямо в зал вассалы, У них в руках мечи, кинжалы, Секиры, палицы, ножи.
Оруженосцы и пажи
Все закоулки оглядели.
Ну что за притча, в самом деле?
Коня нашли мгновенно там, Разрубленного пополам, А рыцарь в руки не давался.
Где спрятался? Куда девался?
Он через дверь пройти не мог.
Сбиваются вассалы с ног.
Неужто дверка сплоховала?
Она без промаха, бывало, Казнит непрошеных гостей, Отведав мяса и костей.
А впрочем, дверка не повинна: За ней другая половина
Коня злосчастного нашлась.
Когда скотина не спаслась, Неужто всадник жив остался?
И бестолково заметался
По замку весь дворовый люд.
Проклятья незнакомцу шлют, Кричат: «Куда бы мог он скрыться?
Ведь не могли бы раствориться
Такие двери все равно.
Не то что в нашу дверь - в окно
И птица бы не пролетела.
А человеческое тело?
Попробуй в щелочку пролезь!
Пожалуй, не помогут здесь
Наихитрейшие уловки.
Ни землеройке, ни полевке, Пожалуй, здесь не проскользнуть.
Закрыт гостям незваным путь.
И все же к нам проникло горе, Хоть наши двери на запоре.
Скончался только что сеньор.
Убийца где же? Кроме шпор
И кроме туши лошадиной, Улики, что ли, ни единой
И в спешке не оставил он, В ловушку нашу завлечен?
Найти убийцу не пора ли?
Или нечистые украли
Его, зловредного, у нас?
Такое видим в первый раз!»
В пылу бессмысленного гнева
То вправо кинутся, то влево, Суют носы во все углы, Заглядывают под столы, И под кровати, и под лавки, Намяв бока друг другу в давке.
Бросаются во все концы, Почти на ощупь, как слепцы, В любую дырку тычут палки, Рассудок потеряли в свалке
И лишь девицыну кровать
Стараются не задевать.
Вассалы не подозревали, Кто там сидит на покрывале.
Вдруг рыцарь наш затрепетал: Ни на кого не глядя, в зал
Вошла прекраснейшая дама.
Она была красивой самой
Среди красавиц всей земли.
Сравниться с нею не могли
Прекраснейшие христианки, И здешние и чужестранки.
Была в отчаянье она.
Своею горестью пьяна, Брела, не говоря ни слова, Убить себя была готова.
Отмечен скорбью бледный лик, В устах прекрасных замер крик.
Вошла, вздохнула, покачнулась, Без чувств упала, вновь очнулась, Рыдая, волосы рвала, Супруга мертвого звала.
Лежал в гробу сеньор покойный.
При гробе капеллан достойный, Он в облачении святом, Как полагается, с крестом.
Свеча, кропильница, кадило.
Как провидение судило, Бессмертный дух покинул плоть, И да простит его господь.
Мессир Ивейн внимал рыданьям.
Он тронут был чужим страданьем.
Подобный плач, подобный крик
Не для стихов и не для книг.
И посреди большого зала
Придворным дамам страшно стало: Кровоточит мертвец в гробу, Алеет снова кровь на лбу -
Наивернейшая примета: Убийца, значит, рядом где-то.
И снова в зале беготня, Проклятья, ругань, толкотня.
Так разъярились, что вспотели.
Ивейну, впрочем, на постели
Досталось, тоже под шумок.
Отважный рыцарь наш не мог
От палок длинных увернуться.
Нельзя ему пошевельнуться.
Вассалы бесятся, кричат, А раны все кровоточат.
Мертвец как будто хмурит брови, Окрашенные струйкой крови.
Сойти с ума недолго тут.
Никак вассалы не поймут, Что происходит в этом зале.
Переглянулись и сказали: Когда убийца среди нас, Его, наверно, дьявол спас
От нашей справедливой кары.
Тут явно дьявольские чары!»
И закричала госпожа, От гнева дикого дрожа, Рассудок в бешенстве теряя: «Как? Не нашли вы негодяя?
Убийца! Трус! Презренный вор!
Будь проклят он! Позор! Позор!
Привык он действовать бесчестно.
Известно было повсеместно, Что мой супруг непобедим.
И кто бы мог сравниться с ним?
Он был храбрец, он был красавец.
Ты обокрал меня, мерзавец!
Я не увижу никогда
Того, кем я была горда, Того, кого я так любила.
Какая только мразь убила
Возлюбленного моего?
Твое напрасно торжество, Ты нежить, погань, гад ползучий!
Подумаешь, какой везучий!
Ты призрак или дьявол сам, Твоя победа - стыд и срам, Ты трус без всяких оговорок!
Эй, невидимка, призрак, морок!
Сдается мне, что ты вблизи.
Обманывай, крадись, грози!
Тебя, мой враг, я проклинаю.
Я не боюсь тебя, я знаю: Ты по своей натуре слаб.
Ты жалкий трус, ты подлый раб, Ты притаился от испуга.
Как? Моего сразив супруга, Явиться ты не смеешь мне?
Ты, присягнувший сатане, Конечно, ты бесплотный морок!
Того, кто был мне мил и дорог, Не победил бы человек.
Ты наказания избег, Хранимый силой ненавистной, Ты мне противен днесь и присно!»
Так проклинала госпожа
Того, кто, жизнью дорожа, Почти что рядом с ней скрывался, Таился и не отзывался.
Отчаяньем поражена, Совсем измучилась она, И в тягостной своей печали
Вассалы верные устали
Усердно шарить по углам, Перебирая всякий хлам.
Исчез преступник. Вот обида!
Но продолжалась панихида, И пел благочестивый хор.
Уже выносят гроб во двор.
За гробом челядь вереницей.
Скорбит народ перед гробницей.
Плач, причитания кругом.
Тогда-то в горницу бегом
Девица к рыцарю вбежала: «Мессир! Как я за вас дрожала!
Боялась я, что вас найдут.
Искали вас и там и тут, Как пес легавый - перепелку, Но, слава богу, все без толку!»
«Досталось мне, - Ивейн в ответ, -
Но только трусу страх во вред.
Я потревожился немножко
И все-таки хочу в окошко
Или хоть в щелочку взглянуть, Каким последний будет путь
Столь безупречного сеньора.
Конечно, погребенье скоро!»
Ивейну не до похорон.
К окну готов приникнуть он, Нисколько не боясь последствий, Пускай хоть сотни тысяч бедствий
Неосторожному грозят
За ненасытный этот взгляд: Привязан сердцем и очами
Мессир Ивейн к прекрасной даме, Навеки дивный образ в нем.
И постоять перед окном
Ему позволила девица.
Ивейн глядит не наглядится.
Рыдая, дама говорит: «Прощайте, сударь! Путь открыт
Вам, сударь, в горние селенья
С господнего соизволенья.
Пускай замолкнет клевета!
Вы, господин мой, не чета
Всем тем, кто в наше злое время
Еще вдевает ногу в стремя.
Вы, сударь, веку вопреки, Душою были широки, И основное ваше свойство -
Неколебимое геройство.
Кто мог бы с вами здесь дружить?
Дай бог вам, сударь, вечно жить
Среди святых, среди блаженных, Среди созданий совершенных!»
Отчаяньем поражена
Рыдает скорбная жена, Свой несравненный лик терзает, Себя жестоко истязает, Как будто горе все сильней.
Ивейн едва не вышел к ней.
Благоразумная девица
Ему велит остановиться
И говорит: «Нет, рыцарь, нет!
Вы позабыли мой совет!
Куда вы? Стойте! Погодите!
Отсюда вы не выходите!
Извольте слушаться меня!
На вас надежная броня.
Невидимость - вот ваши латы.
Бояться нечего расплаты, Судьба победу вам сулит, Надежда душу веселит.
В союзе с мудростью отвага
Восторжествует вам на благо.
Хранимы вы самой судьбой.
Следите только за собой, За языком своим следите!
Не то себе вы повредите.
По-моему, не так уж смел
Тот, кто сдержаться не сумел, Кто, наделенный вздорным нравом, Пренебрегает смыслом здравым.
Таит безумие храбрец
И поступает, как мудрец.
Безумию не поддавайтесь!
Предусмотрительно скрывайтесь!
Не заплатить бы головой
Вам за проступок роковой!
Свои порывы побеждайте, Мои советы соблюдайте!
Соображайте сами впредь!
За вами некогда смотреть
Мне в этот час, когда придворный
В своей печали непритворной
Сеньора должен хоронить.
Чтобы себя не уронить, Чтобы не вызвать подозренье, Я тороплюсь на погребенье».
Ушла. Глядит Ивейн в окно.
Что хочешь делай, все равно Из рук навеки ускользает
Все то, на что он притязает, -
Вернее, мог бы притязать, -
Дабы победу доказать, Одним свидетельством бесспорным
Всем злопыхателям придворным
Заткнув завистливые рты
Во избежанье клеветы.
Куда теперь ему деваться?
Кей снова будет издеваться.
Ему прохода Кей не даст.
Всегда на колкости горазд, Насмешник этот родовитый
Язык имеет ядовитый, До глубины души доймет.
Но как он сладок, новый мед, Еще неведомые соты, Неизреченные красоты
Любви, которая царит
В сердцах, где чудеса творит.
Весь мир Любовь завоевала, Повсюду восторжествовала
Она без боя и в бою, И в ненавистницу свою
Ивейну суждено влюбиться, И сердцу без нее не биться, Хоть неизвестно госпоже, Что за покойника уже
Она жестоко отомстила: Убийцу дерзкого прельстила.
Смертельно ранит красота, И нет надежного щита
От этой сладостной напасти.
И жизнь и смерть не в нашей власти.
Острее всякого клинка
Любовь разит наверняка.
Неизлечима эта рана.
Болит сильнее, как ни странно, Она в присутствии врача, Кровь молодую горяча.
Ужасней всякого гоненья
Неизлечимые раненья.
Ивейн Любовью побежден, Страдать навеки осужден.
Любовь могла бы, как известно, Обосноваться повсеместно.
И как Любви не надоест
Блуждать среди различных мест, Оказывая предпочтенье
Обителям, где запустенье?
Как бы не ведая стыда, Она вселяется туда, Уходит и спешит обратно
Стократно и тысячекратно, Жилья не бросит своего.
Такое это божество: И в запустенье обитает, Убожество предпочитает, Довольная своим гнездом, Как будто в наилучший дом
Она торжественно вселилась
И всей душой возвеселилась.
С высот нисходит прямо в грязь
Любовь, нисколько не стыдясь.
Так что нельзя не изумиться: Любовь небесная срамится, Разбрызгивая здесь и там
В зловонном прахе свой бальзам, Цветет на самом скверном месте, И ей позор милее чести.
Ее стряпню изволь вкушать!
И к желчи сахар подмешать
Порою пробует и даже Подбавить меду к черной саже.
Любовь преследует царей, Подвластен каждый рыцарь ей, Смиренно служат ей монахи, И переднею дамы в страхе.
Любовь за горло всех берет, И знает каждый наперед
Псалтырь любви, псалмы святые.
Читайте буквы золотые!
Мессир Ивейн перед окном.
Он помышляет об одном, В мечтах отрадных забываясь.
Ивейн глядит не отрываясь
На несравненный этот лик.
Прекрасней дама что ни миг, Идет печаль прекрасной даме.
Владеет красота сердцами, И можно только тосковать, Не смея даже уповать.
Влюбленный думает, гадает
И сам с собою рассуждает: «Нет, я, конечно, сумасброд, Во мне безумье верх берет.
Опасней в мире нет недуга.
Смертельно ранил я супруга
И завладеть хочу вдовой.
Вот замысел мой бредовой!
Казнить она меня мечтает.
Какую ненависть питает
Она ко мне сегодня! Да, Однако женская вражда
В один прекрасный день минует.
Мою красавицу взволнует
Иная пылкая мечта, У каждой дамы больше ста
Различных чувств одновременно.
Меняются они мгновенно.
Нельзя надежду мне терять, Фортуне лучше доверять.
Не знаю, что со мной творится, Любви готов я покориться.
Ослушник был бы заклеймен.
До самого конца времен
Все говорили бы: предатель!
Так помоги же мне, создатель!
Благословляю госпожу, Навеки ей принадлежу.
Скорей бы мужа позабыла, Скорей бы только полюбила
Лихого своего врага.
О, как она мне дорога!
И я врагом ее считаюсь?
Оправдываться не пытаюсь.
Ее супруг был мной сражен.
Прекрасней нет на свете жен, Красавиц краше не бывает.
Когда Любовь повелевает, Не подчиниться - стыд и срам.
Мою любовь я не предам.
Любви смиренно повинуясь, Я говорю, не обинуясь: Ей друга не найти верней.
И пусть я ненавистен ей, На ненависть я отвечаю
Одной любовью и не чаю
Иной награды, лишь бы мне
Служить пленительной жене.
Зачем она себя терзает
И как, безумная, дерзает
Рвать золотистые власы, Подобной не щадя красы?
Нет, не со мной она враждует.
Она как будто негодует
На собственную красоту.
Ее счастливой предпочту
Увидеть, если так прекрасна
Она в тоске своей напрасной.
Зачем она себя казнит
И не щадит своих ланит, Желанных, сладостных и нежных, И персей этих белоснежных?
Мою красавицу мне жаль.
Конечно, никакой хрусталь
С прозрачной кожей не сравнится.
Натура - божья ученица.
Однако что и говорить!
Решив однажды сотворить
Прекрасное такое тело, Натура бы не преуспела, Когда бы, тварь свою любя, Не превзошла сама себя.
Бог сотворил своей рукою
Мою владычицу такою, Чтобы натуру поразить
И сердце мне навек пронзить.
Тут сомневаться неприлично.
Не мог бы сам господь вторично
Такое чудо сотворить.
Нельзя шедевра повторить».
Обряд кончается печальный, Народ уходит подначальный, Двор постепенно опустел.
Когда бы только захотел
Наш рыцарь славный на свободу, Его внезапному уходу
Не мог бы недруг помешать.
Ему бы впору поспешать, -
Открыты двери и ворота.
Совсем, однако, неохота
Ивейну замок покидать, Ивейн предпочитает ждать.
Когда девица возвратилась, Она как будто спохватилась: «Как, сударь, время провели?»
«От всяких горестей вдали, Понравилось мне в этом зале».
«Что, господин мой, вы сказали?
Понравилось вам тосковать
И жизнью вашей рисковать?
Быть может, сударь, вам по нраву, Когда кровавую расправу
Над вами учиняет враг?»
«Нет, милая моя, не так.
Отнюдь не смерть меня прельстила.
Надежду жизнь мне возвестила, Как только смерти я избег.
Не разонравится вовек
То, что понравилось мне ныне».
«Конечно, толку нет в унынье.
Не так уж, сударь, я глупа
И, слава богу, не слепа, -
Ивейну молвила девица. -
Чему тут, сударь мой, дивиться!
А впрочем, заболтались мы.
Из вашей временной тюрьмы
Вам выйти можно на свободу».
«Там во дворе толпа народу, -
Мессир Ивейн сказал в ответ. -
Спешить сегодня смысла нет.
Еще погонятся за мною.
Грех красться мне порой ночною!»
Наш рыцарь в замке как в раю.
Девица в горенку свою
Ивейна пригласила снова
За неимением иного
Приюта для таких гостей.
Там в ожиданье новостей
Остался рыцарь утомленный.
Была достаточно смышленой
Девица, чтобы в сей же час
Уразуметь без лишних фраз, Какая благостная сила
Ивейна в зале покорила, Преобразив его тюрьму, Когда грозила смерть ему.
Девица шустрая, бывало, Советы госпоже давала.
Не допустив ни тени лжи, Наперсницею госпожи
Ее нередко называли.
Молчать она могла едва ли, Когда для присных не секрет, Что госпоже печаль во вред.
Девица наша не смутилась.
Она к хозяйке обратилась: «Хочу, сударыня, спросить: Вы господина воскресить
Своей надеетесь тоскою?»
«Ах, что ты! Нет, но я не скрыто: Сама хочу я умереть!»
«Зачем, скажите?» - «Чтобы впредь
Не разлучаться с ним!» - «О боже!
Так сокрушаться вам негоже, Когда получше муженька
Бог вам пошлет наверняка!»
«Молчи! Не нужно мне другого!»
«Я замолчать всегда готова.
И почему не промолчать, Чтоб госпожу не огорчать.
Я не пускаюсь в рассужденья, Но ваши, госпожа, владенья
Какой воитель защитит?
Пусть вам замужество претит, Пройдет еще одна седмица, И к замку войско устремится, По нашим рыская лесам.
Король Артур прибудет сам
В сопровожденье целой свиты.
Источник требует защиты, Меж тем супруг скончался ваш.
Высокородная Соваж
В письме своем предупреждает, Что короля сопровождает
Цвет рыцарства, тогда как нам
В придачу к дедовским стенам
Достались воины плохие.
Все наши рыцари лихие
Не стоят горничной одной, Когда грозит нам враг войной.
Все наши рыцари исправны, Однако слишком благонравны
И, что бы ни произошло, Сесть не осмелятся в седло, Предпочитая разбежаться, Когда приказано сражаться».
Казалось бы, сомнений нет.
Однако правильный совет
Принять без всяких разговоров
Не позволяет женский норов.
Упрямством женщина грешит.
Отвергнуть женщина спешит
Все то, что втайне предпочла бы.
Прекраснейшие дамы слабы.
И закричала дама: «Прочь!
Меня ты больше не морочь!
Мне речь такая докучает!»
«Ну, что ж, - девица отвечает, -
Пожалуй, замолчать не грех, Раз вы, сударыня, из тех, Кого советы раздражают, Когда несчастья угрожают».
Девицу дама прогнала, Однако быстро поняла, Что поступает безрассудно, Хотя признаться в этом трудно.
Впредь нужно действовать мудрей.
Узнать бы только поскорей, Кто этот рыцарь, столь достойный, Что не сравнится с ним покойный.
Душою лишь бы не кривить
И разговор возобновить.
Терпенья, что ли, не хватило?
Не выдержала, запретила, Вперед желая забежать, Она девице продолжать.
Девица вскоре, слава богу, Пришла хозяйке на подмогу
И продолжала разговор
Как будто бы наперекор.
«Хоть не к лицу мне забываться, По-моему, так убиваться -
Пусть госпожа меня простит -
Для знатной дамы просто стыд.
И если рыцарь погибает, По-моему, не подобает
Весь век скорбеть, весь век рыдать.
С собою нужно совладать, О новом помышляя муже.
Найдутся рыцари к тому же, Чья доблесть мертвого затмит.
Напрасно вас печаль томит!»
«Ты лжешь! Всему своя граница.
Никто не мог бы с ним сравниться!
И ты скажи попробуй мне, Кто с ним сегодня наравне!»
«Молчать мне, правда, не годится.
А вы не будете сердиться?»
«Нет, говори, я не сержусь».
«Для вас я, госпожа, тружусь.
Свою служанку не хвалите!
Вы только соблаговолите
Стать вновь счастливой в добрый час, Облагодетельствовав нас.
Могу продолжить без запинки.
Два рыцаря на поединке.
Кто лучше? Тот, кто побежден?
По-моему, вознагражден
Всегда бывает победитель, Хоть рядовой, хоть предводитель.
А кто, по-вашему, в цене?»
«Постой, постой, сдается мне, Меня ты заманила в сети».
«Ведется так на белом свете.
Извольте сами рассудить: Дано другому победить
В сраженье вашего супруга.
Пришлось в бою сеньору туго, И скрылся в замок наш сеньор.
Напоминанье - не укор, И заводить не стоит спора.
Отважней нашего сеньора
Тот, кто сеньора победил».
«Язык твой злой разбередил
Мою мучительную рапу.
Нет, больше слушать я не стану.
Ты хочешь боль мне причинить.
Не смей покойника чернить, Иначе горько пожалеешь, Сама едва ли уцелеешь!»
«И так, по правде говоря, Я с вами рассуждала зря.
Я госпоже не угодила, Хоть госпожу предупредила: Не сладко слушать будет ей.
Конечно, впредь молчать умней».
И поскорей - в свою светлицу, Где ждал мессир Ивейн девицу.
Девица гостю своему
Немного скрасила тюрьму.
Однако рыцарь наш томится, К своей возлюбленной стремится, Не знает пылкий наш герой, Как в первый раз и во второй
Девица счастья попытала
И за него похлопотала.
Не может госпожа заснуть, И ночью глаз ей не сомкнуть.
Ах, как ей нужен покровитель!
Какой неведомый воитель
Источник дивный защитит?
Несчастье кто предотвратит, Когда несчастье угрожает?
Она девицу обижает, На ней одной срывает зло, Когда на сердце тяжело
И на душе не прояснилось, А все-таки не провинилась
Девица перед госпожой.
Должно быть, рыцарь тот чужой
И впрямь герой - на то похоже.
Девице госпожа дороже
Любых проезжих молодцов.
Совет хорош, в конце концов.
С девицей нужно помириться, Когда девица - мастерица
Советы мудрые давать.
А как бы рыцаря призвать -
Нет, не на тайное свиданье -
На суд, в котором оправданье
Высоких доблестей таких
В глазах завистливых людских.
Отвагу каждый уважает.
Перед собой воображает
Она влюбленного врага, До невозможности строга.
«Добиться правды постараюсь.
Убийца ты?» - «Не отпираюсь.
Да, ваш супруг был мной сражен».
«Жестокостью вооружен, Ты мне желал тогда худого?»
«Сударыня, даю вам слово, Скорее умер бы я сам!»
«Благодаренье неб
Список литературы
Расцвет литературы средневекового города приходится в основном на XIII век, хотя последующие века продолжили ее художественные открытия, которые во многом стоят у истоков культуры Возрождения. Состав городского населения в Средние века был очень пестрым. Здесь жили ремесленники, торговцы, в городах селились рыцари и духовенство, здесь находились разнообразные образовательные центры - от соборных школ до университетов. Это определило большую подвижность и разностильность городской культуры в сравнении с традиционной феодальной.
В городе сильны были традиции ученой латинской литературы. Отношение к куртуазной литературе здесь было двойственным. С одной стороны, возникала потребность ее пародирования, отражавшая социальные приоритеты нового городского населения. С другой стороны, привилегированная городская верхушка тянулась к куртуазии, стремясь воспринять рыцарское вежество.
В городе особенно активно начинает развиваться смеховая культура средневековья, связанная, как это прекрасно показал М.М. Бахтин в своей классической работе о Франсуа Рабле, с эстетикой карнавала. Карнавал, уходящий в глубь фольклорной традиции и древних языческих празднеств был построен на пародировании, снижении традиционных авторитетов и ценностей, на их десакрализации, что усиливало сатирические, смеховые аспекты городской культуры.
При этом городская сатира неотделима от дидактики: город стремился утверждать собственные ценности, новую мораль человека третьего сословия.
С дидактической установкой связан расцвет аллегорических жанров в городской литературе.
Преобладание сатирических и дидактических тенденций во многом определило своеобразную систему жанров городской литературы.
Модуль 2. Городская новелла (французские фаблио)
Цель модуля - ознакомление студентов с жанром фаблио.
Новелла, как жанр городской литературы, ориентированный на изображение социального быта и нравов, получает особое распространение в XII-XIII веках. В основе ее всегда какой-нибудь житейский курьез (анекдот), она динамична, остросюжетна и стремится к изображению социальных типов, а не индивидуальных характеров. Поэтому персонажи средневековой новеллы в основном безымянны, обозначено лишь их социальное положение (виллан, рыцарь, священник и т.д.).
Особенно полно жанровое своеобразие новеллы выразилось во французских фаблио. Это небольшие стихотворные повествования с простым и ясным сюжетом и небольшим количеством действующих лиц. Основным объектом социальной сатиры становится здесь духовное сословие. Дерзость, ум, изворотливость выступают добродетелями нового положительного героя-горожанина. В отличие от куртуазной литературы, любовь получает в фаблио подчеркнуто приземленную трактовку, и обманутый муж всегда является объектом осмеяния, а ловкая жена вместе с дерзким любовником неизменно торжествуют победу.
Фаблио в основном были жанром анонимным, что подчеркивает их связь с городским фольклором.
О рыцаре в алом платье
На землях графства Даммартена, Поблизости от Сен-Мартена, У поймы - той, где много дичи, Где не смолкает гомон птичий, Жил славный рыцарь. Целым краем
Он был за доблесть почитаем.
От рыцаря неподалеку
С своей супругой светлоокой
Жил-поживал сеньор богатый, И рыцарь, страстью весь объятый, К любви красавицу склонил.
А раз он по соседству жил, В двух с половиной лье, от силы, То он частенько ездил к милой.
Турнирам тоже был он рад;
Искал он чести и наград, -
Такого раны не пугали!
Супруг - напротив: тот едва ли К наградам боевым привык, Зато был боек на язык.
Рассказывать со знаньем дела, Судить уверенно и смело
О схватках - это он любил!
Турнир в Санлисе как-то был, -
Супруг пустился в путь-дорогу.
А дама, погодя немного, Слугу отправила к соседу: Его, мол, просят на беседу.
Оповещен слугой толковым, Друг, в алом платье, самом новом, На горностаевой подкладке, Горя в любовной лихорадке, К любезной, как школяр, спешит.
Он на коне своем сидит, Сверкая шпорой золоченой, Как на охоту снаряженный;
При нем - обученный недавно
Его линялый сокол славный
И две собачки-невелички, Ну сами чуть побольше птички -
Им жаворонка не вспугнуть!
Так снарядился рыцарь в путь
По правилам любви учтивой
И прискакал нетерпеливо
Туда, где, знал он, ждут его.
Во двор въезжает - никого!
До коновязи конь процокал, На столбике уселся сокол, А он - к красавице бегом.
Ему давненько путь знаком
В покой, где милая ждала.
Она хотя и не спала, Но все одежды поснимала -
Нагая друга ожидала.
Вот рыцарь радостно бежит
К постели, где она лежит, Вся нежной белизной сверкая.
Он, время даром не теряя, С ней лечь хотел совсем одет, Но встретил ласковый запрет
От милой дамы рыцарь прыткий: -
Сначала скиньте все до нитки!
Вы сами разве б не хотели
Нагим лежать со мной в постели, Чтоб не стеснять ничем объятий?
И, платье сняв, в ногах кровати
Его сложил он на сундук -
С себя покорно сбросил друг
Все, от рубахи и до шпор.
Теперь уж не грозит отпор!
Он к милой кинулся в объятья.
Не стану и перечислять я
Их ласки, игры и забавы, -
Кто сам любил, тот может, право, Все без меня представить ясно: Зачем слова терять напрасно?
Скажу лишь кратко: вместе лежа, Они изведали все то же, Что и другие люди в мире.
А вот сеньору на турнире
Совсем не повезло, как видно: Он на заре, чуть стало видно, К себе домой вернулся вдруг.
- Что тут за конь? - кричит супруг.
Чей сокол? - Речь заслыша ту, Отсюда хоть до Пуату
Бежал бы рыцарь, если б мог.
Он в самый дальний уголок
Забился, соскочив с постели, Да захватить успел он еле
Одну рубаху по дороге, А дама на него в тревоге
Валит меха и покрывала.
Супруг был удивлен немало, Коня чужого обнаружа, Но в спальне обуяли мужа
И подозрение и гнев
При виде платья. Побледнев, Дрожит он с ног до головы.
- Скажите, с кем здесь были вы? -
Кричит, а сам мрачнее тучи. -
Чей это конь, признайтесь лучше!
Что означает платье это? -
Недолго ей искать ответа.
Она сказала: - Боже правый!
Да как не встретились вы, право?
К нам брат мой приезжал недавно, И вы послушайте, как славно
Он вас задумал одарить!
Мне стоило проговорить, Что вам, супруг мой, красный цвет
К лицу, - и братец мой в ответ
На ту бесхитростную речь
Наряд свой красный скинул с плеч, Плащом дорожным заменя.
Да и любимого коня, И двух собачек для охоты, И сокола, и позолотой
Сверкающую пару шпор
Вам подарил. Напрасно в спор
Я с ним вступила и сердилась
И даже чуть ли не бранилась, -
Он все подарки вам оставил: Обратно брать, мол, - против правил.
Придется их принять! Ну что же, Вольны вы отдарить попозже, Коль дни продлит вам царь небесный!
Сеньору вести эти лестны, Теперь он вовсе не нахмурен.
- Ну и подарки! Вот так шурин!
Мне конь, конечно, пригодится, Да и собаки, да и птица!
Одно лишь чуточку нескладно -
Не слишком ли выходит жадно?
От платья надо б отказаться.
Но ведь подарками считаться
Между столь близкими людьми
Нейдет, клянусь святым Реми!
Коль брать дары не хочет друг, Так, значит, сам дарить он туг!
И дело было решено.
Недаром дама столь умно, Столь ловко обошлась с сеньором, -
На смену спорам и укорам
Пришел спокойствию черед.
А дама снова речь ведет: - Сеньор, клянусь святым Мартином, Давненько спать пора идти нам, Устали вы, вам отдых нужен.
Вот на столе для вас и ужин.
Поешьте да скорей в кровать.
Сеньор, наскуча рассуждать, Разделся, лег к своей жене.
Хоть он жену, поверьте мне, Поцеловал и раз и два, Но та ответила едва, И вскоре сон сморил супруга.
Жена слегка толкнула друга, А он того и ждал. И вот
Он платье с сундука берет
На ощупь: в спальне - мрак кромешный.
Не до беседы тут, конечно, -
Надел он молча свой убор
И, выйдя поскорей во двор, Уехал в полном снаряженье.
Супруг меж тем без пробужденья
Проспал до позднего утра.
Однако и вставать пора.
Вскочил сеньор - и весел снова: Ему богатая обнова, Как видно, по сердцу была.
Он позабыл про все дела, Спешит наряд примерить алый.
Но, как доныне то бывало, Слуга несет наряд зеленый.
Сеньор, немало разозленный, Наряда в руки не берет
И говорит слуге: - Не тот!
Какой ты, право, бестолковый!
Я спрашиваю алый, новый, Что давеча оставил шурин! -
Слуга стоит, глядит, как дурень, Не понял он, о чем тут речь: Вчера пришлось ему стеречь
Весь день хозяйские покосы.
А дама начала расспросы, Глубокий испуская вздох: - Супруг мой, да хранит вас бог, Прошу вас, толком объясните, Какое платье вы хотите?
Вы, верно, новое купили
Иль на турнире получили?
Скажите, где оно, - я вам
Его немедленно подам.
- Я платье то, - сказал супруг, -
Хочу надеть, что на сундук
Вчера ваш братец положил
И мне в подарок предложил.
Я вижу, что ему я люб, Коль на подарки он не скуп!
Не всякий, право, был бы рад
Снять с плеч богатый свой наряд
И зятю в дар его оставить!
- Хотите вы себя ославить, -
Сказала дама, - это видно.
Сеньор! Ужели вам не стыдно
Вести себя, как менестрель?
Послушайте, да вы в уме ль?
Нет, лучше вам в могилу лечь, Чем на себя позор навлечь!
Принять в подарок одеянье.
Роняя честь свою и званье!
Носить одним жонглерам тоже, Ну, и певцам бродячим тоже, Чужой наряд. Уж так пошло, Уж таково их ремесло.
Сеньоры же досель носили
Лишь платье, что портные шили
На них самих, по мерке, впору.
Об этом быть не может спору.
Так образумьтесь, милый друг!
Однако не поймет супруг, Куда же платье запропало: Его ведь - в ум ему запало -
Он здесь, на сундуке, видал!
Оруженосца он послал
Слуг допросить. Тот допросил их, -
Добиться правды был не в силах;
Они подучены все были, Двух слов спроста не проронили.
Муж сам на розыски пустился
И тоже толку не добился.
Да разве правду он узнает!
Ведь дама всеми заправляет: Слуг на веревочке держа, Вертит всем домом госпожа.
Вот муж, сойдя с женой во двор, Заводит новый разговор: - А конь куда же запропал?
Намедни я коня видал, Да с соколом еще и псами.
И вы же объяснили сами, Что их, мол, шурин мне дарит.
- Ей-богу, - дама говорит, -
В последний раз здесь был мой брат
Два месяца тому назад.
Да хоть и нынче бы явился, Так неужели бы решился
Он вас, супруг мой, оскорбить
И вам все это надарить!
Нет, с вами обойтись так странно
Он мог бы только сдуру, спьяну: Ведь от земли у вас доход
По восемь сотен ливров в год!
Таким по мерке платье шьется, Таким, поверьте, иноходца
Самим лишь покупать пристало.
К вам, без сомненья, хворь пристала!
Домой вы странный воротились, В уме как будто помутились.
Меня пугает ваша речь.
Уж не было ль недобрых встреч, Поветрия, дурного глазу?
В лице вы изменились сразу.
Увы, берет меня испуг: Скорей спешите, мой супруг, О милости молиться божьей!
Да Оррия святого тоже Просите память вам вернуть.
Довольно вам в глаза взглянуть, Чтоб порчу заподозрить в вас.
Молю, скажите мне тотчас, Ужели вправду вы считали, Что платье и коня видали?
- Ей-богу, мне казалось так!
- Господь, я верю, будет благ, Вас охранит его десница, И память ваша возвратится -
К святому Оррию недаром
Вы съездите с богатым даром.
Да, верно! А еще, быть может, Святой Людовик мне поможет, Илья, Иаков и Ромаклий.
Всех нужно посетить, не так ли? -
Она сказала: - С богом, в путь!
Еще должны вы заглянуть
К Эсторию, затем в обитель, Где вам поможет сам Спаситель, -
Все богомольцы там бывают.
Еще туда, где пребывает
Заступник наш святой Эрнулий, Вы б по дороге завернули.
Ему ведь с давешнего лета
Вы собирались по обету
Во весь свой рост возжечь свечу, -
Ваш долг напомнить вам хочу. -
Супруга, коль угодно богу, Готов пуститься я в дорогу!
Так, правде вопреки простой, Вдруг обратилось в сон пустой, И в бред горячечный, и в чушь
Все, что намедни видел муж.
Дня через два иль три, не боле, Собрался он на богомолье, -
Поторопила в путь жена, Заботою о нем полна.
В моем рассказе - поученье: Не полагайтесь вы на зренье, Оно вас может обмануть.
Коль знать хотите что-нибудь, Без рассуждений вы должны
Внимать словам своей жены.
О буренке, поповской корове
Вот быль про одного виллана.
В день приснодевы, утром рано, Пошел с женой он в божий храм.
С амвона перед службой там
Поп начал паству наставлять: Мол, бога надо одарять, Чтоб не была молитва лишней;
Вознаградит вдвойне всевышний, Коль дар от сердца принесен. -
Жена, смекаешь? Поп умен! -
Виллан промолвил. - Ей-же-ей, Даруй по совести своей, И бог добро твое умножит.
Пожалуй, пригодиться может
Корова наша в дар для бога, -
Ведь молока дает немного
И нам не больно-то нужна.
- Ну что ж! - отозвалась жена. -
Отдать Белянку я согласна. -
И, слов не тратя понапрасну, Едва домой прийти успев, Виллан стопы направил в хлев;
Свою Белянку он выводит, К попу с коровою приходит, А поп их был большой хитрец.
Виллан с мольбой к нему: -
Отец! Примите, богу в дар, коровку. -
И он вручил попу веревку, Клянясь, что отдал все, что мог. -
Ты мудро поступил, дружок! -
Сказал отец Констан учтиво, Довольный эдакой поживой. -
Ступай, твое похвально рвенье.
Другим бы столько разуменья, И я бы насбирал тогда С прихода целые стада!
Виллан в обратный путь идет.
А поп слуге приказ дает
Белянку к дому приучать: Для этого ее связать
С Буренкою, своей коровой, Что на земле паслась поповой.
Слуга Белянку и повел, Коров связал, а сам ушел, Пастись оставив их. И вот
Буренка книзу шею гнет -
Жует траву, хвостом махает, Ну, а Белянка ей мешает: Веревку тянет во всю мочь -
Уходит за ограду прочь, Ведет Буренку по лугам, По огородам и полям, Пока ее не притащила -
Хоть нелегко бедняжке было! -
Во двор виллана, к самой двери.
Виллан глядит, глазам не веря.
- Жена! Смотри-ка! - молвит он, Обрадован и удивлен, -
Ведь поп наш правду говорил -
Господь вдвойне нас наградил: С Белянкой к нам пришла Буренка, То бишь, вторая коровенка!
Чай, тесен будет хлевушек...
В моем рассказе всем урок: Не пожалев даянья богу, Приобретает умный много, А глупый терпит неудачу, Свое добро копя да пряча.
Как видите, совсем нежданно
Две коровенки у виллана, А поп корову потерял: Мнил выиграть - ан проиграл.
Завещание осла
Кто беспечально хочет жить
И дни в довольстве проводить, Добра накапливая груды, Того ждут толки, пересуды
И сплетни злобных болтунов.
Вредить любой тебе готов -
Ведь зависть всяк в душе питает.
Хозяин щедро угощает, Но коль гостей с десяток есть, То сплетников из них - пять-шесть, Завистников же - целых девять.
Бранят хозяина везде ведь, А перед ним небось юлят
И подольститься норовят.
Раз ненадежны, неверны
Те, кто тобой ублажены, Дождешься ли чего иного
Ты от совсем тебе чужого?
Что делать, свет стоит на том!
Речь поведу я вот о чем.
В селе богатом жил священник.
Он думал только, как бы денег
Ему побольше, для дохода, Со своего собрать прихода.
Одежды - горы в сундуках, Зерна - до крыши в закромах;
И поп хранил зерно не впрок, А чтоб продать в удобный срок, Попридержав порой до пасхи.
Не одолжит он без опаски
Тебе гроша, а звал дружком.
Ну, прямо хоть бери силком!
Был у попа осел - такого
На свете не найти другого.
С усердием трудясь примерным, Он двадцать лет слугой был верным, Разбогатеть попу помог, А после одряхлел и сдох.
Поп работягу почитал
И шкуру драть с него не стал;
Осла оплакал, а потом
Зарыл на кладбище людском.
Епископ, не в пример попу, Кормил всегда гостей толпу.
Радушен был он и учтив
И в хлебосольстве столь ретив, Что, если гость к нему заглянет, Он и больной с постели встанет;
Среди людей он быть привык, Тем врачевал себя старик.
Дом вечно полон был народу, А слуги там, гостям в угоду, Спешили сделать в миг один
Все, что прикажет господин;
Посуда же вся в долг взята: Кто щедр, в долги войдет всегда.
Однажды гости за столом, Беседуя о том, о сем, Заговорили о попах -
Сквалыжниках и богачах: Даяньем, мол, почтят нескоро
Епископа или сеньора.
Тут о хозяине осла, Попе богатом, речь зашла -
Всю жизнь его так расписали, По книге словно прочитали, Достатком наделив таким, Что вдоволь было бы троим
(По совести вам говоря, Болтают часто люди зря).
Ужасный грех им совершен!
Кем будет грешник обличен, Тот поживится, и на славу! -
Так возвестил Робер, лукаво
При этом поглядев на всех.
Спросил епископ: - Что за грех?
- Он святотатец, бедуин!
Осла, по кличке Балдуин, В земле священной он зарыл! -
И, негодуя, возопил Епископ: -
Вечный срам и стыд
Тому, кто грех такой творит!
Сюда его без промедленья!
Посмотрим, что на обвиненья
Паскудник сей ответить сможет.
Коль это верно, бог поможет, И пени я с него возьму.
- Поверьте слову моему, Я вам всю правду доложил!
Да этот поп и вас не чтил. -
Попа позвали. Он на зов
Явился: отвечать готов
За свой поступок дерзновенный
И кару понести смиренно.
- О еретик, служитель зла!
Куда зарыли вы осла?!
Так церковь оскорбить бесстыдно!
Ума лишились вы, как видно.
Свершить такое преступленье -
Ослу устроить погребенье
Там, где людей почиет прах!
Клянусь святыми в небесах, -
Коль правду люди говорят
И эту гнусность подтвердят, Я дел таких не потерплю, В темницу бросить вас велю! -
А поп в ответ: - Известно нам -
Рта не завяжешь брехунам.
Но попрошу один лишь день я
У вас, отец, на размышленье: Подумать надо мне о том, Как отвечать перед судом.
- Даю на размышленье срок, Но буду беспощадно строг, Коль эти слухи справедливы.
- Ужель поверить им могли вы? -
С попом епископ расстается.
Шутить тут, видно, не придется, Но не боится поп ничуть -
Уж вывернется как-нибудь: Монет в мошне поповской хватит, И мзду любую он заплатит.
Урочный день настал - и вот
Наш поп к епископу идет.
«На суд принес в мошне с собой
Он двадцать ливров под полой -
Ему ведь нечего бояться, Что может без гроша остаться!
Вошел в покой он, не смущаясь.
Епископ молвил, усмехаясь: - Долгонько думали, отец, Что скажете вы наконец?
- Владыко! Я обдумал все, Но раздражение свое
Сдержать вам лучше, полагаю.
Я пререкаться не желаю
И говорю вам наперед: Коли меня возмездье ждет, Готов свободы я лишиться
Иль достояньем поплатиться. -
К попу, услышав речь такую, Епископ подошел вплотную.
А поп ничуть не унывает
И скаредность позабывает: В сутане пряча кошелек, Чтоб увидать никто не мог, Он речь свою повел украдкой: - Все расскажу вам по порядку.
При мне осел весь век свой прожил, И с ним богатство я умножил.
Служил он честно мне и славно, Работал двадцать лет исправно;
В год двадцать су - свидетель бог!
Ослу платил я точно в срок.
Так двадцать ливров он скопил
И завещать их вам решил, Дабы не знать мучений ада. -
Ждет в небесах его награда, -
Сказал епископ, - и прощенье
За все земные прегрешенья!
Теперь узнали вы о том, Как дело сладилось с попом: Епископ своего добился, А поп почтенью научился.
Рютбеф вам скажет в назиданье: Тому не страшно наказанье, Кто с кошельком на суд пришел.
Христианином стал осел, Пожав плоды щедрот своих.
На том я свой закончу стих.
О виллане-лекаре
На свете жил виллан богатый, Прижимистый и скуповатый.
Ходил он в поле день-деньской
И плуг водил своей рукой, Покрикивая на кобылу.
У мужика довольно было
Добра, но со своим добром
Он жил один, холостяком, -
К большой досаде и друзей, И, почитай, округи всей. -
Ну, что ж! Женюсь, - сказал он раз, -
Невеста б годная нашлась! -
С тех пор невесту для виллана
Друзья искали неустанно.
Жил старый рыцарь в том краю.
Жену он схоронил свою, Но дочкой мог он похвалиться -
Пригожей, умною девицей.
Богатств за ними не водилось, И рыцаря не находилось, Чтоб стал руки ее просить, Отцу ж хотелось дочку сбыть -
Лет было ей уже немало
И выйти замуж подобало.
Дружки виллана к ним приходят
И речь обиняком заводят
Про богатея-мужика: Мол, у него наверняка
Одежи, хлеба, денег - горы!
Недолги были разговоры -
Старик согласье дал на брак.
А дочь была послушна так, Что прекословить не решалась: Ведь матушка давно скончалась, И был суров ее отец.
Пошла девица под венец
И, хоть с нелегкою душой, Виллана сделалась женой, Вступила с ним в союз неравный.
Сыграли свадебку исправно, Но только с самых первых дней
Виллан стал видеть все ясней, Что он, бедняга, сплоховал -
Себе неровню в жены взял: «Навряд ли мужику годится
На дочке рыцарской жениться, -
Он размышлял. - Возьмусь за плуг, А под окошком рыцарь вдруг: Гуляке - что ни день, то праздник!
Не он, так капеллан-проказник, Пока жена сидит одна, Ходить к ней станет - и она
Уступит поздно или рано.
Нет, не полюбит ввек виллана, Не стоит муж такой гроша!
Ох я, пропащая душа!
Чем тут помочь, кто даст совет?
Теперь казниться - проку нет!»
Мужик башку себе ломает, Как уберечь жену, не знает...
«Вот что: пред тем как уходить, Ее с утра я буду бить;
Пока работаю я в поле, -
Наплачется уж, верно, вволю!
Коль будет хныкать и стонать, Кто вздумает к ней приставать?
А вечером, придя домой, Я повинюсь перед женой;
К ночи развеселю ее, С утра же - снова за свое: Того-сего поем немного, Побью жену, а сам - в дорогу».
Вот утром он садится есть.
Жена спешит еду принесть;
Не семгу подала она, А яйца, хлеб, стакан вина
Да сыра сочного кусок
Из заготовленного впрок.
Когда ж обед пришел к концу, Жену ударить по лицу
Виллан так крепко постарался, Что след от пятерни остался.
Потом за волосы схватил
И изо всех мужицких сил
Стал колошматить он жену, Как будто знал за ней вину.
Побил - и в поле он идет, Она ж - сидит и слезы льет. -
Увы! - вздыхает. - Как мне быть
И чем тут горю пособить?
Как мукам положить конец?
Ох, погубил меня отец, Виллану в жены отдавая!
Уж лучше б дома век жила я...
Как неразумна я была, Что замуж за него пошла.
Зачем родимой нет на свете! -
И, слыша сетованья эти, Случайный постоит прохожий
И чуть не прослезится тоже.
Так, охая, она сидела
До той поры, как солнце село
И воротился муж с полей.
Едва вошел - бух в ноги к ней, Жену он молит о прощенье: -
То злого духа наущенье
Меня толкнуло на побои, Но впредь, клянусь вам головою, Не трону вас и пальцем я!
Берет раскаянье меня -
Ведь поступил я как подлец! -
Так говорил ей муж-хитрец, И все жена ему простила.
Вот ужинать она накрыла
И подала еду на стол;
Поели сытно, и пошел
Виллан с женою мирно спать.
Но поутру мужик опять
Ее с размаху ударяет, До полусмерти избивает, А сам пахать уходит в поле.
Грустит она о тяжкой доле
И плачется: - Ну, как же быть?
Что здесь придумать, что решить?
Мне горе выпало большое.
А муж - знавал ли он побои?
Бывал ли битым он хоть раз?
Уж, верно, нет. Не то сейчас
Не избивал бы так меня! -
Сидит она, судьбу кляня, И видит вдруг, что перед ней, Сойдя с породистых коней.
Два всадника остановились
И к ней с поклоном обратились: Не угостит ли тем, что есть, -
В пути, мол, захотелось есть.
Вот, накормив гостей своих, Хозяйка спрашивает их: - Откуда вы? Куда спешите?
Чего вы ищете, скажите!
- Гонцами нас, - сказал один, -
Послал король, наш господин, И путь нам в Англию держать: Должны мы лекаря сыскать.
- Зачем же? - Помощь нам нужна, Дочь королевская больна;
Уже с неделю, как страдает, Еды-питья не принимает: Она намедни рыбу ела, И в горле кость у ней засела.
Король горюет день и ночь, Боится потерять он дочь.
- Нет нужды ехать в дальний путь, Поможем здесь вам как-нибудь!
Ведь муж мой - лекарь; всем известно, Что лечит он людей чудесно.
Он знает больше трав целебных, Для врачевания потребных, Чем знал когда-то Гиппократ!
Вы шутите! - гонцы кричат.
Нет в этом шутки никакой, Но только нрав его такой: Не станет делать ничего, Коль не побьют сперва его. -
Гонцы смеются: - Что ж, сдается, Недолго ждать ему придется!
А где же нам его найти?
- Вам в поле надобно идти: Когда наш двор пересечете, Вы прямо вдоль ручья пойдете;
Как раз за тем широким лугом, От края первый же, за плугом
Мой муж идет. - Так говорит, А мысли хитрые таит
Она, судьбу вручая богу.
Гонцы пускаются в дорогу, Виллана вскорости находят, К нему с приветствием подходят
И говорят без дальних слов: - Будь к королю идти готов!
Что нужно вам? - виллан в ответ.
- Нам нужен мудрый твой совет: Ведь лекарь ты - и нет другого
Нигде искусника такого. -
Узнав, что в лекари попал, Виллан всем телом задрожал, -
Твердит, что он-де неучен, Что он не может быть врачом.
Гонец кричит гонцу: - Скорей, Как следует его огрей, И будет он послушен нам! -
Один ударил по зубам, Другой виллана, как скотину, Колотит по спине дубиной...
Потом отправились домой, Виллана прихватив с собой.
Кой-как, силком, но наконец
Его втащили во дворец.
Король навстречу вышел сам.
- Нашли? - он закричал гонцам.
- Да, государь! - гонцы в ответ.
Немил виллану белый свет, И уж бедняга еле дышит, Когда слова гонцов он слышит, Что, дескать, лекарь из коварства
Не даст целебного лекарства, Не станет делать ничего, Коль не побьют сперва его.
Нашли вы лекаря чудного, Не слыхивал я про такого, -
Сказал король. - Что ж, бить так бить!
Слуга в ответ: - Готов служить!
Примусь за дело лихо я, Небось запляшет у меня!
Король виллана подзывает: Почтенный лекарь! - восклицает, -
Сейчас за дочерью пошлю, Вам исцелить ее велю. -
Виллан взмолился о пощаде: О, не губите, бога ради!
Всю правду говорю в глаза: В науках я ведь ни аза, И врачевать я не мастак. -
Король промолвил: - Ах, ты так?
Побить его! - И повеленье
Исполнено в одно мгновенье.
С ударом крепким по спине
Виллан завыл: - Ох, больно мне!..
Пощады, государь, пощады!
Лечить берусь я, бить не надо!
Девица в залу введена.
Она слаба, лицом бледна.
Виллан же в думу погружен: Лечить ее берется он, Но как?!
Ведь знает наперед -
Не вылечит, так сам умрет.
Какое средство бы найти, Чтоб дочку короля спасти?
Придумал: надо постараться
Ее заставить рассмеяться -
И выскочит тогда, быть может, Кость, что нутро ее тревожит.
И он сказал: - В сторонке здесь
Велите-ка огонь развесть, Зачем - увидите вы вскоре;
Бог даст, спасу ее от хвори. -
Король промолвил только слово -
И слуги мчатся. Все готово: Там, где король им указал, Огонь огромный запылал.
И вот, от страшных мук стеная, Садится в креслице больная.
Виллан вдруг обнажился весь: Штаны, рубаху - все как есть
Он сбросил, у огня ложится
И пятернею, как скребницей, Дерет себя по грубой коже.
На целом свете нет, похоже, Такого мастера чесаться, Чтоб мог с вилланом состязаться!
Больная смотрит и дивится...
И ну вдруг хохотать, давиться, И кончена вся маета: Кость у девицы изо рта
Летит и наземь упадает.
Виллан поспешно надевает
Свои лохмотья, кость берет
И с нею к королю идет;
Кричит, ликуя, во всю мочь: - Спас, государь, я вашу дочь!
Вот кость! Теперь уйти я волен? -
Король, и счастлив и доволен, Виллану говорит: - Поверь, Ты мне дороже всех теперь!
Парчовый дам тебе кафтан.
- На что он мне? - в ответ виллан.
Не век же с вами оставаться, Пора домой мне отправляться! -
Король ему: - Не отпущу!
Ты врач и друг мой, так хочу.
- Бог да простит вам все грехи!
Нет дома хлеба ни крохи: Хотел я ехать со двора
На мельницу еще вчера. -
Король зовет двух молодцов: - Побить его! - Без дальних слов
Те на виллана нападают, Его нещадно избивают, По ляжкам лупят, по хребту...
Терпеть ему невмоготу, И начинает он вопить: - Останусь я! Довольно бить!
Его в хоромах поселили, Остригли, бороду обрили, Одели в пурпур и парчу.
Однажды - врать я не хочу! -
С полсотни хворых и больных, Калек, горбатых и слепых
Созвал король - попировать, Про жизнь поведать-рассказать.
А сам виллана подзывает: Почтенный лекарь, - восклицает, -
Вверяю вам я сих людей, Чтоб исцелили их скорей!
Благодарю, - виллан ему, -
Где ж исцелить такую тьму?
Помилуй боже! Коль начнешь, К концу вовеки не придешь! -
Тогда двух молодцов зовут, С дубинкой оба тут как тут: Приказывать не надо дважды -
Зачем зовут, смекает каждый.
Едва виллан их увидал, Он весь как лист затрепетал
И стал кричать: - Прошу прощенья!
Всех вылечу без промедленья! -
Сказал он, чтоб дрова несли, Огонь пожарче развели.
Когда ж огонь был разведен, Встал около, как повар, он, Больным приблизиться веля.
Потом он просит короля: Те, государь, что не больны, Покинуть этот зал должны. -
Король согласен - прочь из залы
Уходит он и все вассалы.
Виллан болящим говорит: Всевышний вас да сохранит!
Трудненько мне лечить: возьмешься, А до конца не доберешься...
Кто всех слабей? Начну с того, Что брошу здесь в огонь его!
Когда же он сгорит совсем, Большая польза будет всем: Золы глотнете - и тотчас
Покинут все недуги вас. -
Один косится на другого, И нет в Нормандии больного, Чтобы по совести признался, Что он хоть малость расхворался.
Виллан ближайшего спросил: - Я вижу, ты совсем без сил?
Ты самый здесь больной. - Да что вы?!
Коль я больной, так кто ж здоровый?
Ей-ей, поклясться вам готов -
Вовек я не был так здоров, Хоть раньше и недомогал.
Поверьте, вам я не солгал!
- Ну, так зачем ты здесь теперь?
Ступай! - И тот скорей за дверь.
Ты исцелен? - король спросил.
Да, милостив создатель был, Я свеж, как яблочко, сейчас.
Какой искусный врач у вас!
Пусть рай небесный им сулят, Но не желал ни стар, ни млад, Чтобы его на месте том
В огонь отправили живьем.
И по домам все поспешили, Как будто вылечены были.
Король, узрев толпу такую, От радости себя не чуя, Виллану молвит: - Лекарь милый!
Какой же вы чудесной силой
Столь быстро исцелили их? -
Известен мне особый стих, Одно такое волшебство -
Нет трав целебнее его! -
Король сказал: - Теперь идите
К себе домой, коли хотите.
Вас щедро награжу деньгами
И быстроногими конями, А коль за вами вновь пришлю, Исполните, что повелю.
Теперь вы - друг мне дорогой
И будете любимы мной
Всех больше в целом государстве!
Я думать брошу о коварстве: Впредь не позволю обижать, Побоями вас оскорблять! -
Виллан в ответ: - Все в вашей воле.
Я обещаю, жив доколе, Служить и ночью вам и днем
И, верно, не раскаюсь в том.
Он королю поклон отвесил
И прочь пошел, душою весел;
Виллан к себе вернулся в дом
Ну, прямо-таки богачом!
Уж не ходил за плугом в поле, Жену свою не бил уж боле, Ее он холил и берег.
Рассказ кончать подходит срок.
Вот так смекалистый мужик
Науку врачевать постиг.
Темы рефератов к модулю 2: 1. Исторические и социальные предпосылки развития средневековой новеллы.
2. Особенности поэтики городской новеллы.
3. Дидактические тенденции в городской новелле.
4. Социальная сатира в городской новелле.
5. Молодой герой во французских фабльо.
6. Особенности городского пространства во французских фабльо.
Успешное написание реферата предполагает использование не менее 5 источников из списка научной литературы по модулю. Реферат должен также продемонстрировать, помимо знания художественных текстов, умение анализировать их поэтологические особенности.
Вопросы для рубежного контроля по модулю 2: 1. Антиклерикальные мотивы в городской новелле.
2. Особенности сюжетостроения городской новеллы.
3. Образ виллана в городской новелле.
4. Социальная дифференциация персонажей в городской новелле.
Критерии оценки: На выполнение заданий рубежного контроля отводится время академической пары.
Каждый вопрос требует развернутого ответа и оценивается по пятибалльной шкале.
Студент, набравший более 12 баллов, получает оценку «Зачтено».
Модуль 3. Средневековый театр
Цель модуля - однакомление студентов с жанрами средневековой драматургии
Начиная с XIII века театр занимает особое место в городской жизни. Он возник в сценах церкви как литургическая драма, приуроченная к особым религиозным праздникам. Евангельские тексты преобразовывались в диалог, сопровождались мимическими сценами, музыкой, песнопениями. Так складывались рождественский и пасхальный литургические циклы. На этой основе вырастает любимый в средневековье жанр мистерий - своеобразных театрализованных представлений библейских и евангельских сюжетов. Они разыгрывались на площади перед собором, включали множество действующих лиц, и в постановке их принимало участие городское население. На базе литургического театра возникает жанр миракля, в центре которого история чуда, совершенного каким-либо святым, чаще всего девой Марией. «Действо об Адаме», отрывки из которого предлагаются ниже, представляет фрагмент литургический рождественской драмы, относящейся к середине XII века.
Действо об Адаме
Бог.
Адам!
Адам.
Господь?
Бог.
Я создал плоть
Твою из глины.
Адам.
Так, Господь.
Бог.
Я сотворил по своему
Тебя подобью. Потому
Блюди, чтоб мысли мне твои
Противоречить не могли.
Адам.
Нет, буду верен до конца, Всегда лишь слушаться творца.
Бог.
Подругу дал тебе одну;
Чти Еву, как свою жену.
Она, жена, тебе равна;
Будь верен ей, как и она.
Как и она, люби ее, И благом будет бытие.
Пусть повинуется тебе, Вы ж оба - мне в своей судьбе.
Она из твоего ж ребра, Родна должна быть и добра.
Она из тела твоего, А не извне, - у вас родство.
Разумно ею управляй;
Дух несогласья удаляй;
В великой дружбе и любви
Ты с ней в саду моем живи.
Обращается к Еве: К тебе, о Ева, речь моя.
Запомни все, что молвлю я.
Коль хочешь ты к добру идти, Мою ты волю только чти;
Люби и чти меня, творца, Как господина и отца.
Служи мне мыслию своей, Всем сердцем и душою всей.
Знай - ты жена, а он твой муж;
Любовь к Адаму не нарушь.
Под волю ты его клонись, От противленья охранись.
Люби его без всякой лжи, Ему без ропота служи, Коль будете в любви семья, Обоих вас прославлю я.
Ева.
Господь, закон твой нерушим, И против мы не погрешим.
Ты - повелитель мне один;
Он равен мне, но господин.
Мне дорог будет мой Адам, Совет всегда ему подам.
И мне не надо лучшей доли, Я из твоей не выйду воли.
Дьявол.
Пришел я, Ева, в твой эдем.
Ева.
Скажи, о Сатана, зачем?
Дьявол.
Тебе открою славы путь.
Ева.
Господня воля.
Дьявол.
Страх забудь.
К тебе приход мой не случаен.
В раю узнал я много тайн
И часть открыть тебе спешу.
Ева.
Я внемлю, говори, прошу.
Дьявол.
Ты внемлешь?
Ева
Да. Не огорчу
Отказом, я внимать хочу.
Дьявол.
Ты не расскажешь?
Ева.
Нет. Открой.
Дьявол.
Но разгласится все...
Ева.
Не мной...
Дьявол.
Порукой слово. Не изменишь, Ты мне и речь мою оценишь?
Ева.
Доверься же, я не предам.
Дьявол.
Ты знаешь: не умен Адам.
Ева.
Он строг, суров.
Дьявол.
Он будет слаб.
Ева.
Чистосердечен.
Дьявол.
Больше раб.
Не мысля о своей судьбе, Хотя б подумал о тебе.
Ведь ты слаба, нежна ведь ты, Как розы вешние листы;
Свежее снега ты, белей
Чуть распустившихся лилей.
Творец вас дурно согласил: Ты - нежность, он же - грубость сил.
Но лишь тебе желаю я
Открыть всю тайну бытия, Затем что ты мудрей, чем муж.
Так не расскажешь ты?
Ева.
Кому ж?
Дьявол.
Расскажешь, тайну не храня, Узнают все.
Ева.
Не от меня.
Дьявол.
Так слушай.
В мире мы во всем
С тобою будем знать вдвоем: В незнанье пусть живет Адам.
Ева.
Ни слова я не передам.
Дьявол.
Тебя к познанию веду.
Вы здесь обмануты, в саду.
В плодах, что вам вкушать дано, В них соков слабое вино.
Лишь те, что вам запрещены, Всей силой жизненной полны.
Одна б лишь мякоть их дала
Познанья вам добра и зла.
Дала б могущество и власть.
Ева.
А вкус?
Дьявол.
Божественная сласть.
Твоей достойно красоте
Дерзнуть вкусить плоды бы те, Владела б, этою ценой, Ты высотой и глубиной.
Плода запретного поесть, -
И ты б познала все, что есть.
Ева.
Ужели плод таков?
Дьявол.
О, да.
Ева внимательно взирает на свесившийся плод и, взирая, говорит: Ева.
Такие видела всегда.
Дьявол.
Вкусив, уверишься вполне.
Я прав.
Ева.
Как знать?
Дьявол.
Не веришь мне?
Адаму дашь. С ним примешь ты
Венец небесный с высоты, И будете творцу равны, Прияв познанья глубины.
Плода лишь вкусите, тотчас
Сердца изменятся у вас.
Сравнились бы, когда б вкусили, Вы с богом в благости и силе. Вкуси плода!
Ева.
Запрет на нем
Дьявол.
Не верь Адаму ты ни в чем.
Ева.
Исполню я.
Дьявол.
Когда?
Ева.
Пусть с глаз
Уйдет Адам сперва от нас.
Дьявол.
Прошу, отведай же теперь.
Смешна медлительность, поверь...
Дьявол удаляется от Евы и уходит в ад. Подходит Адам, недовольный, что с Евой беседовал Дьявол, и говорит ей: Адам.
Какое зло, открой, жена, Тебе внушал здесь Сатана?
Ева.
Достигнуть славы он учил.
Адам.
Не верь, он имя получил
Предателя - враг бытия!
Ева.
Откуда знаешь?
Адам.
Слышал я.
Ева.
Что в том? Поговорил бы с ним, Твой стал бы приговор другим.
Адам.
Нет, не поверю я ему, Он сеет только зло и тьму.
Не позволяй, приди в
Вы можете ЗАГРУЗИТЬ и ПОВЫСИТЬ уникальность своей работы
