Языковая личность Петра Великого (Опыт диахронического описания) - Монография

бесплатно 0
4.5 120
Роль эпистолярного жанра в истории русского литературного языка, его эволюция под влиянием лингвистических факторов. Анализ когнитивного (тезаурусного) и прагматического уровней языковой личности Петра Великого. Основные приемы речевого построения текста.

Скачать работу Скачать уникальную работу

Чтобы скачать работу, Вы должны пройти проверку:


Аннотация к работе
Естественным поэтому становится все более широкое обращение к тексту как основной единице изучения, что, с учетом новых подходов к фактам языка на отдельных отдаленных синхронных срезах его истории, поможет в действии осознать историю русского литературного языка как стилистическую по своей сути дисциплину, дисциплину, изучающую употребление языковых единиц. Поэтому еще одно достоинство и заслуга второй половины XX столетия заключается в том, что наука повернулась к создателю текста, человеку, определив еще одно весьма важное направление в изучении фактов языка - антропоцентрическое, поставившее во главу угла изучение человека в языке, личности и ее реализации в языке. С таких позиций традиционная историческая русистика тексты рассматривала не всегда, а если и объясняла личность пишущего, то такая интерпретация исторических фактов языка была скорее подспорьем и выступала вторым планом при исследовании текстов прошлого. В наши дни данные вопросы получили особую актуальность и новый ракурс в изучении «образа автора» и героя в художественной литературе в связи с активной разработкой другой проблемы языкознания-проблемы языковой личности как личности, «выраженной в языке (текстах) и через язык» или «реконструированной в основных своих чертах на базе языковых средств» (Караулов 1987, 38). Предпринятое нами в указанном направлении исследование (Гайнуллина 1995; Гайнуллина 1996) может представлять научный интерес для историков русского литературного языка в силу того, что через конкретную языковую личность можно по-новому понять основные процессы, происходившие, например, в такой важный переходный период истории русского языка, каким была Петровская эпоха, понять ее функционально-стилистические особенности в начальный период становления русского языка как национального.Историческая наука о языке все больше и чаще обращается к проблеме личности в прошлом и настоящем для выявления как общих закономерностей развития русского литературного языка, отраженных в конкретной языковой личности, так и индивидуальных ее особенностей. Такая антропоцентричность характеризует в целом современное научное знание, в парадигму которого активно начинает включаться и история русского литературного языка как особое научное направление в исследовании языковых процессов на фоне смены основных культурно-исторических парадигм на диахронической оси истории русского литературного языка. Когнитивный уровень, единицами которого являются понятия, идеи, концепты, складывающиеся у каждой языковой индивидуальности «в более или менее семантизированную «картину мира» (Там же, 5); этот уровень языковой личности охватывает интеллектуальную ее сферу и через язык, через процессы говорения или порождаемые языковой личностью тексты, представляющие его дискурс, дает исследователю возможность выхода «к знанию, сознанию, процессам познания человека» (Там же). Если учесть специфику самого объекта изучения - языковая личность в прошлом, - то естественно утверждать, что ее можно восстановить и изучить только через такие семиотические построения, запечатлевшие языковую личность, как письменные тексты, в которых отразилась речевая деятельность человека в прошлом. Лингвистический анализ языковой личности Петра I, на наш взгляд, помогает лучше представить основные процессы формирования новых взглядов на русский язык и его назначение в условиях нарождавшейся русской нации, позволяет восстановить мировоззрение самого создателя текстов писем, в которых и отразилось это мировоззрение как «результат соединения когнитивного уровня с прагматическим, результат взаимодействия системы ценностей личности, или «картины мира», с ее жизненными целями, поведенческими мотивами и установками» (Караулов 1989, 6).Он диктуется субъективным восприятием окружающего мира и субъективными знаниями о нем (когнитивно-тезаурусный уровень языковой личности) и в языке находит закрепление в виде такого же индивидуального, субъективного использования языковых единиц, передающих эти знания о мире. В совокупности эти два компонента позволяют судить как о личностных, субъективных способностях языковой личности, так и о той роли, которую конкретная языковая личность может играть в истории своего языка и даже оказывать значительное влияние на общий ход его развития в целом. Для довольно суровой и даже аскетической Петровской эпохи языковая личность ее лидера представляется вершиной необычного для языка этого времени речетворчества, виртуозного владения словом как реакцией на такие же необычные изменения в жизни российского общества, о чем свидетельствует дискурс Петра Великого, существенно запечатленный в его обширном эпистолярии. Язык этого эпистолярия показывает, что в недрах этой эпохи под сильным воздействием ее вдохновителя и движителя зарождались новые черты и свойства литературного языка национального типа, к которым мы можем отнести и более раскованное (в сравнении с предшествующими эпохами), свободное, даже виртуозное владение словом, демонстрируемое Петром I на уровне вторичной номинации, в

План
Оглавление

Введение

Глава I. Тезаурусный уровень языковой личности Петра Великого

Вводные замечания

§1. Вторичная номинация как форма реализации индивидуального «я» в языковой личности Петра Великого

§2. Каламбур как форма проявления тезауруса Петра Великого

§3. Пословицы, поговорки, устойчивые сочетания слов в языковой личности Петра Великого

Глава II. Прагматический уровень языковой личности Петра Великого

Вводные замечания

§1. Афоризмы в прагматиконе языковой личности Петра Великого

§2. Императивность как форма проявления языковой личности Петра Великого на прагматическом уровне

§3. Прецедентные тексты в дискурсе Петра Великого

§4. Эпитет в структуре языковой личности Петра Великого

Заключение

Библиография

Приложение

Введение
Современное русское языкознание все активнее делает объектом своего изучения проблемы диахронии. На фоне по преимуществу «синхронного» XX столетия такой поворот интересов обусловлен тем, что новые подходы к языковым фактам, выработанные в процессе смены научных парадигм знания и получившие признание у мировой, в том числе и русской, научной общественности, занимают свое достойное место в изучении истории русского языка. И хотя подобный процесс рассмотрения и интерпретации диахронических явлений с позиций новых научных парадигм пока что представляется робким, обнадеживает сам факт поворота к ним со стороны историков русского языка.

Накопленный материал диахронического характера позволяет отойти от поуровневого описания к более сложной его интерпретации с позиций неофункционализма в пределах так называемого функционально-коммуникативного направления, учитывающего не только чисто лингвистическую природу языкового знака в диахронии, но и функции в совокупности с дополнительными, фоновыми сведениями, которые, как известно, заложены в нем изначально. Не случайно современные теоретики языка считают, что «основной пафос функционализма - объяснение языковой формы ее функциями» (Кибрик, Плунгян 1997, 276). Естественным поэтому становится все более широкое обращение к тексту как основной единице изучения, что, с учетом новых подходов к фактам языка на отдельных отдаленных синхронных срезах его истории, поможет в действии осознать историю русского литературного языка как стилистическую по своей сути дисциплину, дисциплину, изучающую употребление языковых единиц. Об этом в начале 40-х годов XX в. заявили великие историки русского языка В.В. Виноградов и Г.О. Винокур. Образцы подобного исследования истории русского литературного языка, безусловно, мы имеем в известных трудах как самих В.В. Виноградова и Г.О. Винокура, так и их единомышленников и последователей - А.И. Горшкова, А.И. Ефимова, В.В. Колесова, Е.Г. Ковалевской, Н.А. Мещерского и др., сделавших уровень текста главным объектом изучения в диахронии.

Однако не будет натяжкой сказать и о том, что за текстом не всегда виделся человек, его писавший. Поэтому еще одно достоинство и заслуга второй половины XX столетия заключается в том, что наука повернулась к создателю текста, человеку, определив еще одно весьма важное направление в изучении фактов языка - антропоцентрическое, поставившее во главу угла изучение человека в языке, личности и ее реализации в языке.

С таких позиций традиционная историческая русистика тексты рассматривала не всегда, а если и объясняла личность пишущего, то такая интерпретация исторических фактов языка была скорее подспорьем и выступала вторым планом при исследовании текстов прошлого. Поэтому обращение к письменной продукции прошлых эпох с учетом новых реалий в науке, новых методологических и методических подходов при интерпретации языковых единиц с учетом культурно-исторического фона и условий их использования определяет актуальность нашей работы в новых условиях развития исторической науки о русском языке.

Не менее актуальным представляется повышенный интерес русистики последних десятилетий к речевой деятельности отдельного носителя языка и ее роли в истории русского языка, влиянию когнитивных моментов на речевой акт, что вылилось в наши дни в самостоятельное научное направление изучения языка - неофункционализм, на новом витке истории функционального направления поставивший во главу угла исследование речевой деятельности носителя языка (Е.С. Кубрякова, Г.В. Колшанский, А.А. Уфимцева, Н.Е. Сулименко, Е.И. Диброва, Т.М. Николаева, В.И. Постовалова, Н.И. Жинкин, Л.К. Жаналина и мн. др.).

В связи с этим все более прочные позиции завоевывает лингвистическая прагматика, сделавшая основным объектом лингвистических исследований фигуру говорящего, а основной проблемой - проблему субъекта в его языковом выражении. Для истории русского литературного языка и диахронии в целом такой фигурой, как известно, является пишущий (писавший), речевая деятельность которого репрезентирована письменными текстами.

Среди многочисленных жанров письменности прошлого таким наиболее приближенным к пишущему, наиболее антропоцентричным представляется жанр эпистолярия, включающего прежде всего частные письма, дневниковые записи, мемуары, личные распоряжения, заметки и т.п. Разрабатываемая на протяжении XX столетия проблема «образа автора», обоснованная в трудах В.В.Виноградова, не смогла решить всех сторон более широкой проблемы языкового поведения человека, определенного В. фон Гумбольдтом как деятельность. Тем не менее она, как известно, далеко продвинула изучение языка художественной литературы. В наши дни данные вопросы получили особую актуальность и новый ракурс в изучении «образа автора» и героя в художественной литературе в связи с активной разработкой другой проблемы языкознания -проблемы языковой личности как личности, «выраженной в языке (текстах) и через язык» или «реконструированной в основных своих чертах на базе языковых средств» (Караулов 1987, 38). В такой постановке особый научный интерес представляют тексты прошлого любого жанра, а эпистолярного - в особенности, ибо в них языковая личность и личность homo sapiens предельно приближены друг к другу и взаимообусловлены одна другой. Для истории русского литературного языка в таком плане данная проблема актуальна уже потому, что она только ставится и для нее могут быть предложены предварительные решения.

Предпринятое нами в указанном направлении исследование (Гайнуллина 1995; Гайнуллина 1996) может представлять научный интерес для историков русского литературного языка в силу того, что через конкретную языковую личность можно по-новому понять основные процессы, происходившие, например, в такой важный переходный период истории русского языка, каким была Петровская эпоха, понять ее функционально-стилистические особенности в начальный период становления русского языка как национального. Последние, как известно, были объектом рассмотрения в основном исследователей-литературоведов в связи с общими процессами и проблемами развития художественной литературы данного периода (см.: Перетц 1905, 1906; Пыпин 1911; Гуковский 1940; Макогоненко 1971; Федоров 1982 и др. См. также: XVIII век. Сб. 1-8; 10-16).

Предметом повышенного интереса и внимания функционально-стилистический аспект русского языка первой четверти XVIII в. становится в середине 70-х - начале 80-х годов ХХ в., о чем свидетельствует факт публикации ряда сборников, посвященных данному периоду истории русского литературного языка и традиционно связывающих функционально-стилистические процессы в русском языке с социальными изменениями в обществе (см.: XVIII век. Сб. 9. Проблемы литературного развития в России первой трети XVIII века. - Л.: Наука, 1974; Язык русских писателей XVIII века. - Л.: Наука, 1981; Литературный язык XVIII века: Проблемы стилистики. - Л.: Наука, 1982; Функциональные и социальные разновидности русского литературного языка XVIII в.. - Л.: Наука, 1984). Объектом изучения в этих трудах в основном выступают тексты художественных произведений русской литературы. Поэтому, на наш взгляд, актуальным представляется более широкое вовлечение в орбиту функциональных исследований языковых процессов, отраженных в письменных памятниках других жанров, в том числе и эпистолярном, особенно если такой эпистолярий охватывает длительный период использования языка адресантом.

Чтобы представить место и значение эпистолярного жанра для исследуемого периода, нужно учитывать сложность самой языковой ситуации этого времени, к которому неприложима современная парадигма стилей и подстилей русского языка. Последняя, как известно, включает в свой состав научный, публицистический, официально-деловой, разговорный стили и стиль художественной литературы (см.: Кожина 1983; Шанский 1989, Степанов 1990 и др.). Все эти стили с их подстилями представляют результат длительного исторического развития и в прошлом существенно отличались от их состояния в наши дни, во многом отражая лишь первые ростки соответствующего современного стиля в структуре национального языка. В пределах таких стилей формировались и свои жанры, различавшиеся конкретными «принципами, способами отбора и комбинации наличных языковых средств и их трансформации» (Степанов 1990, 494).

Петровская эпоха в отношении своего стилистического состояния представлялась наиболее сложной в силу того, что в наследство ей от донационального состояния русского языка досталось так называемое двуязычие как результат былой дихотомии - книжно-славянского и народно-литературного типов русского литературного языка. В условиях петровских преобразований и их влияния на языковую ситуацию и языковое сознание представителей нарождавшейся нации данный этап истории русского литературного языка представляется как время «последнего этапа славяно-русского двуязычия» в России (см. о его разрушении: Кутина 1978), когда книжно-славянский тип литературного языка хотя и заметно оставил свои позиции, но все-таки сохранял их в таких сферах коммуникативной деятельности, как профессиональная (в творчестве видных церковных писателей и духовных лиц), жанр духовного красноречия (например, слова-проповеди), научная литература, реже - жанр технической книги, и, наконец, художественная литература, отразившаяся расцвет школьного театра, когда школьные действа разыгрывались с использованием этой формы языка, более того, на нем писались вирши, стихи, драмы и т.п. Однако, как замечает известнейшая исследовательница языка первой половины XVIII века Л.Л. Кутина, этот язык уже не мог с необходимой полнотой справляться с возложенными на него функциями, особенно в научной и беллетристической сферах. В первой - он не имел достаточных номинативных средств для новых народившихся понятий, вообще новых знаний о действительности; во второй - традиционные книжные элементы постепенно подвергались либо стилистической нейтрализации со стороны живой разговорной речи, либо становились маркерами таких текстовых построений, которые несколько позже М.В. Ломоносов назвал «высоким слогом». В подобной ситуации складывался своеобразный «пограничный слой» (Л.Л. Кутина) или «гибридный язык» (В.М. Живов), представлявший значительную группу текстов, с трудом допускавших квалификацию в отношении типа языка. Л.Л. Кутина охарактеризовала такое состояние коммуникативных актов петровского времени как «окнижненную» русскую речь или «опрощенную славянскую» речь, предельно сближенные между собой (Кутина 1978, 262). Такой тип русской письменной речи не успел получить широкого распространения в России, т.к. уже к 30-40-м годам XVIII в. сложился новый культурный язык на русской национальной основе. Именно он оказался способным к выполнению самых разнообразных функций, определив одно из главных качеств литературного языка - поливалентность. Но произошло это, естественно, не само собой, а в результате сложного взаимодействия всех здоровых сил русского языка, генетически связанных с обоими типами русского литературного языка предшествующих эпох (см. о новых стилистических тенденциях в русском литературном языке второй половины XVIII в. в: Семенов 2001, а также о завершении этих тенденций в творчестве гения А.С. Пушкина в работах: Колесов В.В. 1999, разд. «Слово и Дело Александра Сергеевича Пушкина». С. 60-78; Добровольский 2001, 161-178).

В этих непростых и неоднозначных условиях на передовые позиции, по единодушному утверждению большинства историков русского языка, выдвигается деловая литература, определившая развитие ряда жанров, в дальнейшем породивших либо усовершенствовавших функционально-стилистические разновидности русского литературного языка национального типа. Частично в ее составе оказался и эпистолярный жанр в отдельных своих типах (или разновидностях), в частности - деловом и официально-деловом.

В указанных условиях на формирование новых качеств русского литературного языка Петровской эпохи существенное влияние оказала и языковая (речевая) практика наиболее значительных исторических деятелей русской культуры того времени, к которым можно отнести Феофана Прокоповича, Федора Поликарпова, Петра Постникова, раннего В.К. Тредиаковского и др. Однако эту плеяду крупнейших личностей русской культуры исследуемого периода, безусловно, начинает Петр Великий, инициатор и вдохновитель всех реформ своего времени, оставивший огромное письменное наследие, позволяющее судить не только о социально-экономических и культурно-исторических условиях эпохи, но и о тех процессах, которые происходили в русском языке и на которые влияла эта действительность.

Безусловно, представляя в первую очередь деловую разновидность русского литературного языка своего времени, огромное письменное наследие Петра I запечатлело их автора не только как великого прагматика, практика, но и как ученого, человека, тяготевшего к различным наукам и искусствам, в том числе и к искусству слова, через которое он влиял на общие тенденции развития языка его времени.

Эпистолярный жанр конца XVII - первой трети XVIII в. неожиданно занял в этот отрезок истории промежуточное, но очень важное положение между деловой письменностью и художественной литературой, опередив свое время и выявив тенденцию к зарождению индивидуального писательского мастерства на фоне анонимной художественной литературы начала XVIII в. Эти свойства эпистолярного жанра исследуемого в нашей монографии периода делают также актуальными задачи изучения его потенциальных выразительных возможностей, выявление которых, думается, поможет уточнить или поколебать ряд сложившихся стереотипных представлений как об истории русского литературного языка, так и об истории русской литературы с опорой на необычный язык, языковую индивидуальность автора эпистолярия. Последнее связано с такой характерной чертой жанра, как способность его создателя варьировать средства выражения в соответствии с целями написания соответствующего письменного документа или письма, адресной его направленностью и информационным назначением. Неизученность данных вопросов в диахронии для нас очевидна и также делает необходимым обращение к ним.

История эпистолярия Петра Великого непосредственно связана с характером языковой личности в истории русского литературного языка, особенностями и социальными условиями ее формирования и влиянием на общие процессы развития и нормализации русского литературного языка. Вот почему объектом изучения в монографии стало обширное эпистолярное наследие Петра Великого, представленное в академическом издании «Писем и бумаг императора Петра Великого» в 12-ти томах, а также смежные с ним документы и переписка его времени, принадлежавшая ему лично либо написанная под диктовку или по указанию императора.

Предметом исследования в данной работе явилась сама языковая личность Петра Великого как продукт речетворческой деятельности, оформленной по определенным законам данного жанра и данного времени.

Основная цель работы заключается в многостороннем - историко-лингвистическом, типологическом, функционально- и индивидуально-стилистическом - описании эпистолярного наследия Петра Великого и решение в связи с этим двуединой проблемы: установить место, роль и значение эпистолярного жанра в истории русского литературного языка, характер его эволюции под влиянием экстра- и интралингвистических факторов своего времени;

поставить и в определенной степени решить проблему языковой личности в истории русского литературного языка на примере такой яркой исторической фигуры, как Петр Великий.

Решение первой задачи в более полном виде мы предложили в своей монографии «Эпистолярное наследие Петра Великого в истории русского литературного языка XVIII века: историко-лингвистический аспект” (Алматы, 1995).

Данная монография является попыткой решения второй из указанных крупных задач исследования, основной методологической базой для которого послужило лингвофилософское учение о взаимосвязи языка и мышления, языка и сознания. Кроме того, в ней предложена апробация новых методов и направлений исследования применительно к диахроническому материалу, а языковая личность Петра Великого как факт диахронии впервые стала предметом специального описания.

Вы можете ЗАГРУЗИТЬ и ПОВЫСИТЬ уникальность
своей работы


Новые загруженные работы

Дисциплины научных работ





Хотите, перезвоним вам?

Что-то пошло не так...
Похоже, вы используете блокировщик рекламы.