Беря на себя смелость вновь обратиться к циклу «Форель разбивает лед» (1927), признаваемому кузминским magnum opus и породившему, по ироническому замечанию Л.Г.Пановой, отдельную научную дисциплину - «форелеведение», мы понимаем опасность повторения и умножения частных наблюдений, ставящую под угрозу саму возможность его целостного «перечтения». Малмстад и Шмаков указали также на биографическую составляющую «Форели...», назвав реальных прототипов «непрошеных гостей» из Второго Вступления (Николай Сапунов, Всеволод Князев, Юрий Юркун), и на густоту отсылок не только к литературным текстам разных жанров и культурных традиций, но и к произведениям музыки, живописи, кино. Эта безусловно удачная модель задала направление дальнейших поисков - впрочем, мотивированное ею смещение фокуса с самого цикла на широкое культурное поле «вокруг» «Форели..» в большой перспективе представляется уже не столь однозначно продуктивным. Вклад исследовательницы в изучение цикла действительно огромен - показательно, что ее разносторонний разбор «Форели...» был задуман и реализован как серия статей: о макро-сюжете, структуре и версификации; о жанровых аспектах поэтики цикла; о кузминской гомоэротике и мизогинизме в свете традиции; о значении балладного Шестого Удара и рассеянной в цикле «балладности»; о шекспировском и уайльдовском гомоэротических кодах в кузминской интерпретации. Концепция Пановой продолжает идею Мальмстада и Шмакова с существенным уточнением, решительным переносом акцентов - «Форель...» не просто средствами всех искусств прославляет любовь, но прославляет и, главное, культурно легитимизирует мужской Эрос.Циклизация, свойственная всем кузминским поэтическим сборникам, по-видимому, понималась Кузминым - в особенности, в ранних любовных циклах - как возможность выстраивания временных последовательностей, развернутых во времени динамичных мини-сюжетов, что отчасти сближает эти циклы с лирическими поэмами. Внутри цикла временные вехи могут практически полностью отсутствовать (так, например, сюжет цикла «Любовь этого лета» распределяется произвольно в указанных границах «этого» лета), как не маркируются напрямую и поворотные пункты сюжета. Этот принцип отрефлексирован самим Кузминым в эпилоге цикла с превращенным в нарицательное названием «Прерванная повесть»: Если обычно стихи «кончаются, едва начавшись», то у Кузмина они, во-первых, стремятся «длиться», во-вторых, буквально не имеют финала. В финале «Прерванной повести» оставленный возлюбленным лирический субъект сетует на суровость этих законов («Далек зимой расцвет веселый мая, // Разлукою любовь кто утвердит?» («Целый день»)), но все же такая параллель обещает ему долгожданную «майскую» встречу после разлуки. Но важно и то, что субъект стихотворения нуждается в «отборе» наиболее надежных источников знания о будущем («"Смерть, любовь, болезнь, дорога" // Предсказаний слишком много: // Где-то ложь») и в финальном своем утверждении опирается уже только на две смежные «приметы»: наступит весна, к весне достроят дом («Будет дом весной готовым»).В позднем и во многом итоговом цикле «Форель разбивает лед» эти две поэтики сосуществуют как два спорящих замысла и две антагонистичные сквозные логики. Наше сопоставление двух кузминских поэтик (как в диахронии - на материале ранних любовных циклов и «Форели...», так и в синхронии - в применении к «природной» и «антиприродной» линиями внутри цикла) строилось на нескольких ключевых оппозициях (помимо уже названной базовой антиномии «естественное - противоестественное»). В качестве некоторого итога назовем еще раз наиболее важные из них (пусть и несколько смешивая разные уровни характеристики двух систем): пассивность и активность, природная примета и магический символ, закономерность и чудо, красивое и страшное/уродливое, наконец, изменение и метаморфоза. Если в ранних любовных циклах сюжет был движим естественными изменениями, «санкционированными», в частности, природным календарем, то в «Форели...» сюжетные и смысловые сдвиги осуществляются в результате магического влияния, исходящего от самого лирического субъекта/автора. Сопоставляя два способа поэтического мышления, продемонстрированные Кузминым на протяжении его творческого пути, а в сжатом виде - в рамках разбираемого цикла, мы опирались на еще одну важную идейную оппозицию: искусство как подражание жизни и искусство как творение новой реальности, замкнутой в самой себе.
План
Оглавление
Введение
Глава 1. Природный календарь в ранних циклах Кузмина: сюжетика, эстетика, диалектика любви
1.1 От природного цикла к любовному: необходимая разлука и «весенний возврат» любви
1.2 Эстетика естественного и «естественный» эстетизм
Глава 2. Вмешательство природы: преодоление и преображение природы
2.1 Природная логика в цикле «Форель разбивает лед»: «развоплощение», редукция, смерть
2.2 Чудодейственная противоестественность: через «страшный мир» к победе над смертью
Заключение
Список литературы
Вы можете ЗАГРУЗИТЬ и ПОВЫСИТЬ уникальность своей работы
