Поэтика телесности в прозе В.Т. Шаламова - Дипломная работа

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ АВТОНОМНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ “НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ “ВЫСШАЯ ШКОЛА ЭКОНОМИКИ” Выпускная квалификационная работа - БАКАЛАВРСКАЯ РАБОТА по направлению подготовки 45.03.01 “Филология” образовательная программа “Филология”Перед тем, как перейти к предпринятому в дипломной работе исследованию, необходимо разъяснить один из основополагающих вопросов: каким образом тело стало предметом литературоведческого исследования? Решение анализировать телесность в “Колымских рассказах” подсказано, с одной стороны, читательским впечатлением от сборника, с другой, продуктивными дискуссиями последних лет о человеческом теле в истории, литературе и исследованиях травмы. Насилие сделало тело основным объектом угнетения, поэтому интерес к поэтике описания тела в литературных произведениях о ГУЛАГЕ вполне закономерный. В зарубежной практике исследователи рассматривают “Колымские рассказы” как одно из свидетельств о травматическом опыте XX века, выявляя в них характерные признаки нарративов о травме: отмечают навязчивое повторение одних и тех же образов (например, сны о летающих буханках хлеба, которые видят разные герои), отрывочность повествования, потерю личной идентификации и др. Если рассматривать “Колымские рассказы” как свидетельство, то они соединяют в себе горе и травму в силу того, что случай Шаламова уникален - мир ГУЛАГА в “Колымских рассказах” открывается с позиции доходяги, бывшего на пороге смерти, спасенного и говорящего не только за себя, но и за остальных навернувшихся заключенных.В рассказе представлен срез лагерной социальной иерархии, то есть широкая панорама людей, принадлежащих к разным социальным слоям, сложившимся в лагере, и к разным “социальным типам”: врачи (бесчувственный, грубый фельдшер и эмпатичная Лидия Ивановна), блатари (главари и молодые воришки-пассивные гомосексуалы), интеллигенты (холопы и лакеи блатарей; интеллигенты, не умеющие выживать; автобиографический герой Андреев, сумевший приспособиться), повара (зарабатывающие от блатарей и щедрые) и дневальный. Стремление жить, как показывает Шаламов, исходит не от разума, а от тела: “И так как совершенно ясно, что такого курорта Андрееву не видать, ему придется умереть. Изза тифозного карантина переправа на прииски останавливается: “Лагерное кровообращение, где эритроциты - живые люди, было нарушено”, - нарратор подчеркивает масштаб гулаговской системы, отлаженную работу которой Шаламов метафорически сравнивает с сложным анатомическим механизмом тела. Если продолжать аналогию ГУЛАГА и тела, то как и всякое тело, лагерь не может не избавляться от продуктов распада, на склад сбрасывали “арестанский шлак, который выбрасывали прииски”. Задача человека состоит в том, чтобы слушать свое тело, ? это, как кажется, один из правил выживания, заложенных в основу “Колымских рассказов”: “Он будет выполнять желания своего тела, то, что ему рассказало тело на золотом прииске.В дипломной работе мы предприняли попытку очертить некоторые принципы поэтики изображения тела и психических процессов в “Колымских рассказах”, а главное, ответить на вопрос, какие функции телесность выполняет в шаламовском цикле. Компилируя аналитические методы, почерпнутые из исследований травмы, цифровых гуманитарных исследований и литературоведческих исследований, мы показали сеть смыслов телесности, которая разрастается в “Колымских рассказах”. Изображение телесных страданий и трансформаций заставляет читателя ощутить сильный эффект вчувствования, потому что тело в целом, физические ощущения, физиология в частности в силу своей биологической определенности более, чем эмоции, объединяют людей.

Содержание

Введение

Глава 1. Статистика

Глава 2. Анализ рассказа “Домино”

2.1. Чеховский претекст рассказа “Домино”

Глава 3. Анализ рассказа “Шерри-Бренди”

Глава 4. Анализ рассказа “Тифозный карантин”

Заключение

Список литературы

Приложение 1

Приложение 2

Перед тем, как перейти к предпринятому в дипломной работе исследованию, необходимо разъяснить один из основополагающих вопросов: каким образом тело стало предметом литературоведческого исследования?

Решение анализировать телесность в “Колымских рассказах” подсказано, с одной стороны, читательским впечатлением от сборника, с другой, продуктивными дискуссиями последних лет о человеческом теле в истории, литературе и исследованиях травмы. Если, несколько обобщая, можно сказать, что в литературе прошлого торжествовало духовное начало, основанное на принципах созерцания и символического выражения, то в XX веке правду жизни стали искать не в душе, а теле. Этому способствовали масштабные катастрофы, которые заставили иначе взглянуть на человека и его тело. Насилие сделало тело основным объектом угнетения, поэтому интерес к поэтике описания тела в литературных произведениях о ГУЛАГЕ вполне закономерный. Телесность в них теряет автоматизацию и из служебного элемента становится доминирующим.

Шаламов выделяет основные чувства человека, удовлетворение которых составляют благополучие: голод, потребность тепла, сон. Шаламов предельно подробно описывает ощущения, наблюдает за моторикой, поступлением пищи, насыщением, засыпанием, описывает процессы умирания и оживания. Читатель уже не столько созерцает происходящие, сколько осязает. Ощупывание происходит не тактильно, а мысленно. Характерной чертой “Колымских рассказов” становятся повышенная рельефность, подчеркнуто материальная, аудиовизуальная и обонятельная пространственность, что и придает воображаемой картинке ощутимость. Особенно детально названные телесные процессы изображены в рассказах “Домино”, “Шерри-Бренди” и “Тифозный карантин”. В дипломной работе мы попробуем отдельно проанализировать каждый из этих рассказов.

Наше исследование существует на стыке литературоведческого анализа и подхода trauma studies, анализирующих свидетельства о травматическом опыте. То есть мы изучаем “Колымские рассказы” в контексте не только художественной, но и нехудожественной литературы. Имея ввиду характерные черты свидетельств вообще, можно гораздо продуктивнее выделять индивидуальную специфику шаламовских текстов. Тем более, что травма глубинно связана с опытом модерности в целом, т.к. научный дискурс травмы родился из начатых Фрейдом исследований неврозов ветеранов Первой мировой войны. То есть trauma studies применимы к “Колымским рассказов” не только в узком смысле - потому что это тексты о лагере, но и в широком - они часть эпохи больших катастроф.

Из trauma studies мы почерпнули ряд определений и характеристик, которые удобно использовать при анализе “Колымских рассказов”. Например, понятие репрезентация, означающее особенный способ повествования, который используют свидетели, чтобы символически оформить произошедшее событие. Через репрезентации можно понять, какие переживания занимают или занимали позицию в ментальном состоянии человека, пережившего катастрофу.

Свидетельства о больших катастрофах отличаются недостаточностью, причина которой в том, что обычный язык не способен говорить о произошедших событиях. Мы подразумеваем и недостаточность языкового инструментария, и эмоциональный, когнитивный, речевой коллапс у свидетеля. В trauma studies это явление называется сломом репрезентации.

Тексты Шаламова, с одной стороны, поражают своей законченностью - они выразительно описывают радикальные ситуации - с другой, описываемое настолько плохо монтируется с опытом и опытом литературного языка, что возникают лакуны (сломы), порожденные невыразимостью. Мы предполагаем, что Шаламов оперирует категорией телесности, чтобы приблизиться к выражению невыразимого.

В зарубежной практике исследователи рассматривают “Колымские рассказы” как одно из свидетельств о травматическом опыте XX века, выявляя в них характерные признаки нарративов о травме: отмечают навязчивое повторение одних и тех же образов (например, сны о летающих буханках хлеба, которые видят разные герои), отрывочность повествования, потерю личной идентификации и др. Такой подход действительно продуктивен, однако он, во-первых, описателен, то есть не предлагает интерпретации текста, а во-вторых, он нивелирует литературность шаламовской прозы.

Тем не менее, в силу неизученности выбранной нами темы, мы постоянно обращались к исследованиям травмы. Ключевой книгой стал сборник “Травма:пункты” под редакцией С. Ушакина и Е. Трубиной, который анализирует различные опыты индивидуальной и коллективной травмы. Основная задача сборника - понять, как и почему осмысление травматического опыта остается востребованным.

Среди статей, вводящих в широкое поле trauma studies, в сборнике есть и те, что затрагивают темы, смежные с предметом нашего исследования, как например, статья Марка Липовецкого ““И пустое место для остальных”: травма и поэтика метапрозы в “Египетской марке” О. Мандельштама”. В ней автор предлагает говорить о поэтике русского модернизма через призму травмы. По его мнению, травма, представляющая собой последствие революции, войны и террора, отразилась в модернистских текстах и повлияла кардинальным образом на их поэтику. Она еще сильнее деактуализировала традиционные, дотравменные формы письма. Роман, рассказ, повесть - связные нарративные конструкции - были не способны выразить травматический опыт XX века. Творчество стало способом избавления от травмы, путем ее переживания, повторения и проработки. На примере “Египетской марки” Осипа Мандельштама Липовецкий прослеживает проработку травмы на уровне “нелинейной поэтики”, состоящей из бессвязностей и разрывов.

Конкретно для разбора рассказа “Шерри-Бренди” важна и статья Роберта Весслинга “Смерть Надсона как гибель Пушкина”. Статья интересна терминологически и методологически. Она исследует миф гибели поэта, сложившийся после смерти Пушкина, и его существование во времени. Весслинг на примере Пушкина знакомит с понятием образцовой травмы, которым называют потрясения большого социального масштаба, влияющие на протяжении долгого времени на процессы самоидентификации в том или ином сообществе. Если принять нашу гипотезу, что миф о гибели Мандельштама в ГУЛАГЕ можно считать новой культурно-риторической моделью “гибели поэта”, важной для литературного сообщества того времени и образцовой травмой XX века вообще, то “Шерри-Бренди” можно рассматривать как текст, где происходит деэстетизация и депоэзация смерти поэта, нивелирование жертвенности, - и в этом увидеть, как Шаламов фиксирует вершинную точку человеческой катастрофы прошлого века.

Найти подходящий термин для отличающего “Колымские рассказы” феномена, который производит на читателя сильное эмоциональное впечатление, помогла книга Александра Эткинда “Кривое горе: память о непогребенных”. В главе “Мимесис и подрыв” Эткинд отмечает, что подавленное страдание угрожает вернуться в форме жуткого, и чтобы пояснить свой тезис обращается к эссе З. Фрейда “Жуткое” (1919). В силу того, что наше исследование и исследование Эткинда находятся в одном поле интересов - сохранение исторической памяти о ГУЛАГЕ в советском и постсоветском пространстве - тот угол зрения на работы Фрейда, который нашел автор, мы смогли применить в своем исследовании. На этом мы остановимся подробно в главе “Анализ рассказа “Тифозный карантин”“.

“Кривое горе” стала одной из основополагающих книг для дипломной работы. Эткинд в большей степени полагается на понятие горя, чем на понятие травмы. Разницу он видит в том, что “травма является ответом на состояние, в котором оказалось Я; горе является ответом на состояние Другого”. Если рассматривать “Колымские рассказы” как свидетельство, то они соединяют в себе горе и травму в силу того, что случай Шаламова уникален - мир ГУЛАГА в “Колымских рассказах” открывается с позиции доходяги, бывшего на пороге смерти, спасенного и говорящего не только за себя, но и за остальных навернувшихся заключенных.

Перечисленные работы по-разному разрабатывают теорию памяти, но это только фон нашего исследования. Его центральным предметом остается тело, для изучения которой ключевой научной литературой стала коллективная монография “История тела. Перемена взгляда: XX век”. “История тела” исследует, как менялось отношение к телу в XX веке, и, следовательно, какие функциями обладал концепт тела в разное время. В частности, в главе II “Уничтожение. Тело и лагеря” авторы вводят в контекст рассуждений о “выведенных из строя телах, плодах двух систем концентрационных лагерей: сталинской и нацистской”. В ней удобно скомпилирован фактический материал и свидетельства заключенных, и как результат анализа этих данных обозначены основные аспекты того, как условия заключения воздействовали на человека в целом и на тело в частности.

Представленный материал можно условно разделить на две части: как подавляли тело и как оно сопротивлялось. Помимо прописанных форм угнетения (наказания), последствия которых авторы подробно освещают в книге, были еще те, которые возникали подспудно. Нехватка одежды, общие туалеты и испражнения у всех на виду были ударом по чувству личной приватности и стыда. Уход за заключенными в госпиталях, который можно принять за положительный момент в лагерной системе, ? лишь продолжал наказание. После выздоровления их возвращали на общие работы, где за считанные дни они снова превращались в полутрупы.

В книге рассматриваются такие явления как анимализация и реификация (превращение в вещь), которые почти неизбежно настигали заключенных в концлагерях. Заключенные не только могли стать заложниками своего тела, но и воспринимать свое тело как символ и манифест. Например, базовый уход за собой, выражение эмоций были способом поддерживать тело и душу в живом состоянии, сохранить свое Я вопреки лагерной среде среде. Как ни парадоксально, в контексте выживания реификацию авторы тоже считают оружием сопротивления, которое помогает сохранить силы, а значит, жизнь. Еще более удивительным нам показался вывод о том, что трупы, которые, в отличие от нацистских лагерей, в ГУЛАГЕ закапывались, тоже становятся символичной эмблемой сопротивления: так как в условиях вечной мерзлоты трупы не разлагаются, они сохраняют память и выдают тайну о произошедшей катастрофе.

В статьях двух американских исследователей мы нашли необходимый нам синтез областей: шаламовская проза, телесность и история ГУЛАГА. Тем не менее, отдельно репрезентацией тела в произведениях Шаламова, насколько мы можем судить, не занимались.

Главный тезис Сары Янг, на котором она основывает статью “Recalling the Dead: Repetition, Identity and the Witness in Varlam Shalamov’s Kolymskie rasskazy”, что между телом и сознанием героев “Колымских рассказов” будто бы произошел раскол: сознание почти угасло, и тело борется за жизнь самостоятельно. Состояние личности напрямую зависит от состояния тела, то есть можно соотнести изменения, чаще истощение тела с раскалыванием личности. В “Колымских рассказах” этот процесс неразрывно связан с писательством. По мнению Шаламова, человеческая психика “обновляется” так же, как кожа, которая заживая стирает связи с Колымой. Раскол между прошлым и настоящим бывшего заключенного подрывает возможность точного описания происходившего, поэтому Шаламов не претендует на полноту свидетельств. Эта точка зрения отразилась в рассказе “Домино”, в котором нарратор, госпитализированный с пеллагрой, “забыл все”. Крайнее истощение, в состоянии которого чаще всего находятся герои Шаламова, мешают им как вспоминать, так и запоминать.

В качестве одного из подвыводов, следующих из основного тезиса, Сара Янг отмечает, что материальный аспект тела - единственный способ отличить людей друг от друга в пространстве лагеря, так как все, что составляет личность, подавлено. Нарраторы “Колымских рассказов” не отличаются между собой. Хотя Крист, Андреев и “я” являются сквозными персонажами, никто из них не обладает устойчивым характером, поэтому они взаимозаменяемы. На их место легко подставить и самого Шаламова. То, что рассказчик деперсонализирован и постоянно меняет личины, по мнению Янг, имитирует потерю самобытности, которую переживает заключенный.

Главный же вывод Сары Янг, основанный на шаламовских текстах, состоит в том, что без благополучия тела не может идти речи о морали и человеческих отношениях. Шаламов настаивает, что основа существования человека - телесная, поэтому в лагере не может произойти совершенствования души. Покалеченное тело обладает таким же покалеченным духом. Оно не может быть преодолено силой воли или идеологией, как предполагала исправительная система ГУЛАГА.

Другой американский исследователь Роберт Жулкин в статье “The Terror of Transformation in Varlam Shalamov’s Stories” останавливается, как он выражается, на наименее изученном аспекте террора - его способности довести человека до состояния, когда тот становится лишь оболочкой, поддерживающей существование (a living shell). Автор группирует выдержки из текстов Варлама Шаламова таким образом, чтобы они иллюстрировали различные виды трансформаций, происходящих с героями в ГУЛАГЕ.

На примере шаламовской прозы Жулкин показывает, что трансформация человека и есть суть террора. В условиях лагеря заключенный не только теряет “человеческое лицо”, нарушая законы морали, но и меняет взгляд на жизнь, так что его представление о жизни перестает быть похожим на человеческое. У заключенного искажается понимание времени и пространства, иначе функционирует память и речь, другими становятся основы защиты тела и духа.

Заключенный претерпевает в лагере радикальные психические и физиологические изменения, которые уже мало совместимы с сущностью человека. У этих изменений есть как внутренние причины - проживание в тесном контакте с “блатными”, так и внешние - непосильный режим работы, холод, нехватка еды и одежды, переполненность бараков, отсутствие личного пространства.

В этих условиях заключенный теряет все то, что делает его человеком: он равнодушен к смерти, потому что нет причин держаться за жизнь; лишен эмоций и чувств: ему чужды гордость, тщеславие, ревность и страсть. В нем осталась единственная эмоция - злоба. Тело ущемлено, поэтому расшатываются представления о моральных границах, а иногда, как кажется, они вообще исчезают.

Наконец, для самых общих выводах о теле в “Колымских рассказах”, от которых мы будем отталкиваться, мы использовали метод количественного анализа. Базовой книгой в вопросах количественного анализа, опередившей свое время, считается “Методология точного литературоведения” Бориса Ярхо, соединившего теорию литературной эволюции со сложной статистикой. Главной же фигурой последних лет в этой области является итальянский литературовед Франко Моретти. В 2013 году вышла его книга “Дальнее чтение”, которая представляет собой архив статей Моретти за последние десять лет, снабженный ретроспективными комментариями автора. Книга демонстрирует эволюцию взглядов Моретти на сравнительное литературоведение, конечным пунктом которой пока стал компьютеризированное литературоведение. Компьютеризированное литературоведение предполагает не только вычисление, но и о широком спектре исследовательских действий (автоматизированном поиске, составлении корпуса, разметки, картировании и других формах визиализации), реализуемых посредством кода. Не обладая навыками работы с кодом, мы проводили сбор и анализ данных частично вручную, частично с помощью простых компьютерных программ типа Ecxel.

Главная цель нашего исследования выяснить функцию телесности в “Колымских рассказах”.

Очевидно, что ответ на этот вопрос не один, поэтому мы попытаемся выявить смысловую телеологию телесности. Нам необходимо сделать не только статистический, имманентный и контекстуальный анализ, но и выявить мотивные пропорции в рассказах.

И на их основе попробовать сформулировать основные выводы о человеке, сделанные в антропологическом исследовании Шаламова, которым представляются “Колымские рассказы”.

Мы начали исследование с нескольких статистических таблиц, рассмотрев, какие части тела упоминаются в “Колымских рассказах” и с какой частотностью. Было важно различать прямое и переносное словоупотребление, поэтому мы учитывали контекст выделенных слов. Так у нас сформировались отдельная рубрика антропоморфных метафор, которые мы исключили при выведении статистики.

Основываясь на статистике, мы попытались наглядно изобразить, какой профиль тела вырисовывается в прозе Шаламова. Аналогично мы поступили с повестью “Один день Ивана Денисовича” А.И. Солженицына, который неизменно возникает в исследованиях “Колымских рассказов” (Например, статья Е.Ю. Михайлик “Кот, бегущий между Солженицыным и Шаламовым”). При этом мы учли разные объемы текстов и работали с процентными соотношениями частотности словоупотребления и объемов текстов.

Далее мы перешли к анализу рассказов “Домино”, “Шерри-Бренди” и “Тифозный карантин”. Как кажется, эти рассказы более других рефлексируют над человеческой телесностью. При анализе мы пытались встроить шаламовскую прозу в историю литературы, расшифровывая аллюзии и углубляясь в их семантику и историю.

Наконец, мы попытались теоретизировать о месте Шаламова в литературной эволюции, указав на некоторые сходства стратегии описания тела в “Колымских рассказах” с рекомендованными стратегиями в теоретических сочинениях ЛЕФА, в частности, С. М. Третьякова. “Воспоминания” Шаламова излагают историю взаимоотношений Шаламова и ЛЕФА. А статья Е.Ю. Михайлик “Незамеченная революция” предлагает их исследовательское осмысление, анализируя сходства и различия литературы факта и “новой прозы”.

В дипломной работе мы предприняли попытку очертить некоторые принципы поэтики изображения тела и психических процессов в “Колымских рассказах”, а главное, ответить на вопрос, какие функции телесность выполняет в шаламовском цикле. Компилируя аналитические методы, почерпнутые из исследований травмы, цифровых гуманитарных исследований и литературоведческих исследований, мы показали сеть смыслов телесности, которая разрастается в “Колымских рассказах”. Тем не менее, можно выделить ряд магистральных выводов, какую художественную роль выполняет тело.

Изображение тела ? это способ говорить об опыте колымских лагерей с теми, кто не переживал подобный опыт. Изображение телесных страданий и трансформаций заставляет читателя ощутить сильный эффект вчувствования, потому что тело в целом, физические ощущения, физиология в частности в силу своей биологической определенности более, чем эмоции, объединяют людей.

Телесный язык представляет из себя возможность выразить невыразимое, которое возникает вследствие травматического опыта. Используя телесный язык, Шаламов заполняет эмоциональные лакуны, провалы в памяти или даже запускает процесс воспоминания.

Телесный код помогает расшифровывать рассказы Шаламова, наиболее удачно, как нам кажется, показать это получилась на примере рассказа “Домино”. И оказывается, что в сгущенной телесности завуалирован принцип выделения индивидуальности, который свидетельствует о вере Шаламова в человека.

Наконец, телесность ? это способ рассказа об антропологическом эксперименте, который, как это тавтологически ни звучит, показал, чтобы выжить, нужно слушать свое тело, которое имеет непостижимый инстинкт жизни.

Однако на фоне вывода о преемстве тела, почти незаметной кажется необходимая поправка, что важно сохранить не только тело, но и свою человечность, которая сохраняется у мыслящих людей.

Источники: 1. Вечер памяти О.Э. Мандельштама. https://shalamov.ru/memory/118/ 04.05.2018.

2. Гинзбург Л.Я. Проходящие характеры: Проза военных лет. Записки блокадного человека / Сост., подгот. текста, примеч. и статьи Э. Ван Баскирк и А. Зорина. М.: Новое издательство, 2011.

3. Мандельштам Н. Я. Воспоминания / подгот. текста Ю. Л. Фрейдина; примеч. А. А. Морозова. М.: Согласие, 1999.

4. Мандельштам Н.Я. Письмо В.Т. Шаламову от 25 июля 1965 г. // Шаламов В. Новая книга: Воспоминания. Записные книжки. Переписка. Следственные дела. М.: Эксмо, 2004.

5. Мандельштам О. Э. Собрание сочинений в 4 т.: Т.1. Стихи и проза. 1906-1921. М.: Арт-Бизнес-Центр, 1993.

6. Мандельштам О. Э. Собрание сочинений в 2 т.: Т.1. Стихотворения. Переводы. М.: Художественная литература, 1990.

7. Мандельштам О. Э. Собрание сочинений в 4 т.: Т.3. Стихи и проза. 1930-1937. М.: Арт-Бизнес-Центр, 1993.

8. Солженицын А.И. Один день Ивана Денисовича: [сборник рассказов]. М.: Издательство АСТ, 2016. C. 5?143. (Эксклюзив: Русская классика).

9. Тагер Е. О Мандельштаме // Литературная учеба. 1991. № 1. С. 149 - 160.

10. Третьяков С.М. Биография вещи // Литература факта. Первый сборник материалов работников ЛЕФА. М., 2000. C.68?72.

11. Третьяков С.М. Образоборчество // Новый ЛЕФ : Журнал левого фронта искусств. 1928. № 12 (24).

12. Тютчев Ф.И. Полное собрание сочинений / ред. П.В. Быкова. СПБ.: Т-во А.Ф. Маркс, 1913.

13. Чехов А. П. Палата № 6 // Полное собрание сочинений и писем в 30 т. М.: Наука, 1977. Т. 8. Рассказы. Повести. https://ru.wikisource.org/wiki/Палата_№_6_(Чехов) 29.05.2018.

14. Чуковский Н. К. О том, что видел: Воспоминания. Письма. М.: Молодая гвардия, 2005.

15. Шаламов В.Т. О прозе // Собрание сочинений: В 4-х т. / [Сост., подгот. текста и примеч. И. Сиротинской]. М.: Худож. лит.: ВАГРИУС, 1998. https://shalamov.ru/library/21/45.html 29.05.2018.

16. Шаламов В.Т. Письмо О.С. Неклюдовой от 24 июля 1956 г. https://shalamov.ru/library/24/12.html 29.05.2018.

17. Шаламов В.Т. Письмо Я.Д. Гродзенскому от 24 мая 1965 г. https://shalamov.ru/library/24/24.html 04.06.2018.

18. Шаламов В.Т. Собрание сочинений в четырех томах. Т.1. М.: Художественная литература, Вагриус, 1998. https://shalamov.ru/library/2/ 29.05.2018.

19. Шаламов В.Т. Собрание сочинений в четырех томах. Т.1. М.: Художественная литература, Вагриус, 1998.

20. Шаламов В.Т. Что я видел и понял в лагере. https://shalamov.ru/library/29/ 29.05.2018.

21. Шапорина Л. В. Дневниковая запись от 19 февраля 1939 г. http://prozhito.org/person/198 29.05.2018.

22. Эренбург И. Г. Люди, годы, жизнь: Воспоминания: в 3 т. Т.1. М.: Советский писатель, 1990.

Научная литература: 1. Абелюк Е. Реминисценции и их значение в художественном тексте (на материале произведений О. Мандельштама и В. Шаламова) // Лингвистика для всех. Зимняя лингвистическая школа. М., 2004. C. 9-16 https://shalamov.ru/research/153/ 30.05.2018.

2. Берютти М. Варлам Шаламов: литература как документ // К столетию со дня рождения Варлама Шаламова. Материалы конференции. М., 2007. - C. 199-208.

3. Волкова Е. Абрис творчества Варлама Шаламова как эстетического феномена // Встреча искусства с эстетикой. О философских проблемах диалога искусства и эстетики в XX веке. М.: Современные тетради, 2005. 246 с. https://www.shalamov.ru/research/113/

4. Волкова Е. Смертная тропа и слово. Парадокс - перипетия-ирония // Трагический парадокс Варлама Шаламова. М.: Республика, 1998. https://www.shalamov.ru/research/104/4.html

5. История тела: В 3 т. / Ред. Алена Корбена, Жан-Жака Куртина, Жоржа Вигарелло. Т. 3: Перемена взгляда: XX век. М.: Новое литературное обозрение, 2016. (Серия “Культура повседневности”).

6. Кандель Э. Век самопознания / под ред. Горностаевой В. / пер. Петрова П. М.: Corpus, 2016. (Элементы).

7. Лекманов О. А. Жизнь Осипа Мандельштама: Документальное повествование. - СПБ.: Журнал “Звезда”, 2003. С.169.

8. Лотман Ю. М. “Пиковая дама” и тема карт и карточной игры в русской литературе начала XIX века // Лотман Ю. М. Пушкин: Биография писателя; Статьи и заметки, 1960-1990; "Евгений Онегин": Комментарий. СПБ.: Искусство-СПБ, 1995. С. 786-814.

9. Миннуллин О. Интертекстуальный анализ рассказа “Шерри-Бренди”: Шаламов - Мандельштам - Тютчев - Верлен // Філологічні студії. Криворожский национальный университет. 2012. Випуск 8. С. 223-242. https://shalamov.ru/research/282/

10. Михайлик Е. Варлам Шаламов в присутствие дьявола. Проблема контекста // Russian Literature. 2000. XLVII. С. 199-219.

11. Михайлик Е. Варлам Шаламов: рассказ “Ягоды”. Пример деструктивной прозы // IV Международные Шаламовские чтения. Москва, 18-19 июня 1997 г.: Тезисы докладов и сообщений. М.: Республика, 1997. С. 74-85.

12. Михайлик Е. Кот, бегущий между Солженицыным и Шаламовым // Шаламовский сборник / Сост. В. В. Есипов. Вологда: Грифон, 2002. C.101-114.

13. Михайлик Е. Кот, бегущий между Солженицыным и Шаламовым // Шаламовский сборник: Вып. 3. Сост. В. В. Есипов. Вологда: Грифон, 2002. C.101-114.

14. Михайлик Е. Незамеченная революция // Антропология революции / Сб. статей. Сост. и ред. И.Прохорова, А.Дмитриев, И.Кукулин, М.Майофис. М.: Новое литературное обозрение, 2009. С.178-204.

15. Михайлик Е. Один? День? Ивана Денисовича? Или Реформа языка // НЛО. 2014. №2(126). https://shalamov.ru/research/241/#t2

16. Михеев М. Ю. Андрей Платонов… и другие. Языки русской литературы XX века. М.: Языки славянской культуры, 2015 (Studia Philologica).

17. Михеев М. Ю. Множество повествователей Варлама Шаламова.

18. Моретти Ф. Дальнее чтение / пер. с англ. А. Вдовина, О. Собчука, А. Шели. Науч. Ред. Перевода И. Кушнарева. М.: Изд-во Института Гайдара, 2016.

19. Мурашов Ю. Препарированное тело. К медиализации тел в русской и советской культуре // Русская литература и медицина: тело, предписания, социальная практика. М.: Новое издательство, 2006. С.220-227.

20. Орлова Г. Время зуммировать: Цифровое чтение в поисках масштаба // НЛО. 2018. № 2(150)

21. Подорога В. Дерево мертвых: Варлам Шаламов и время ГУЛАГА // НЛО. 2013. №120.

22. Собчук О. Номотетическое литературоведение: пунктирный набросок

23. Толстогузов П. Н. “Цицерон” Тютчева: идеологический контекст и поэтика учительного жанра // Интерпретация литературного и культурного текста: традиция и современность / Межвузовский сборник научных статей. Биробиджан, 2004. С. 99-107.

24. Топоров В.Н. О “психофизиологическом” компоненте поэзии Мандельштама // В.Н. Топоров. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М.: Издательская группа "Прогресс" - "Культура", 1995.

25. Травма:пункты: Сборник статей / Сост. С. Ушакин и Е. Трубина. М.: Новое литературное обозрение, 2009.

26. Тынянов Ю. Н. О литературной эволюции // Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977.

27. Фрейд З. Я и Оно / пер. с нем. Л. Голлербаха, И. Ермакова. М.: Э, 2017. (Великие личности).

28. Хьелл Ларри А., Зиглер Дэниел Дж. Теории личности / под ред. Е. Егревой. Спб.: Питер, 2014. (Мастера психологии).

29. Эткинд А. Кривое горе: Память о непогребенных / Александр Эткинд: авториз. пер. с англ. В. Макарова. М.: Новое литературное обозрение, 2016.

30. Юрьев О. А. Осип Мандельштам: Параллельно-перпендикулярное десятилетие // Он же. Заполненные зияния. Книга о русской поэзии. М.: Новое литературное обозрение, 2013.

31. Ярхо Б. И. Методология точного литературоведения: Избранные труды по теории литературы / подгот. изд. М. В. Акимовой, И. А. Пильщикова и М. И. Шапиром / под ред. М. И. Шапира. Языки славянских культур. 2006. XXXII. (Philologica russica et speculativa).

32. Caruth, Cathy. Trauma: explorations in memory, 1995.

33. Caruth, Cathy. Unclaimed Experience: Trauma, Narrative and History, 1996.

34. Davoliute V. Shalamov’s Memory // Canadian Slavonic Papers. 2005/ Vol. 47. Is. 1/2. P.1-21.