Освещение вопросов взаимоотношения науки и религии как важных составляющих человеческой культуры и ментальности. Обсуждение гипотезы об источнике религиозного чувства как бессознательного инопланетных цивилизаций, имплицитно влияющих на земную эволюцию.
При низкой оригинальности работы "Космические истоки религиозного чувства (возможная гипотеза)", Вы можете повысить уникальность этой работы до 80-100%
В течение всей человеческой истории во всех культурах и на всех континентах существовали религиозные и квазирелигиозные культы (начиная от шаманизма, и кончая монотеистическими религиями - иудаизмом, христианством, и исламом), а также мистическим индуизмом, философским и психотехничным буддизмом, социально ориентированным конфуцианством, системно-интегративным даосизмом, анимистическим синтоизмом, предельно аскетичным и экологичным джайнизмом и еще великим множеством "разнообразий религиозного опыта" накопленного человечеством. Не имея возможности лицезреть "объективную действительность", или то, что Иммануил Кант называл "вещью в себе", человек, согласно принципу альтернативистского конструктивизма Джорджа Келли познает мир (и себя как часть этого мира) как ученый, строя альтернативные гипотезы и модели [Келли, 2000]. Возникает также вопрос, а насколько будущее уже задано и предопределено: от суждения "и волос с головы не упадет без воли Отца вашего Небесного" Евангелия до суждения о том, что "Бог в своей любви, не ограничивает свободу выбора человеком добра или зла" в православном экзистенциализме,5 и насколько сам человек ответственен за этот выбор? Ощущая присутствие неких высших сил, влияющих как на судьбу конкретного единичного человека, так и определяющих жизнь всего человечества, последнее категорировало эти силы в предоставлениях о духах (шаманизм); поклонялось им в звероподобных образах богов древнего Египта, или же в человеко-совершенных образах бессмертных богов Древней Греции и Рима, царящих над людьми, но и принимающих участие в жизни смертных. Монотеистическая идея единого бога прошла эволюцию от племенного бога Яхве, лепящего человека (Адама) из глины, и имеющего в иудаизме чисто человеческие качества: как то способность гневаться, карать отступников (как в случае наказания жителей Садома и Гоморры), ревниво проверять на верность себе (как в случае с Иовой); через парадоксальную идею Бога воплотившегося во Христе и принявшего крестные муки, и тем самым искупившим первородный грех ("смерть смертью поправ"); через более позднюю версию Троицы в христианстве, к идее "Бог везде и нигде, Бог в сердце твоем" в протестантизме.
Введение
Пытаясь осмыслить истоки собственного существование, Человечество устремляло свой взгляд в Небо, однако исследований психики в контексте глобальной космической эволюции исчезающе мало. Отчасти этот вектор представлен гуманитарно-антропологическими направлениями "философии жизни" в работах западных мыслителей, таких как Артур Шопенгауэр, Фридрих Ницше, Вильгельм Дильтей, Анри Бергсон, Освальд Шпенглер, Георг Зиммель, Эдуард Шпрангер, Уильям Джеймс, Генрих Риккерт.
Мировая наука, оплодотворенная идеями "русского космизма" Николая Федорова, Константина Циолковского, Владимира Одоевского, Сергея Булгакова, Павла Флоренского развивала идеи трансформации человеческой цивилизации в контексте космической эволюции. В современной науке эта проблематика представлена в исследованиях Big History Дэвида Кристиана, Универсального эволюционизма Иосифа Шкловского и Никиты Моисеева, Мегаистории Акопа Назаретяна. Глобальные модели взаимоотношения человека и природы присутствуют в работах таких родоначальников системного анализа как Людвига фон Берталанфи, Владимира Вернадского и Александра Богданова. Естественно, такое интегральное мировоззрение требуют и глобальной творческой фантазии. Так, например, идея Циолковского о переходе в будущем человечества в лучистую форму, невозможно эмпирически проверить, ни теоретически доказать. Но такие глобальные идеи открывают веер потенциальных возможностей развития, без целеобразующей функции которых, корабль человеческой цивилизации не имеет направленности. О генералах, ориентированных только на опыт прошлого говорят, как о готовящихся к прошедшим войнам, но ученый ориентированный только на принципы сегодняшней науки обречен на догматизм и стагнацию своего творчества. Как заявил великий физик Нильс Бор молодому коллеге, на одном из научных семинаров: "Ваше теория несомненно безумная, но достаточно ли она безумная, чтобы быть верной". Не забудем в этом контексте идею о само реализующихся прогнозах, когда самая безумная фантазия может оказаться руководством к действию.
Если наука конструирует возможные модели бытия и развивает технологическое могущество Человечества, то религия, как идеология - задает возможные смыслы такого бытия и смыслы человеческого существования Разделяя методологию конструктивизма, исхожу из того, что любая метафора, притча или мифологема, содержит элемент истины. Как говаривал Пол Фейерабенд "сгодится все". В течение всей человеческой истории во всех культурах и на всех континентах существовали религиозные и квазирелигиозные культы (начиная от шаманизма, и кончая монотеистическими религиями - иудаизмом, христианством, и исламом), а также мистическим индуизмом, философским и психотехничным буддизмом, социально ориентированным конфуцианством, системно-интегративным даосизмом, анимистическим синтоизмом, предельно аскетичным и экологичным джайнизмом и еще великим множеством "разнообразий религиозного опыта" накопленного человечеством. Очевидно, что религиозное чувство, как и тяга к трансцендентальному - неизбежные составляющие человеческого менталитета, выступают некими инвариантами человеческой природы, присущими также и выдающимся ученым: Ньютону, который был также и глубоким теологом, епископу Беркли, выдвинувшему онтологический принцип "быть - значит быть наблюдаемым", Альберту Эйнштейну с его рассуждениями о месте религии в познании, академику Ивану Павлову, жестко разводившим физиологию и учение о духе - список можно продолжать, внося в него множество славных имен. Европейская наука отпочковалась от теологии, стремясь найти законы божественного мира ("Мир как книга").
Само понятие "истина", столь любимое в научном лексиконе, имеет явно "религиозно-мифологическое происхождение" и подразумевает констатацию того "что есть на самом деле". Это представление об истине как соответствии нашего познания "объективной реальности" (еще один мифологический термин) разделяется и отечественной "ленинской теорией отражения" и западной "корреспондирующей теорией истины", и на обыденном уровне разделяется не только массовым сознанием, но неосознанно пронизывает ментальные установки большинства ученых. Фридрих Энгельс выразил это в представлении о том, что познание по асимптоте стремится ко все большему соответствию самой действительности. Но есть ли сама эта действительность, безотносительно к особенностям восприятия наблюдателя, его языка и менталитета? Не имея возможности лицезреть "объективную действительность", или то, что Иммануил Кант называл "вещью в себе", человек, согласно принципу альтернативистского конструктивизма Джорджа Келли познает мир (и себя как часть этого мира) как ученый, строя альтернативные гипотезы и модели [Келли, 2000]. Великий греческий философ Платон выразил эту мысль, дав образ человека, живущего в пещере, где по отраженным теням на стенах этой пещеры, он пытается строить гипотезы о мире, простирающемся за стенами этой пещеры.
Различные науки ставят вопросы и получают ответы на достаточно конкретные аспекты мироустройства, но мы не знаем однозначных ответов на самые глобальные экзистенциальные вопросы нашего бытия типа: Есть ли Бог?; Есть ли "жизнь" после смерти и возможна ли реинкарнация? Есть ли во Вселенной разумная жизнь на более высоких ступенях разума, чем земная (что почти эквивалентно вопросу: а есть ли Бог)? Есть ли смысл жизни помимо биологического и не объясняется ли "молчание космоса" тем, что, достигнув определенного социального и материального благополучия ("миром правит любовь и голод"), развитая цивилизация просто утрачивает мотивацию и желание жить (как в романе Джека Лондона "Мартин Иден" достижение желаемого ведет в тупик мотивации). Жить ради чего? Что такое судьба, и насколько наша жизнь предопределена? Что такое свобода воли, и каковы ее рамки? Где границы моей свободы воли и есть ли она? (как это у Федора Достоевского: "Тварь ли я дрожащая или право имею?") На основе чего возможны пророчества и можно ли заглянуть в будущее или прошлое, не через рациональный прогноз, а через непосредственные усмотрение еще не свершившегося или, наоборот, навсегда ушедшего? Как, например, в философии православного экзистенциализма (Лев Шестов, Николай Бердяев, Николай Трубецкой) есть представление о том, что Бог, находясь вне пространства и времени, созерцает "одновременно" начало и конец причинно-следственной цепочки, и для него нет прошлого и будущего. Можно полагать, что в случае пророчества, медиум способен войти во вневременное состояние, приписываемое в православном экзистенциализме Богу. Возникает также вопрос, а насколько будущее уже задано и предопределено: от суждения "и волос с головы не упадет без воли Отца вашего Небесного" Евангелия до суждения о том, что "Бог в своей любви, не ограничивает свободу выбора человеком добра или зла" в православном экзистенциализме,5 и насколько сам человек ответственен за этот выбор? Онтологично ли зло? Другими словами, есть ли силы зла: типа дьявола в христианстве, шайтана в исламе? Или же зло не персонифицировано и представляет собой просто неведение, незнание, как в буддизме или в христианской версии Августина? Таких базовых экзистенциальных вопросов множество, но ни на один из них мы не имеем однозначного ответа. И в роли пророков, дающих если не решение этих базовых вопросов бытия, то хотя бы ощущение приближения к ним, часто выступают "духовно талантливые люди", черпающие из индивидуального и коллективного бессознательного смутные образы или мироощущения, которые они выражают в "мягких языках", на которых разговаривают пророчество и искусство.
Между наукой и теологией есть некие общие моменты. Научный текст (в отличие от текста графомана или шизофреника), существует "как текст в тексте", будучи наполненным как прямыми, так и косвенными ссылками на работы коллег, философов и методологов науки. Но и теологическая литература помимо опоры на канонические тексты (Типитака, Ветхий и Новый Завет, Талмуд, Коран и т.п.) содержит огромную перекличку интерпретаторов канонических текстов, подчас объемом превосходящую, на несколько порядков, сами сакральные тексты. Далее, специфику науки обычно связывают с наличием эмпирического опыта, а также с возможностью экспериментально проверять исходные гипотезы. Но и в рамках духовной культуры возможен мысленный эксперимент, пророчества, как подтверждаемые или не подтвержденные гипотезы, духовная работа, сомнения и терзания, внутренний самоанализ, ощущение безусловной достоверности, что, конечно, отличает религиозный опыт от естественно-научного, но оказывается близким к психоаналитическим или трансперсональным вариантам психологической науки, которую все же принято считать гуманитарной наукой, хоть и отличной от естественно-научной. религиозное чувство инопланетная цивилизация
Познание человеком мира и самого себя в истории человеческой культуры осуществлялась с того, что Василий Налимов обозначил как фигуры "мягкого языка": мифы, легенды, притчи. Российский ученый, философ, гуманист Александр Богданов в фундаментальной монографии "Тектология: Всеобщая организационная наука", (которая многими учеными рассматривается как предвестница кибернетики, предвосхитившая ряд положений "Теории систем" Людвига фон Берталанфи [Берталанфи, 1969]), показывает, что "основной метафорой" в познании мира в первобытном обществе были племенные отношения внутри самого этого общества, как материал, наиболее близкого и освоенный людьми [Богданов, 1989]. Русский язык несет в своей грамматике и синтаксисе огромный пласт архаичного мышления и миропонимания, доставшегося нам от далеких предков. В свое время мы ввели понятие "псевдодействие" для обозначения присущего русскому языку феномена описания предметной ситуации по аналогии с человеческим действием. Рассмотрим, например, предложение "книга лежит на столе". Мало того, что в ситуации пространственного взаимоотношения двух объектов меньшему по размеру (книге) приписывается роль подлежащего, т.е. субъекта, который совершает антропоморфное действие (разлеглась, понимаешь!). Этому субъекту (книге) приписывается еще и половая принадлежность (книга - она) при полном отсутствии каких-либо половых признаков. Описание окружающей реальности через ее антропо- морфизацию, т.е. наделение природных процессов человеко- морфными свойствами и использование в качестве объяснительной модели природных процессов собственные, т.е. человеческие действия в мире, и составляет первейшую базовую метафору житейской психологии. Древний человек по аналогии с самим собой одушевлял природу, приписывая природным процессам - субъектность. Сравним предложения: "Я иду домой" и "Идет дождь"; "Ветер качает деревья", "Мать качает колыбель с младенцем"; "Анастасия выглянула изза плетня" и "Солнце выглянуло изза туч". В этих предложениях как человек, так и разного рода природные процессы, и стихии выступают в роли подлежащего, обозначающего активный агент действия. Отметим, что для снятия этого архаического, уходящего в седую древность феномена антропоморфизации неживой природы, присущего нашему языку, в падежной грамматике Чарльза Филлмора вводится глубинный уровень смысловых ролей ("семантических падежей"), соответствующий современным представлениям о человеческой деятельности и природных процессах [Филлмор, 1981]. Так, в падежной грамматике Чарльза Филлмора в предложении "мальчик разбил окно камнем" на роль "Агента" действия будет отнесен "мальчик", на роль объекта - "окно", а "камню" будет приписана падежная роль "инструмента". В предложении "музыка взволновала меня" - "я" не будет являться "агентом", поскольку это переживание не было произвольном и волевым, и "мне" в падежной грамматике Филлмора приписывается роль "пациента" [Филлмор, 1981]. По сути дела, лингвист Филлмор пытается построить свой вариант "теории деятельности" и отрефлексировать процесс категоризации, как процесс затрагивающий мотивацию, целеобразование, осознаваемые и бессознательные уровни регуляции деятельности субъекта. Так, одна из чрезвычайно интересных попыток структурной лингвистики (Апресян, Мельчук, Жолковский и др.) - создать язык смыслов, представляющий собой связные ориентированные графы, в узлах которых стоит универсальная лексика данного языка, а ребра графов заданы обобщенными предикатами.
Не только древние люди переносили человеческую субъектность на природные процессы. Так, персидский царь Ксеркс, перед сражением с греками, в результате которого получил поражение, приказал высечь море, виновное в шторме, разметавшем понтонную переправу и утопившем часть войска. Отдаленный от нашего настоящего дня всего на несколько столетий, царь Иван Грозный приказал вырвать язык у вечевого колокола Великого Новгорода и отравить колокол в ссылку.
Ощущая присутствие неких высших сил, влияющих как на судьбу конкретного единичного человека, так и определяющих жизнь всего человечества, последнее категорировало эти силы в предоставлениях о духах (шаманизм); поклонялось им в звероподобных образах богов древнего Египта, или же в человеко-совершенных образах бессмертных богов Древней Греции и Рима, царящих над людьми, но и принимающих участие в жизни смертных. Монотеистическая идея единого бога прошла эволюцию от племенного бога Яхве, лепящего человека (Адама) из глины, и имеющего в иудаизме чисто человеческие качества: как то способность гневаться, карать отступников (как в случае наказания жителей Садома и Гоморры), ревниво проверять на верность себе (как в случае с Иовой); через парадоксальную идею Бога воплотившегося во Христе и принявшего крестные муки, и тем самым искупившим первородный грех ("смерть смертью поправ"); через более позднюю версию Троицы в христианстве, к идее "Бог везде и нигде, Бог в сердце твоем" в протестантизме. Можно сказать, что идея Бога, последовательно освобождаясь от антропоморфных представлений, становилась все более трансцендентальной, выражаясь в религиозном чувстве присущем пророкам, поэтам, "духовно талантливым людям". Источник религиозного чувства - индивидуальное и коллективное бессознательное. Но выразить и осознать религиозное переживание, можно только категорировав его. "В начале было слово". Язык как "дом бытия" (Хайдеггер) задает и границы нашего мира (Витгенштейн). Поэта Николая Гумилева можно характеризовать как романтика и мистика. Он предсказал насильственную причину и условия своей собственной гибели. Мироощущение присутствия Бога у Гумилева представлено, в частности, в его стихотворении "Шестое чувство" (1920), написанным за год до его расстрела: Прекрасно в нас влюбленное вино
И добрый хлеб, что в печь для нас садится, И женщина, которою дано, Сперва измучившись, нам насладиться.
Но что нам делать с розовой зарей
Над холодеющими небесами, Где тишина и неземной покой, Что делать нам с бессмертными стихами?
Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.
Мгновение бежит неудержимо, И мы ломаем руки, но опять
Осуждены идти все мимо, мимо.
Как мальчик, игры позабыв свои, Следит порой за девичьим купаньем
И, ничего не зная о любви, Все ж мучится таинственным желаньем;
Как некогда в разросшихся хвощах
Ревела от сознания бессилья
Тварь скользкая, почуяна плечах
Еще не появившиеся крылья;
Так век за веком - скоро ли, Господь? -
Под скальпелем природы и искусства
Кричит наш дух, изнемогает плоть, Рождая орган для шестого чувства.
То есть, согласно Гумилеву, помимо пяти чувств, дающим нам радость и страдания, исходящих от земного бытия у человека, хотя бы в зародыше, присутствует шестое чувство - ощущение присутствия трансцендентального, присутствия Бога. Природа "шестого чувства", наиболее сильно выражена у всех "духовно талантливых людей" (термин Федора Василюка) и в первую очередь - у основателей религий: Будды (Буддизм), Махавира (Джайнизм), Заратустры (Зороастризм), Моисея (Иудаизм), Христа (Христианство), Бодхидхармы (Дзен Буддизм), Лао-Цзы (Даосизм), Магомета (Ислам), Конфуция (Конфуцианство), гуру Нанака (Сикхизм), а также у множества святых и пророков- паломников трансцендентального мира. Я исхожу из того, что всем им было ведомо погружение в измененные формы сознания. Эти непредметные формы бессознательного содержат опыт в до категориальных форм, которые духовный сталкер выражает уже в сознательном плане в виде неких сакральных текстов, в которых он способен (в силу национальной культуры и языка) выразить. Так появляется множество религий и пророчеств, на мой взгляд, имеющих общие корни в коллективном бессознательном (и, как полагал Карл Юнг, имеющих не только земное, но и космическое происхождение [Юнг, 1991]). Полагаю, что важно развести религиозное чувство, как форму индивидуального прорыва к трансцендентальному и религию, как устоявшийся социальный институт, поддерживающий консервативные установки общества, в форме техно-гуманитарного баланса [Назаретян, 2017]. Если использовать биологическую аналогию по отношению к человеческой культуре, то можно сказать, что религиозное чувство реализует изменчивость, а религиозные тексты (Талмуд, Библия, Махабхарата, Коран) выступают носителями консерватизма наследственности человеческой культуры. Религии возникают как формы духовного творчества "духовно талантливых людей" и первоначально несут революционные идеи в системе ценностей, подчас выступая в форме ереси, по отношению к предыдущей вере. Например, как христианство по отношению к иудаизму, или протестантизм по отношению к католицизму. Но будучи институализированным и став доминирующей идеологией, обличенной властью и собственностью, социальные институты (государственная идеология, церковь) подчас реализует диаметрально противоположные изначальной вере ценностные установки. Так, например, христианство, возникнув как идеология сострадания и любви, в эпоху абсолютизма, породило институт инквизиции, чьи установки представляли полную противоположность раннему христианству. История Человечества показывает, что практически любая идеология (религиозная или светская) оборачивается в какие-то моменты истории своей противоположностью. Во имя любви к Богу горели костры инквизиции, из любви к освобожденному человечеству "рыцари революции", в лице НКВД, загоняли людей в концлагеря и "стройки века". Федор Достоевский пророчески описал в притче о Великом инквизиторе осуждение Христа на смерть при его гипотетическом Втором пришествии. "...Среди глубокого мрака вдруг отворяется железная дверь тюрьмы, и сам старик великий инквизитор со светильником в руке медленно входит в тюрьму. Он один, дверь за ним тотчас же запирается. Он останавливается при входе и долго, минуту или две, всматривается в лицо его. Наконец тихо подходит, ставит светильник на стол и говорит ему: - Это ты? Ты? - Но, не получая ответа, быстро прибавляет: "Не отвечай, молчи. Да и что бы ты мог сказать? Я слишком знаю, что ты скажешь. Да ты и права не имеешь ничего прибавлять к тому, что уже сказано тобой прежде. Зачем же ты пришел нам мешать? Ибо ты пришел нам мешать, и сам это знаешь. Но, знаешь ли, что будет завтра? Я не знаю, кто ты, и знать не хочу: ты ли это, или только подобие его, но завтра же я осужу и сожгу тебя на костре, как злейшего из еретиков, и тот самый народ, который сегодня целовал твои ноги, завтра же по одному моему мановению бросится подгребать к твоему костру угли, знаешь ты это? Да, ты, может быть, это знаешь, - прибавил он в проникновенном раздумье, ни на мгновение, не отрываясь взглядом от своего пленника... "Имеешь ли ты право возвестить нам хоть одну из тайн того мира, из которого ты пришел? Нет, не имеешь, чтобы не прибавлять к тому, что уже было прежде сказано, и чтобы не отнять у людей свободы, за которую ты так стоял, когда был на земле. Все, что ты вновь возвестишь, посягнет на свободу веры людей, ибо явится как чудо, а свобода их веры тебе была дороже всего еще тогда, полторы тысячи лет назад. Не ты ли так часто тогда говорил: "Хочу сделать вас свободными". Но вот ты теперь увидел этих "свободных" людей, - прибавляет вдруг старик со вдумчивою усмешкой. - Да, это дело нам дорого стоило, - продолжает он, строго смотря на него, - но мы докончили, наконец, это дело во имя твое. Пятнадцать веков мучились мы с этою свободой, но теперь это кончено и кончено крепко. Ты не веришь, что кончено крепко? Ты смотришь на меня кротко и не удостаиваешь меня даже негодования? Но знай, что теперь и именно ныне эти люди уверены более чем когда-нибудь, что свободны вполне, а между тем сами же они принесли нам свободу свою и покорно положили ее к ногам нашим. Но это сделали мы, а того ль ты желал, такой свободы. Ибо теперь только стало возможным помыслить в первый раз о счастии людей. Человек был устроен бунтовщиком; разве бунтовщики могут быть счастливыми? Тебя предупреждали, - говорит он ему, - ты не имел недостатка в предупреждениях и указаниях, но ты не послушал предупреждений, ты отверг единственный путь, которым можно было устроить людей счастливыми, но, к счастью, уходя, ты передал дело нам. Ты обещал, ты утвердил своим словом, ты дал нам право связывать и развязывать, и уж, конечно, не можешь и думать отнять у нас это право теперь. Зачем же ты пришел нам мешать?". Повторяю Тебе, завтра же Ты увидишь это послушное стадо, которое по первому мановению моему бросится подгребать горячие угли к костру Твоему, на котором сожгу Тебя за то, что пришел нам мешать. Ибо если был кто всех более заслужил наш костер, то это Ты. Завтра сожгу Тебя" [Достоевский, 1991].
При наличии для всех религий общего трансцендентального источника, коренящегося в коллективном бессознательном, различные религии достаточно сильно отличаются друг от друга, будучи выраженными на уровне сознания в сакральных текстах. Они различаются по системе ценностей, содержанию допустимых форм поведения, характеру психотехнических практик, позволяющих вхождение в измененные состояния сознания. Эти различия эволюционируют и порождают многообразие национальных культур, выступающих как "сад расходящихся тропок" (Борхес). При этом, можно говорить об уровне развития той или иной религии. Например, шаманизм, как наиболее древняя форма религиозной практики, чрезвычайно психотехничен, ибо он впитал многотысячелетний опыт вхождения в измененные сознания и работы с ними. В то же время, в нем практически отсутствует развитая этическая система, присущая, например, буддизму или христианству. Современная практика мировых религий во многом утрачивает психотехнический компонент, замещая им религиозный ритуал, который подчас представляет собой пустую оболочку бывших ранее психотехнических практик. В этом плане можно полагать, что на смену традиционным религиям, в той или иной мере порождавших антропоморфных богов, приходит квази-религиозное мироощущение Всеединства бытия, присутствия трансцендентальной реальности в нашей жизни, и ощущение включенности как отдельного человека, так и всего Человечества в космическую эволюцию Духа. Можно полагать, что Космос - это не только вместилище низко организованной материи (согласно Эрика Чайсона "сорная травинка во дворе сложнее самой причудливой туманности Млечного пути" [Chaisson, 2001]), но включает и трансцендентальные духовные уровни, влияющие на нас и которые мы можем ощутить через прорывы в бессознательное с помощью духовных психопрактик, через медитативное прочтение сакральных текстов или через пиковые (термин Абрахама Маслоу), переживания любви, страдания, восторга, или через творческое вдохновение, при занятии искусством или наукой. Западная философия зиждется на бинарной оппозиции субъекта как творческого начала и пассивной материи как объекта творении. В авраамических религиях личностного Бога (иудаизм, христианство, ислам), человек как подобие Бога противопоставлен тварному миру, который он (человек), трансформирует и совершенствует, как субъект совершенствует объект. В роли объекта совершенствования может выступать не только внешний мир, но и сам человек, его собственное тело, его внешность, совокупность умений и интеллект и даже черты характера и духовность. В мире конкуренции самосовершенствование становится средством борьбы за место под солнцем, приобретая гипертрофированный характер. В восточной, буддийской философии имеется понятие анатман (отрицание личности или иллюзорности эго ("ego"). Индуистской и буддийской философии не свойственно субъект-объектное противопоставление. Медитативные и дыхательные практики, отшельничество призваны снять выделенность человека из мира и интегрироваться с ним. Нирвана и есть полное растворение в мире, снятие "двойственности".
Рассмотрим в качестве примера экзотичной формы медитации: "медитацию на трупах", связанную с культивированием не-привязанности к телу (практика "чод" - отсечение страха). Практика "чод" признана показать иллюзорность "я". Внушается переживание тяжести в теле, нет возможности двигаться, ощущение как будто тебя засасывает жирная, зловонная трясина. Болотная жижа сдавливает тело все сильнее и сильнее. Пузыри болотного газа скользят по телу. В кожу впиваются болотные пиявки. В рот попадают остатки гниющих растений и разлагающиеся останки животных. Захлебываясь, человек ощущает судороги, конвульсии. После переживания предсмертной агонии возникает ощущение разлагающегося трупа. На теле возникают трупные пятна. Разлагается мясо, стекая с костей. Все тело как-бы растворяется в болоте, а с растворением, с исчезновением тела (для буддистов это переживание равносильно утрате эго) человек освобождается от страха смерти. "Я", утратившее физическую оболочку оказывается внутри гораздо более обширного и богатого образа (пространства). Элементами схемы тела (оболочки "я") выступают движения воздушных потоков, потоки солнечного света, водные и лесные просторы. Жизнь во всех ее проявлениях. Остается опушка леса, на краю болота, покрытая яркой зеленью. Яркое солнце Белоснежные облака плывут по синему небу. Слышится пение птиц. Все наполнено движением звуков, красок. Все полно движением жизни, и ты и есть этот мир.
На этом примере, можно почувствовать, что работа по визуализации в измененных состояниях сознания связана с изменением категоризации, со снятием субъект-объектной оппозиции "я" и мира, или говоря языком буддизма, "снятии двойственности". Меняются границы самоидентификации. В состоянии медитации физическое тело как бы растворяется и сознание резонансно всему миру. В измененных состояниях сознания изменяется категоризация себя, других существ, мира, а в состояниях близких к нирване в пределе снимается сама категоризация и сознание. На наш взгляд, в результате медитации человек выходит в бесконечномерное пространство коллективного бессознательного. Термин "коллективное бессознательное" ввел Карл Юнг, весьма интересовавшийся буддизмом и индуизмом [Юнг, 1991]. Он сравнивал коллективное бессознательное с мангровой рощей. Мангровые деревья растут на берегах тропических морей, завоевывая новые пространства, пуская побеги идущие от ствола, которые опускаясь под тяжестью собственного веса, при соприкосновении с водой и дном, превращаются в корни. На поверхности отдельные деревья кажутся самостоятельным растением, но на глубине, под землей их корни переплетены. Их индивидуальное существование является иллюзорным, и мы имеем дело с мангровой рощей, образующей единый организм. Коллективное бессознательное, по-видимому, имеет многоуровневый и многослойный характер. Наряду с личностного бессознательного Зигмунда (Шломо) Фрейда, содержащим индивидуальный опыт, существуют архетипы, присущие представителям определенных рас, этнических культур, а также существуют и общечеловеческие архетипы. Но наряду с чисто человеческим коллективным опытом, в коллективном бессознательном содержится и опыт наших эволюционных предков. Именно поэтому в гипнозе можно вызвать переживания присущие тем или иным животным, находящимся на различных ступенях эволюционной лестницы. Помню собственные переживания в трансовом состоянии в образе тигра. Вернее, то, как я "был тигром". Помню, как с чуть ли не со скрипом раздвигались кости черепа и увеличивалось расстояние между моими глазами (у тигра оно шире, чем у человека, но я об этом не знал. Знало об этом мое "звериное" коллективное бессознательное). Мой друг, ученик и коллега Владимир Кучеренко описывает интересный случай из своей практики гипнотерапии. Его пациентка страдала сочетанием анорексии и булимии, заключавшихся в том, что она или чувствовала отвращение к еде, или же, начав есть, не могла остановиться, так как не ощущала насыщение. Худощавая и изящная она воспринимала себя непомерно разъевшейся. Как выяснилось в ходе гипнотического погружения в прошлое, наша пациентка, занималась в далекой молодости (или даже в детстве) в балетной студии и пережила весьма негативный опыт. Ее партнер застал ее за тайным поеданием каких-то пирожных (что было нарушением пищевого режима), назвал ее "жирной коровой" и дал оплеуху (ведь поднимать ее в ходе балетного танца, приходилось ему). Все это не могло не вызвать сильного эмоционального стресса и стало причиной мощной психологической травмы, вылившейся в болезнь. Владимир Кучеренко решил в ходе гипнотерапии дать возможность пациентке испытать чувство насыщения, которое она не получает изза болезни (как табу на удовольствие от пищи). Он последовательно погружал ее то в иллюзорную реальность римского пира ("симпозиума" - на языке древней Греции), то в ситуацию барского застолья русской усадьбы. Но во всех случаях что-то мешало пациентке пережить насыщение. В последнем случае ее погрузили в ситуацию первобытного племени, успешно завалившего мамонта и празднующего добычу. Вкусно пахнущий костром кусок мамонтятины у нее грубо отнял какой-то амбал, одетый в звериные шкуры, и ей осталось только жалобно скулить по поводу незаслуженной обиды. Отметим, что это типично для невротичных людей. Катаясь в гипнотическом трансе на лыжах с горы, они обязательно врежутся в воображаемое дерево; ухаживая в фантазийной реальности за противоположным полом, неизбежно потерпят фиаско; будучи в образе животного, будет ощущать проплешины на шкуре или больную лапу. Тогда психотерапевт решил создать такую ситуацию, в которой пациентка не будет чувствовать себя связанной с социальными нормами и запретами. Он превратил пациентку в летающего ящера-птеродактиля. Планируя на своих перепончатых крыльях над доисторическим пейзажем, пациентка испытывала неизъяснимое чувство хищника: "моя территория, моя добыча". Увидав сверху какое-то существо похожее на гигантскую лягушку, она спланировала на добычу и разорвала ее. Поглощая "дымящуюся" плоть, она испытала ни с чем несравнимое чувство удовольствия и насыщения. Болезнь отступила.
В этом примере, для нас важен тот архаический опыт животного пласта бессознательного, в который смогла погрузиться пациентка, и который, впрочем, доступен любому человека. Сходные феномены в измененных состояниях сознания, вызванных пребыванием в космосе, описывает летчик-космонавт Сергей Кричевский. "Я знаю троих космонавтов, которые пережили такие фантастические видения. Наиболее яркий сюжет касался превращения человека в динозавра. Космонавт ощущал себя древним ящером, бегущим в стаде по склону горы, преодолевающим овраги. Он видел у себя трехпалые лапы вместо ног, чешую на них, перепонки между пальцами, огромные когти. Чувствовал, как вздыбливаются роговые пластины на хребте. Из его пасти вырывался пронзительный крик, который он ощущал, как собственный. Были описания и других трансформаций: человек превращался в иную личность: рыцаря в средневековом замке или в инопланетное существо - гуманоида. Переносился в иное пространство-время, в том числе на неизвестные ему небесные тела, даже на планету, где было два Солнца. Но окружающая обстановка воспринималась как нечто родное, привычное. Слышались звуки, незнакомая речь, которая была понятна сразу, без всякого обучения" [Кричевский, 2014]. В научной статье "Огни святого Эльма и Брокенские видения", опубликованной в 1995 г., Кричевский обозначил эти космические феномены как "фантастические сновидения-состояния". По сути, это измененные состояния сознания (ИСС) человека в космосе.
Можно предположить, что помимо животного пласта коллективного бессознательного могут существовать и уровни более высокие, чем человеческое бессознательное. Эти уровни "космического бессознательного" открываются святым, эзотерикам, "духовно талантливым людям". Остановимся на этом подробнее. При понимании жизненного мира как означенного и осмысленного пространства бытия человека сознанию отводится конструктивно-порождающая роль. Оно рассматривается не как копирующая одномерная "прокладка" между субъектом и действительностью, а как сложнейшая многомерная и многоуровневая открытая эволюционирующая система (пожалуй, самая сложная из всех рассматриваемых наукой систем), порождающая новые смысловые миры. Сознание - "космический странник" - находится на острие творческой эволюции Вселенной. Не исключено, что человеческое сознание задействовано в пластах более высоких уровней сознания, и мы способны улавливать отблески космического разума. В конце концов, нашей человеческой цивилизации по космическим масштабам отроду нет и одного дня. Вселенная же существует миллиарды лет.
Гипотеза о предшествующих формах существования жизни и разума не менее научно корректна, чем гипотеза об уникальности и единичности земной жизни и цивилизации. Так, применительно к проблеме возникновения жизни, существует гипотеза "панспермии", согласно которой эстафета передачи жизни в виде молекулярных структур, на базе которых возникают ее простейшие формы, осуществляется посредством странствующих космических тел (комет, метеоров). Сознание, понимаемое широко, как способность ощущать, переживать, чувствовать, т.е. как качество, присущее, в той или иной степени, всем живым существам, также может быть рассмотрено как имеющее космическое происхождение. В своих фоновых формах оно может выступать камертоном Вселенной, эволюционируя и дифференцируясь в земных условиях к уровню связанного с языком человеческого сознания. Если верна гипотеза о предсуществовании сознания, то "братьев по разуму" можно искать, не только с помощью радио-зонтов и телескопов или запуская в космос космические корабли, но и медитируя, направляя мысленный взгляд вглубь собственного сознания, обращаясь к архетипам коллективного, а возможно, и космического бессознательного. Именно этим и занимались адепты буддизма, индуизма, практик суфизма и исихазма. Разница только в концептах, в которых они обосновывали "многообразие религиозного опыта" (в терминологии Уильяма Джеймса). Практики науки и религии здесь сближаются, и история религии проникнута опытом "пиковых" состояний сознания, на научное осмысление которых выходит психология. "Не следует ли нам предположить, - полагает Виктор Франкл, - что над человеческим миром, в свою очередь, расположен превосходящий и недоступный человеку мир, смысл, точнее, "сверхсмысл" которого только и может придать смысл всему человеческому страданию? Человек может постичь сверхмир не больше, чем животное из своей среды может понять более широкий человеческий мир. Он, однако, может уловить его в предчувствии - в вере" [Франкл 2009: 42].
Представление о предсуществовании космического сознания содержится, к примеру, в индуизме. Индивидуальное сознание (атман) является частью (искрой божьей) целостного океана космического сознания (брахмана), с которым сливается после смерти. В рамках этих представлений единое интегральное сознание предшествует индивидуальному. Интегральное выступает как некоторый базисный фон, как "несущая волна", на основе которой моделируется более дифференцированно-индивидуально
18. Достоевский, Федор. Братья Карамазовы. Том 9-10. Ленинград: Наука, 1991.
19. Ермолаев, Борис, и Виктор Петренко. К вопросу о глубинных семантических структурах. В Структуры познавательной деятельности. Владимир, 1976: 107-129.
20. Карицкий, Игорь. Психологические практики внутреннего созерцания реальности. В Созерцание как современная научно-теоретическая проблема. Самара: Поволжская государственная социально-гуманитарная академия, 2011: 112-126.
22. Козлов, Владимир, и Владимир Майков. Трансперсональная психология. Истоки, история, современное состояние. Москва: Ин-т трансперсональной психологии, 2004.
23. Кричевский, Сергей. Эффект соляриса. Что снится космонавтам в полете? В "Аргументы и Факты" № 50-51 декабрь, 2014. http://www.aif.ru/society/science/1408447.
24. Кучеренко, Владимир. Методика извлечения информации из пассивного запаса памяти. В Методы психологии. Ростов-на-Дону: Ростовский государственный ун-т. Т 3, 1997: 155-158.
25. Кучеренко, Владимир. Техника экспликации неосознаваемых субъектом знаний. В Индивидуальность как субъект и объект современной жизни. Смоленск: СГУ 1996: 214-221.
26. Кучеренко, Владимир, Виктор Петренко и Андрей Россохин. Измененные состояния сознания: психологический анализ. В Вопросы психологии. № 3, 1998: 70-78.
27. Лотман, Юрий. Культура и взрыв. Москва: Гнозис, 1992.
29. Лурия, Александр. Маленькая книжка о большой памяти. Москва: МГУ, 1968.
30. Маслоу, Абрахам. Мотивация и личность. Санкт-Петербург: Евразия, 1999.
31. Менский, Михаил. Человек и квантовый мир. Странности квантового мира и тайна сознания. Фрязино: Век 2, 2007.
32. Назаретян, Акоп. Истина как категория мифологического мышления. В Общественные науки и современность. № 4, 1995.
33. Назаретян, Акоп. Антропология насилия и культура самоорганизации. Очерки по эволюционно-исторической психологии. Москва: УРСС, 2008.
34. Назаретян, Акоп. История и психология антропогенных кризисов, гипотеза техно- гуманитарного баланса. В Материалы междисциплинарного семинара Клуба ученых "Глобальный мир". Москва: Ин-т микроэкономики, 2003.
36. Назаретян, Акоп. Цивилизационные кризисы в контексте Универсальной истории. Синергетика - психология - прогнозирование. Москва: Мир, 2004.
37. Налимов, Василий, и Жанна Дрогалина. Реальность нереального. Вероятностная модель бессознательного. Москва: Мир Идей, 1995.
38. Ньянапоника. Внимательность как средство духовного воспитания (буддийский метод сатипаттхана) В Медитация, Москва, 1994.
39. Панов, Александр. Универсальная эволюция и проблема поиска внеземного разума (SETI). Москва: ЛКИ, 2008.
40. Пенроуз, Роджер. Тени разума. В поисках науки о сознании. Москва-Ижевск: Ин-т компьютерных исследований, 2005.
41. Петренко, Виктор. Психосемантика искусства. Москва: МГУ, 2014.
42. Петренко, Виктор. Базовые метафоры психологических теорий. В Психологический журнал. Москва, Том 34. 1, 2013: 121-131.
43. Петренко, Виктор, и Владимир Кучеренко. Медитация как неопосредствованное познание. В Методология и история психологии. № 1, 2007: 164-189.
44. Петренко, Виктор, и Анатолий Супрун. Методология психосемантики в контексте философии постнеклассической рациональности и квантовой физики. В Вестник РАН. Т 85. № 10, 2015: 896-905.
45. Поршнев, Борис. Социальная психология и история. Москва: Наука, 1979.
46. Прибрам, Карл. Языки мозга. Экспериментальные парадоксы и принципы нейропсихологии. Москва: Прогресс, 1975.
47. Саи Баба, Сатья. Йога и медитация. Москва: Амрита-Русь, 2009.
48. Сидерский, Андрей. Йога восьми кругов. Киев: Ника-Центр, 1998.
49. Соколов, Евгений. Очерки по психофизиологии сознания. Москва: МГУ, 2010.
50. Соловьев, Владимир. Сочинения в 2 т. Москва: Мысль, 1988.
51. Сопа Ринпоче лама. Для чего нужны затворы? 2012. http://savetibet.ru/2012/10/09/lama_ zopa_rmpoche.html.
52. Тарт, Чарльз. Измененные состояния сознания. Москва: Эксмо, 2003.
53. Торчинов, Евгений. Религии мира: опыт запредельного. Психотехника и трансперсональные состояния. Санкт-Петербург: Центр "Петербургское востоковедение", 1998.
54. Турецкий, Михаил. Шломо Зигмунд Фрейд. В Методология и история психологии. № 2, 2006: 113-137.
55. Франкл, Виктор. Десять тезисов о личности. В Психология личности: Хрестоматия. Москва: АСТ-Астрель, 2009: 36-53.
56. Фейерабенд, Пол. Наука в свободном обществе. Москва: АСТ, 2010.
57. Феофан Затворник. Письма о духовной жизни. Москва: Отчий дом, 2010.
58. Филлмор, Чарльз. Дело о падеже. В Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 10, 1981.
59. Фрейджер, Роберт, и, Джеймс Фейдимен. Личность: теории, упражнения, эксперименты. Санкт-Петербург: Прайм-Еврознак, 2008.
60. Хоружий, Сергей. Исихазм и история. В Цивилизации. Вып. 2. Москва: Наука, 1993: 172-196.
61. Ченагцанга, Нида. Медитация Будды Медицины в окружении четырех Дакинь. Улан- Удэ: Юток Линг, 2010.
62. Чогьял Намкай Норбу. Практика долгой жизни бессмертной дакини. Шанг Шунг: Институт Шанг Шунг, 2009.
63. Шестун, Георгий (игумен Георгий), и Ирина Подоровская. Святоотеческое понимание созерцания. В Созерцание как современная научно-теоретическая проблема. Самара: Поволжская государственная социально-гуманитарная академия, 2011: 95-112.
64. Шивананда Свами. Медитация на ОМ. Москва: София, 2001.
18. Dostoevskiy, FYODOR. Bratya Karamazovyi. Tom 9-10. Leningrad: Nauka, 1991.
19. Ermolaev, Boris, i Viktor Petrenko. K voprosu o glubinnyih semanticheskih strukturah. V Strukturyi poznavatelnoy deyatelnosti. Vladimir, 1976: 107-129.
42. Petrenko, Viktor. Bazovyie metaforyi psihologicheskih teoriy. V Psihologicheskiy zhurnal. Moskva, Tom 34. 1, 2013: 121-131.
43. Petrenko, Viktor, i Vladimir Kucherenko. Meditatsiya kak neoposredstvovannoe poznanie. V Metodologiya i istoriya psihologii. # 1, 2007: 164-189.
44. Petrenko, Viktor, i Anatoliy Suprun. Metodologiya psihosemantiki v kontekste filosofii postneklassicheskoy ratsionalnosti i kvantovoy fiziki. V Vestnik RAN. T. 85. # 10, 2015: 896-905.
45. Porshnev, Boris. Sotsialnaya psihologiya i istoriya. Moskva: Nauka, 1979.
