Нахождение различий и совпадений в реальной и автобиографической жизни Набокова - Дипломная работа

Тему автобиографичность прозы Набокова довольно сложно назвать новой и неисследованной: по этому предмету написаны книги такими авторами как Б. Таким белым пятном является текстуальное сравнения расхождения и совпадений жизненных фактов самого Набокова и тех фактов, которые он приводит в своих автобиографиях, а также - сравнения сравнение биографических сведений писателя с фактами из жизни его литературных героев. В первом случае сравнения читатель сталкивается с двумя стратегиями прочтения автобиографии Набокова: или принимать все на веру, что крайне неосмотрительно, зная любовь писателя к шуткам, фокусам, каламбурам и играм с темой двойника, или попытаться избавиться от диктата автора, показывающего только определенную сторону своей жизни (в случае с автобиографиями Набокова - это его детство, которое он навсегда запечатлел в «Других берегах», Conclusive Evidence: A Memoir и Speak, Memory: An Autobiography Revisited). В случае выбора второй стратегии, читатель будет вынужден ознакомиться с биографией Набокова, чтобы не угодить в расставленные ловушки писателя, которые помогают Набокову подсвечивать те эпизоды детства, которые ему нужны, и убирать в тень те, что мешают ему выстроить ровную и красивую историю биографии. Когда же идет сравнение фактов набоковской жизни и жизни его литературных героев, важно не брать за основу идею, что Набоков пишет Ганина по своему образу и подобию, что мысли Ганина равны мыслям автора, что Набоков выписывает героев своих русских романов, глядя на самого себя, потому что у него не хватает фантазии и т. д.Автор биографий обращаются каждый раз к моменту рождения не только потому, что появление на свет находится дальше всех по отношению к другим событиям, но и благодаря возможности выйти за пределы и границы рождения, соприкоснуться с мистическим, как у Андрея Белого в «Котике Летаеве» и у Набокова: «Колыбель качается над бездной. здравый смысл говорит нам, что жизнь - только щель слабого света между двумя идеально черными вечностями». Набоков же всегда интерпретировал время как тюрьму для разума и человека вообще: «В начале моих исследований прошлого я не совсем понимал, что безграничное на первый взгляд время есть на самом деле круглая крепость. Набоков, рассказывая о появлении самосознания (тема сознания неизбежно отсылает нас к Белому), приводит эпизод прогулки с отцом и матерью, существование которых помогло Набокову отделить свое «Я» от «не-Я»: «Я научился счету и слову почти одновременно, и открытие, что я - я, а мои родители - они, было непосредственно связано с понятием об отношении их возраста к моему . Если бы Набоков не написал «Других берегов», то и не было бы того огромного корпуса исследовательских работ тему автобиографического мифа Набокова. Важно уточнить, что Набоков пишет собственную автобиографию с точки зрения человека, отделенного от своего прошлого, его жизнь стала материалом или картинкой, где нужно найти то, «что спрятал матрос»: «Обнаружить и проследить на протяжении своей жизни развитие таких тематических узоров и есть, думается мне, главная задача мемуариста».Как дальше признается Набоков в предисловии к американскому изданию «Машеньки», его первый роман получился почти автобиографическим текстом: «Его [Ганина] Машенька и моя Тамара - сестры-близнецы; тут же дедовские парковые аллеи; через обе книги [“Другие берега”] протекает та же Оредежь; и подлинная фотография Рождественской усадьбы, как она теперь выглядит (прекрасно воспроизведенная на обложке Пингвиновского издания “Speak, Memory”, 1969) могла бы служить отличной иллюстрацией перрона с колоннами в “Воскресенске” из романа». Сам Набоков потом признавался, что описание его первой любви в «Машеньке» намного детальнее, ярче, чем 11-ая глава «Других берегов», посвященная Вале Шульгиной (названной в тексте «Тамарой» - это имя по цвету букв в синестической системе Набокова походило на настоящее имя возлюбленной), хотя, казалось бы, во втором случае, когда точность и автобиографичность должна достичь своего максимума, такового не случается. Набокова, это изменение было внесено в репринт «Ардиса» рукой В.В. Набокова. Такой страсти к шахматам у Набокова не было (по степени силы эту любовь можно сравнить только с любовью к бабочкам - Набоков называет ее «безумной, угрюмой страстью»), но эпизод с игрой в шахматы, где некоторые потерянные фигуры были заменены на другие предметы, что были под рукой, присутствует в «Других берегах» и в рассматриваемом в этой главе романе. «Подвиг» - еще один роман, в котором Набоков прибегает к «преображенному» автобиографическому материалу: Мартын Эдельвейс, так же как и автор, эмигрант; его первые книги, прочитанные в детстве, написаны на английском языке; поездки на летние курорты и воспоминания о них; любовь к поездам; крымские впечатления; переезд в Европу через Константинополь; учеба в Кембридже и любовь к футболу, роль голкипера в команде.Рассказ напечатан 12 сентября 1939 года в «Последних новостях»; заглавный герой представляет из себя ожившего на страницах русско

Оглавление

Введение

Глава 1. Набоковский сюжет воспоминания в традиции русских автобиографий

Глава 2. «Другие Берега»

Глава 3. «Первое стихотворение» как воплощение темы творчества

Глава 4. «Машенька»

Глава 5. «Защита Лужина»

Глава 6. «Подвиг»

Глава 7. «Дар»

Глава 8. «Смотри на арлекинов!»

Глава 9. Исчезновение Сирина

Глава 10. Набоков как интернациональный писатель

Глава 11. Образ Набокова в интервью

Заключение

Список использованной литературы