Китайская бюрократия периода Тан (618–907 гг.) по материалам исторических и юридических источников - Автореферат

В данном исследовании предполагается: 1. обрисовать и осмыслить факторы, еще в древности приведшие к складыванию в Китае мощного государственного сектора экономики и воздействие потребностей этого сектора на систему управления страной и на государственную идеологию; 2. показать, как необходимость эффективно управлять экономикой стала, наряду с некоторыми иными причинами (например, с потребностями обороны, обусловленными соседством страны с кочевой степью), основным фактором возникновения и непрерывного существования развитой, разветвленной бюрократии, призванной постоянно держать под своим контролем сразу несколько существенных сфер общественной жизни: централизованное производство и распределение, обеспечение и охрану сакрального центра управления, являвшегося источником легитимности бюрократии и ее верховным контролером, воспроизводство социального слоя, из которого бюрократия рекрутировалась, собственное правовое регулирование служилого сословия, а также поддержание на должном уровне государственной военной мощи; 4. на основе тщательной работы с китайскими источниками описать основные специфические черты бюрократии времени правления династии Тан как социального и правового явления, юридические механизмы оформления чиновничьей иерархии, способы проникновения в управленческий слой, карьерные и контрольные методики, нормы права, оформлявшие «особость» служилого сословия, а также другие характеристики, отделявшие бюрократию от всех остальных социальных групп танского Китая; 5. показать, как присущий конфуцианству культ семьи и семейных ценностей государство старалось, в том числе с помощью специфических норм уголовного права, использовать как антикоррупционный фактор и превратить в основу служебной этики; 6. описать структуру административного аппарата, начиная с высшего его эшелона и кончая штатами внутренних таможен, провинциальных рынков и пр.

Основными источниками, которыми автор пользовался при написании данной работы, были «Синь Тан шу» («Новая история Тан»), «Тан люй шу и» («Уголовные установления Тан с разъяснениями»), а также составленный Ниидой Нобору сборник относящихся к периоду правления династии Тан дошедших до наших дней законов группы лин (общеобязательных установлений) «То ре сю и» («Собрание сохранившихся общеобязательных установлений Тан»).

Для уточнения некоторых моментов или выяснения отсутствующих в указанных источниках деталей были использованы «Цзю Тан шу» («Старая история Тан»), «Тан хуй яо» («Важнейшие материалы Тан»), «Тун дянь» («Всеобщее уложение»), а также составленные Икэдой Он таблицы «Рокутэн се е кайгэн секуин итиранхе» («Сведенные в таблицы сведения о должностях годов правления Кай-юань, содержащиеся в “Лю дянь”»), представляющие в наглядной форме информацию из «Тан лю дянь» («Шести уложений Тан»).

«Синь Тан шу» является одной из т. н. династийных историй, на протяжении более двух тысяч лет бывших основным историческим жанром в традиционном Китае. Танской династии повезло - о ней было составлено целых две официальные истории.

В 6 год под девизом правления Тянь-фу (936-944 гг.) император Гао-цзу династии Поздняя Цзинь (936-946) издал указ, инициировавший составление истории танской династии. Был сформирован авторский коллектив и началась работа, которая завершилась через четыре с половиной года. Во 2 году под девизом правления Кай-юнь (944-946 гг.) история, которой впоследствии суждено было стать «Цзю Тан шу» («Старой историей Тан»), была поднесена императору.

Очень быстро выявились недостатки труда: хаотичность расположения материала, излишняя детализация несущественных частностей при невнимании к важному, многословие, неясности, недостатки стилистики. Работа по составлению другой истории, известной как «Синь Тан шу» («Новая история Тан»), началась после соответствующего Высочайшего распоряжения в 1045 г. и по завершении была поднесена императору в 1060 г.

«Тан люй шу и» - «Танские уголовные установления с разъяснениями», или, в просторечии, танский Кодекс, в том виде, в каком он дошел до нашего времени, возник далеко не сразу; предшествовала ему и многовековая традиция, и длившаяся в течение долгих лет кропотливая работа танских законодателей. Работа над ним началась практически сразу после воцарения танской династии (618 г.), а в 653 г. был создан его окончательный вариант.

Помимо составлявших «Тан люй шу и» запретительных, или уголовных установлений (люй), во времена Тан существовало еще три типа основных законодательных актов, в частности, общеобязательные установления (лин). Они не воспрещали страхом наказания некие действия, но, наоборот, предписывали общие для всей страны действия и нормы (от, скажем, размера земельных владений до сроков обработки документов в государственных учреждениях). Они, к сожалению, не дошли до нас и уцелели лишь в отрывках и цитатах, разбросанных по иным источникам. Весьма много их, например, в том же «Тан люй шу и».

В свое время крупнейший японский синолог Ниида Нобору предпринял поистине титанический труд сведения воедино всех наличных цитат и фрагментов общеобязательных установлений. Свод Нииды Нобору называется «То ре сю и» («Собрание сохранившихся общеобязательных установлений Тан»). Первое издание собрания линов было опубликовано в 1933, второе - в 1964 г.

«Тан хуй яо» («Важнейшие материалы Тан») является источником несколько иного рода: он представляет собою компиляцию, сборник более или менее коротких выдержек из официальных документов танской династии. Он был завершен в 961 г.

«Тун дянь» («Всеобщее уложение») было закончено в 801 г. Это не столько сборник документов, сколько обзор развития государственных институтов Китая до конца 700-х годов. Тематически обзор подразделен на 9 частей: экономика, учреждения и должности, музыка, армия, система наказаний и пр.

«Тан лю дянь» («Шесть уложений Тан») представляет собой подробное описание управленческого аппарата Тан и, согласно официальной версии, принадлежит кисти одного из наиболее знаменитых императоров танской династии - самого Сюань-цзуна (712-756 гг.). Составлен был этот административный свод в период между 722 г. и 739 г., и потому между содержащейся в нем информацией и информацией, содержащейся, например, в «Синь Тан шу», часты расхождения, которые достаточно интересны сами по себе, поскольку отражают трансформации одной и той же системы управления в разные ее периоды.

Метод

В работе применяются методы текстологического, сравнительно-исторического и культурологического анализа. Тщательное прочтение текстов китайских источников является исходной базой их дальнейшей интерпретации. Информация, почерпнутая из текстов, корректируется или уточняется с учетом почерпнутой из иных текстов информации по тем же вопросам, но в целом не ставится под сомнение, если только такие сомнения не провоцируются самими же текстами, и служит основой для последующих реконструкций. Осмысление феномена бюрократии производится с учетом постулата о постоянном многоуровневом взаимодействии и взаимовлияния объективных условий, таких, как природная среда, с одной стороны, и, с другой - культуры, идеологии, равно как иных субъективных факторов.

Научная новизна

В данной работе, во-первых, впервые ставится задача осмыслить возникшую на определенном этапе развития Китая востребованность конфуцианства в свете того, что оно почти непроизвольно, попутно к своим основным культурным задачам, разработало наиболее действенные на тот момент механизмы ограничения чиновничьих своекорыстия, недобросовестности, самовластности. Конфуцианство же, в свою очередь, оказало затем огромное влияние на специфику системы ценностей и мотиваций чиновничества, на правовые нормы, оформлявшие его службу и быт, на рутину его повседневной жизни, служебной деятельности и даже семантику, устойчивые коды, проявлявшиеся во всех сферах жизни.

Во-вторых, впервые связно и последовательно описываются практически все существенные аспекты служебного бытия традиционной китайской бюрократии. Особое внимание уделено тому, как на этом бытии отражались конфуцианские ценности с их приоритетом семьи, семейной этики и семейной иерархии, которые государство старалось сделать питательной средой этики и иерархии служебной. Материал, касающийся правового оформления бытия чиновника, равно как системы наказаний, применявшихся именно и только к чиновнику за несоблюдение семейной и служебной (трудовой и имущественной) дисциплины, почерпнут из танского уголовного Кодекса «Тан люй шу и». Полный текст танского Кодекса был впервые переведен на русский язык автором данной диссертационной работы и опубликован в 1999-2008 гг.

В-третьих, в работе впервые в отечественном китаеведении дается последовательное описание административной структуры танского государства, а также предлагается оригинальный вариант передачи на европейский язык китайских административных терминов.

Теоретическая и практическая значимость

Предлагаемая работа имеет теоретическую значимость как для востоковедов, так и для специалистов, занимающихся теорией государства, права и управления в целом. Результаты предпринятого в работе исследования существенны для развития теории государства и права, для дальнейших исследований в этих областях, могут быть учтены в работах, затрагивающих проблематику государственного устройства и управления на Востоке, а также их правового регулирования.

Практическая значимость работы обусловлена следующим.

Во-первых, в ней впервые систематизированно и связно вводится и анализируется обильный конкретный материал о китайской традиционной бюрократии, почерпнутый непосредственно из китайских источников соответствующей эпохи.

Во-вторых, в ней впервые на русском языке на примере Танской империи описана в деталях административная структура традиционного китайского государства.

Материалы и выводы диссертации могут быть использованы при составлении соответствующих лекционных курсов и учебных пособий.

Апробация

Основные положения и выводы диссертации отражены в ряде публикаций в реферируемых изданиях («Народы Азии и Африки», «Восток (Oriens). Афро-Азиатские сообщества: история и современность»). По темам, затронутым в работе, делались доклады на научных конференциях «Общество и государство в Китае» (Москва, ИВ АН, 1979, 1980, 1981, 1982, 1984, 1985, 1987, 1988, 1989, 1990, 1991, 1992) и годичных научных сессиях ЛО ИВ АН СССР и СПБФ ИВ РАН (Санкт-Петербург, 1978, 1981, 1982, 1985, 1990, 2008), а также на XIX и XXV международных конференциях «Источниковедение и историография стран Азии и Африки» (Санкт-Петербург, СПБГУ, 1997, 2009) и на IV Международной научно-практической конференции «Традиционные общества: неизвестное прошлое» (Челябинск, ЧГПУ, 2008).

Структура работы

Работа состоит из введения, трех частей, заключения и приложения. Трехчастная структура работы обусловлена тремя основными задачами, поставленными автором.

В части «Феномен китайской бюрократии» рассматриваются причины, приведшие к возникновению в Китае системы государственного управления экономикой и, как следствие необходимости такого управления - к постоянному существованию мощной, сложной, живущей во многом своей независимой жизнью и объективно неотменяемой бюрократии. Необходимость повысить ее эффективность столь же объективно обусловила потребность в неких нематериальных, идеологических факторах, которые ненасильственными методами ограничивали бы ее самоуправство и своекорыстие, и такой идеологией оказалось конфуцианство. Это наложило заметный отпечаток на структуру, статуциональную динамику и быт бюрократии.

В части «Служба как она была» последовательно и подробно, на основании конкретных китайских текстов рассматриваются основные аспекты жизни чиновничества: система правового оформления его иерархии, способы начала чиновной карьеры, внутренняя динамика чиновничества и пр., а также система специфических уголовных наказаний, предназначенных для тех чиновников, кто не соблюдал базовых принципов семейной этики или трудовой или имущественной дисциплины.

В части «Сто чиновников» описана структура административных органов и учреждений Китая времени династии Тан, а также их должностных функций.

В заключении подведены основные итоги работы.

В качестве приложения предложен иероглифический индекс фигурирующих в работе наименований учреждений и должностей танского времени, насчитывающий около тысячи терминов.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

1. Феномен китайской бюрократии

В первой части работы сделана попытка осмыслить китайскую бюрократию как результат взаимодействия нескольких объективных и субъективных факторов: природного, культурного, экономического и психологического.

В обыденном отношении к бюрократии превалируют негативные оценки. Однако они не в силах уменьшить потребностей общества в управлении. Специфическая для данного общества культура накладывает мощный отпечаток на то, каким образом, при помощи каких институтов и ценностей высшая власть держит свою бюрократию в узде. Бюрократия подминает и общество, и государственную власть тогда, когда арсенал средств для ее обуздания в культуре иссякает.

Становление как духовных составляющих культуры, которые только и могут обеспечить бескорыстную личную заинтересованность управленца в успешном выполнении стоящих перед ним общественных задач, так и уголовного права, страхом наказаний пытающегося минимизировать служебную недобросовестность, имело в Китае свою ярко выраженную специфику. Оно было одной из составляющих борьбы нескольких философских школ, представители которых в доимперский период оспаривали роль главных теоретиков государственного управления. В определенный момент эта междоусобица свелась к поединку мало-помалу впитавших в себя лучшие достижения остальных идейных течений «школы закона» и конфуцианства.

Однако сама эта идейная борьба, как и все остальные социальные процессы в древнем Китае, проходила в условиях, когда специфика китайского ландшафта и климатические трансформации оказывали на них свое, идущее извне социального мира влияние.

Развитие мощного чиновничества в древних государствах было вызвано, как считается, большим объемом дел, которые должны были исполняться в интересах общества, но в исполнении которых ни отдельный человек, ни даже небольшие, способные к органичной самоорганизации группы людей не были непосредственно заинтересованы. Дел, которые под давлением многовекового опыта были постепенно осознаны как общественно необходимые, а потому вверены высшим организующим инстанциям тогдашних обществ и получили взамен всем понятной мотивации простой личной корысти - боговдохновенный статус, мотивацию священного долга. Обилие т. н. «общих дел» неизбежно порождает не самоорганизацию небольших коллективов, но жесткую централизованную власть над обширным пространством и многочисленным населением, побуждаемым, а при необходимости - и понуждаемым к координации общих усилий для достижения общих целей.

По всей видимости, в Китае фактором, породившим строго определенную направленность социального развития, явилась, как и у других речных цивилизаций, необходимость масштабных и постоянных ирригационных работ, вначале скорее дренажных, затем, с увеличением засушливости климата и почв - оросительных.

Ни одна отдельная семья и ни одна отдельная община не были в состоянии управлять водной стихией сами по себе. На это была способна только общая для многих общин центральная власть. Она так или иначе брала под контроль часть речного бассейна, достаточно обширную для того, чтобы осуществляемое воздействие на реку и окружающие ее земли могло оказаться значимым. И лишь она способна была затем такое воздействие реально осуществить, организуя масштабные общественные работы.

В данной ситуации хозяйственная роль политического центра многократно возрастала. Организация всех необходимых для ведения общего хозяйства операций раз и навсегда ложилась на государственный аппарат. А если его деятельность оказывалась успешной, значительное по тем временам повышение уровня жизни приводило к росту населения, увеличению военного могущества, дальнейшему расслоению общества и вдобавок к тому, что бурно развивающийся очаг цивилизации становился как очагом экспансии, так и, с одной стороны, центром притяжения, а с другой - объектом агрессивных вожделений окрестных племен и племенных объединений. Это, в свою очередь, еще сильнее подхлестывало процесс развития разветвленной управленческой структуры раннегосударственных образований бассейна Хуанхэ. Роль власти и системы осуществления ее инициатив - чиновничьего аппарата - оказались гипертрофированно велики.

Государство, под давлением обстоятельств или в погоне за преимуществами взявшее экономику под свое неусыпное попечение, попадает в ловушку.

Централизованное управление производством и распределением может осуществляться только посредством бюрократии. Через руки чиновников текут огромные средства и огромные ценности. Но дееспособность такая экономика может сохранять лишь в том случае, если эти средства и ценности именно «текут», то есть производятся и перемещаются надлежащим, предписанным сверху, общественно полезным образом от данного производителя к данному потребителю, из одного места в другое и пр., не уклоняясь с предписанных путей и тем более не застревая в руках государственных служащих - организаторов производства и посредников обмена.

Однако в каком-то смысле такое положение противоречит человеческой природе. Общественная эффективность вверенного сегмента хозяйства тому, кому он вверен, на уровне простых жизнеобеспечивающих мотиваций не важна; по-человечески его волнует лишь вознаграждение за управленческий труд. И чем более успешной оказывается государственная экономика, чем больше растут национальное благосостояние и суммарное богатство, тем большей оказывается тяга членов управленческого аппарата к тому, чтобы начать рассматривать вверенные им элементы хозяйства как «свои». А тогда экономическая успешность быстро начинает сходить на нет.

Попытка блокировать эту тенденцию хотя бы частичным отказом от бюрократии и каким-то образом «феодализировать» экономику, чтобы заинтересовать управленцев в эффективности того, чем они управляют, приводит к разбалансировке, развалу и распаду всей системы хозяйствования, а это в конечном счете оказывается неприемлемым для социума в целом. Попытка же вновь усилить государственный контроль приводит к возрастанию чувства своей незаменимости, своей всевластности у чиновников и, как следствие, к новому витку безудержного роста их своекорыстных устремлений.

Коль скоро экономика страны в силу тех или иных объективных, неотменяемых факторов обречена находиться в руках слоя профессиональных, состоящих на государственном жалованье управленцев, выход остается лишь один. Их заинтересованность в ее успешности должна быть вообще по возможности выведена из сферы материального и стимулирована идеологическими, духовными, этическими соображениями. Те же, на кого эти соображения оказывают недостаточное влияние, сразу должны оказываться в сфере ведения уголовного права.

Чем большая хозяйственная и организационная нагрузка возлагается природными, или, говоря шире - вообще внешними, объективно заданными условиями на государственные структуры, и чем, поэтому, обширнее, сложнее и экономически влиятельнее обязан быть управленческий аппарат - тем интенсивнее правителем и государственнической духовной элитой провозглашаются и внедряются культ бескорыстия и осуждение стяжательства. Такой культ - третье звено цепи масштабных последовательных преобразований среды обитания в социальность, третья производная от изначального фактора, обусловливающего обилие «общих дел». Тот или иной вид бессребреничества исходно всегда является плодом всего лишь индивидуальной грезы мыслителя, стремящегося к идеалам, к кардинальному улучшению человеческой природы и пр. Но общество востребует его с наибольшей заинтересованностью именно там, где от имущественной воздержанности управленцев в наибольшей степени зависит его, самого общества, обыденная жизнь, безопасность и достаток.

Бурные времена китайской истории, известные как Чуньцю (VIII-V вв. до н. э.) и Чжаньго (V-III вв. до н. э.), характеризуются как периоды быстрого развития классовых отношений, упадка традиционных моральных ценностей и, в частности, постоянной напряженности в отношениях между вышедшими изпод контроля центральной власти правителями удельных княжеств, с одной стороны, и их же собственным ближайшим окружением - с другой. Яблоком раздора между ними являлась в ту пору не столько экономика, сколько политика, борьба за власть: страна дробилась, все хотели править сами. Интеллектуальные усилия многочисленных теоретиков государственности, напряженно искавших в ту пору выход из системного кризиса власти, порой приводили к гипертрофии той или иной методики обуздания бюрократии.

Классическим стал спор последователей Конфуция (жуцзя) и законников (фацзя), на европейский лад часто называемых легистами, относительно того, чему надлежит отдавать предпочтение: управлению ли посредством воспитания в духе человеколюбия и добродетели или управлению посредством единого для всех бесстрастного сурового закона.

Конфуцианцы делали ставку на воспитание этически безупречных кадров, в процессе самосовершенствования подавивших в себе все самовластные и все корыстные устремления - совершенных мужей (цзюньцзы).

Главной оперативной мерой обуздания дурных сторон человеческой натуры и достижения социальной гармонии стали в конфуцианской теории т. н. Ли, трактовавшиеся как стереотипы поведения, соблюдать которые каждый воспитанный член общества обязан в силу морально-социального долга И. Ли переводится с китайского и как «ритуал», и как «этикет», и как «правила поведения», и как «правила приличия», и как «церемонии» - хотя, например, слова «этикет» или «церемонии» несколько дезинформируют, наводя на мысль, что речь идет, в лучшем случае, о нормативной межчеловеческой вежливости, тогда как на самом деле имеется в виду глобальная гармонизирующая правильность, старательно уподобленная неизменной естественной правильности круговорота процессов всей природы.

Законники полагали, что весь народ, включая и высшую аристократию, должен быть поставлен в полную зависимость не от абстрактной природной гармонии, но от правителя, от его конкретных задач и нужд. Средством же осуществления такой зависимости должны стать вводимые правителем предписывающие и запрещающие законы, подкрепленные системой наград и наказаний. Этот двуединый комплекс материальных стимулов рассматривался как идеальная методика программирования человеческого поведения.

Сущность людей считалась простой: они стремятся к выгоде и избегают ущерба. Значит, надо лишь устойчиво и единообразно положить наказания за несоблюдение того, что должно соблюдать, и награды - за особо успешное соблюдение того, что должно соблюдать, и все люди, точно марионетки, запрыгают на этих простеньких ниточках. Поведение, соответствующее Фа - введенным государем правовым стереотипам поведения, - будет считаться нормальным и поощряться, а не соответствующее - будет рассматриваться как уголовное преступление и наказываться. Для обуздания же бюрократии как таковой, для поддержании управленческого аппарата в подчиненном правителю состоянии законники, исходя из своей концепции человека, готовили управленцам незавидную участь: предоставлять чиновникам высокие должности и оклады, но держать их в страхе за свою судьбу; постоянно напоминать чиновникам, кому они обязаны своим благополучием и как им следует себя вести, чтобы не лишиться всех благ; держать в руках чиновников, угрожая им уничтожением семьи, и пр.

Едва ли не краеугольным камнем концепции законников было то, что за одинаковые проступки и одинаковые достижения самые разные люди должны были совершенно нелицеприятно получать одно и то же возмездие или воздаяние. Это было бы еще можно понять в качестве одной из мер обуздания элиты, но аналогичное равенство законники пытались ввести и внутрь семьи, что для Китая с его сложной системой внутрисемейных иерархических отношений было ничем иным, как главным средством вырвать человека из семьи и клана и оставить его в моральном одиночестве, один на один с государством.

Слишком точно поняв и с чрезмерной готовностью приняв природу обычного, среднего человека, который для Конфуция и его последователей был не более чем мелким человеком (сяожэнь), легисты упустили из виду роль идеала, роль духовного ориентира. И потому они проиграли исторический поединок конфуцианцам. Легистская личность оказалась личностью без нравственной перспективы и потому менее надежной среди соблазнов жизни.

Сформулировав эталон цзюньцзы и постулировав, а частично и доказав, его принципиальную достижимость для любого, кто всерьез постарается его достичь, конфуцианство задало индивидуальный этический идеал, без которого ни одно общество существовать не может. В этом смысле оно совершило то, что в других регионах мира сделали великие этические религии: оплодотворило развитие общества теоретически разработанной и эмоционально убедительной мотивацией не только лучше жить, но и становиться лучше самим. Причем, что немаловажно - с пользой для общества и с почетом (но не обязательно - с выгодой) для себя.

Создавая убедительный и жизнеспособный образ цзюньцзы, то есть верного сподвижника, думающего исполнителя, опоры правителя и одновременно принципиального и бесстрашного критика его ошибок, да попросту говоря - очень хорошего человека, на которого всегда и в любом деле можно положиться, Конфуций не мог не сделать попытки обрисовать его духовный мир в целом. И поразительным образом этот мир оказался как нельзя лучше отвечающим потребностям управления государственным сектором экономики.

Прагматик, в чьей душе роль добра и зла играют всего-то награды и наказания, куда менее идеалиста защищен от соблазнов корысти и измены, куда уязвимее и беспомощнее, когда мимо проходят баржи с зерном или транспорты, везущие сырье для литейных либо ювелирных мастерских, в то время как он, живущий на жалованье, обречен лишь выписывать накладные да подорожные.

Возможно, Ханьская династия (206 до н. э. - 220 н. э.) не ухватилась бы за учение Конфуция, если бы оно - в сущности, почти непроизвольно, попутно к своим основным культурным задачам, - не предлагало весьма действенный рецепт обуздания чиновничьего своекорыстия. Страна с вынужденно большим объемом казенного хозяйства способна была существовать успешно и целостно только если в ее экономике достаточно значимым и благополучным являлся тот сектор, то есть та совокупность управляющих, производящих, обрабатывающих, транспортирующих, распределяющих и обслуживающих предприятий, которые находятся в руках людей, минимально - или, во всяком случае, умеренно - озабоченных наживой и ведомых по жизни преимущественно благородными коллективистскими идеалами и высокими иллюзиями.

А в Китае на момент возникновения империи расклад идейных сил оказался таков, что с наибольшей вероятностью подобного поведения приходилось ожидать как раз от конфуцианских «совершенных мужей». Ведь живущий во имя долга и пренебрегающий выгодой «совершенный муж» мыслился еще и совершенным семьянином.

Идеалом отношений правителя и его приближенных была для Конфуция патриархальная семья. Именно она казалась наилучшей моделью для воспитания искренней преданности младшего старшему, бескорыстной исполнительности, инициативности, ограниченной высокими личными принципами и неподдельной заботой об общем благе. Все государственные отношения в стране должны были моделироваться по семейным. А раз так, то и отношения материальные - тоже.

Ведь единственной ячейкой общества, в которой от ее членов, взаимодействующих друг с другом, можно хоть с какой-то степенью надежности ожидать действительного бескорыстия, является семья. Важнейшим свойством семейного долга является то, что любым маломальски порядочным человеком он выполняется практически инстинктивно, вне расчета на оплату, на барыш. Если не усвоить в семье способности привычно и обыденно прикладывать не рассчитанные на награду усилия ради общего блага близких - больше ее взять вообще неоткуда.

Именно благодаря конфуцианству китайская культура сумела создать единую сверхценность «государство-семья», в которой благо одного из ее элементов практически априорно подразумевало благо другого. Из всех идеологических доктрин, разработанных во время позднечжоуского расцвета конкурирующих философских школ, именно конфуцианство оказалось вооружено наиболее мощным ценностным нейтрализатором имущественного эгоизма администратора, своекорыстия чиновника, нерачительности хозяйственника. И это резко повысило социальную востребованность великого учения.

Государство, принявшее конфуцианство в свой арсенал, всячески заботилось об укреплении традиционной семейной субординации, семейных ценностей, об обеспечении оптимальных условий для исполнения членами семьи своих родственных обязанностей, подразумеваемых семейной этикой. А взамен конфуцианизированное государственное право постаралось сделать семью питательной средой этики служебной, придать семейным ценностям общегосударственный характер.

Сама по себе идея государственного служения была слишком абстрактной, она не могла служить массовой мотивацией. Ее следовало одухотворить некими почти врожденными, для любого человека очевидными моральными константами, которые должны были бы ощущаться как нижняя, бытовая составляющая связей, скреплявших простой народ, имперский управленческий аппарат и саму империю воедино.

Продлить семейные связи вовне семьи, распространить семейные отношения на все отношения субординации внутри страны и силовыми, вполне легистскими методами искоренять любые отклонения от этого образца - эту грандиозную задачу волей-неволей пришлось решать идеологам и законодателям имперского Китая. Пришлось в значительной степени еще и потому, что этого требовал государственный сектор экономики и необходимость управлять им эффективно и с минимальными потерями.

2. Служба как она была

Вторая часть работы, состоящая из нескольких разделов, посвящена основанному на материалах источников описанию и анализу основных аспектов служебного бытия чиновничества. Например, подробно рассмотрены методы и критерии оформления иерархии, а также механизмы обеспечения внутренней мобильности в чиновном слое.

Положение чиновника внутри служилого сословия фиксировалось при помощи служебных должностей, почетных должностей, наградных должностей и титулов знатности. Высота всех должностей и всех титулов обозначалась соответствующими им рангами; ранг был универсальным мерилом статуса. Рангов было 9. Каждый из рангов делился на основной и сопровождающий, а ранги с 4 по 9 еще и на высший и низший; немаловажно, что иероглифы чжэн и цун, которые применительно к рангам в работе переводятся как «основной» и «сопровождающий», применительно к сфере родства указывали соответственно на прямых и боковых родственников. К экономическим преимуществам, дифференцированным по рангам, относились такие, как возможность получения жалованья и земельного участка, а к недифференцированным - такие, как освобождение от налогов и трудовых повинностей. Правовые преимущества, дифференцированные по рангам, заключались в праве на соискание должности определенного ранга, в пользовании, в случаях совершения уголовно наказуемых деяний, облегчавшими наказание привилегиями и в предоставлении более или менее широкому кругу родственников «тени» той или иной интенсивности; в зависимости от этой интенсивности в свою очередь уже сам родственник мог пользоваться определенными преимущественными состояниями.

Главным образом эти последние заключались в получении соответствовавшего интенсивности «тени» допуска на соискание должности, высота которой определялась рангом допуска, и на пользование одной из четырех облегчавших наказания привилегий, опять-таки соответствовавшей интенсивности «тени».

Факт занятия чиновником должности сопровождался вручением ему удостоверения на должность.

Служебная должность, которую в данный момент занимал чиновник, являлась показателем его конкретных административных функций; ранг, который он при этом имел, являлся показателем его общественного положения. С должности чиновник мог уйти по возрасту или по болезни, мог быть отрешен от должности вследствие, например, ее упразднения, но, коль скоро удостоверение у него не отбиралось, ранг он практически сохранял, а значит, в той или иной мере продолжал пользоваться закрепленными за данным рангом преимуществами.

Все, кто занимал должности основного штата, освобождались от налогов и повинностей.

Служить не разрешалось ни тем, кто сам занимался ремеслом или торговлей, ни тем, чья семья в целом специализировалась на ремесле или торговле, ни тем, чьи родственники индивидуально занялись этими не вполне добродетельными занятиями, полезными, конечно, но слишком уж демонстрирующими корыстолюбие и нездоровую оборотистость. Однако закон не слишком свирепствовал, и круг родственников, блокировавших возможность чиновной карьеры, был очерчен достаточно узкий; вдобавок запрет действовал только если данный родственник жил вместе с человеком, о котором шла речь. Но зато даже если этот человек уже стал чиновником, и только впоследствии он или кто-то из означенных его родственников запятнал себя коммерцией или производством товаров на продажу, такой чиновник отрешался от должности.

Интересный нюанс вносит в данное положение замечание, сделанное в «Тан люй шу и»: возможно, такое смещение еще не ставило на чиновнике крест. Если смещенный чиновник в течение 3 лет «смог исправиться», ему вновь разрешалось служить.

Государственным служащим, естественно, полагалось и кормиться от государства.

В базовой росписи жалованья прежде всего поражает разница между жалованьем высших и низших; она едва ли не пятнадцатикратна. Столь же резкие градации разделяли служилое сословие и по остальным узаконенным имущественным параметрам. Из этих цифр сразу становится видно, что, говоря о «чиновниках» вообще, порой можно упустить очень важные оттенки. Государством санкционированное и государством постоянно воспроизводимое раздробление этого сословия по степени благосостояния было разительным.

За всеми чиновниками, по достижении 70 лет ушедшими в отставку со служебных должностей 5 ранга или выше, а также за теми, кто оставил свои служебные должности, чтобы ухаживать за престарелыми или больными родственниками, сохранялось половинное жалованье.

Помимо того, что государство распределяло среди чиновников непосредственно из казны идущее жалованье, оно, во-первых, старалось давать своим служащим дополнительную возможность прокормить свою семью, и, во-вторых, иметь дополнительный источник питания по месту службы.

Первое осуществлялось выделением полей т. н. «вечного пользования» соответственно рангам служащих. Эти поля не подлежали периодическому перераспределению, а наследовались. Однако занимать их разрешалось только под посадки промысловых деревьев. Разница между площадями, полагавшимися 1 и 5 рангам, составляла 12 крат, а чиновникам рангов ниже 5 такие поля вообще не полагались.

Второе же осуществлялось посредством наделения чиновников, тоже согласно рангам, «должностными полями». Такие поля полагались лишь тем, кто занимал служебные должности, и лишь пока они их занимали. Эти поля чиновники получали непосредственно по месту службы, зачастую - вдали от семьи. Обладание ими было напрямую связано с исполнением служебных обязанностей в том или ином месте, на той или иной должности и в том или ином ранге. Здесь поляризация не была столь разительной: разница между 1 и 9 рангами составляла всего лишь 6 крат.

Почетные должности не подразумевали никаких однозначно связанных с их названиями обязанностей. Ими могли жаловать тех, кого хотели повысить социально, не назначая при этом на какой-то реальный служебный пост.

Между служебными и почетными должностями существовала сложная, менявшаяся на протяжении династии в весьма существенных параметрах динамическая связь. Можно предположить, что при Тан шла глухая, подспудная борьба государства с обилием различных должностных идентификаторов, которые могли принадлежать одному и тому же лицу. В текстах есть сведения о периодических попытках государства лишить чиновников то тех почетных должностей, ранг которых оказался ниже ранга служебной должности, то тех, ранг которых с рангом служебной должности совпал.

Наградные должности или, буквально - должности за доблесть, за подвиги - отличались от остальных. Они фактически являлись ненаследуемыми титулами. Эти должности жаловались исключительно за военные заслуги, и их могли получать отличившиеся в бою солдаты-простолюдины. Методики присвоения наградных должностей были строго систематизированы и формализованы. Высота присваиваемой наградной должности определялась как в зависимости от качества личного подвига, так и от социального положения того, кто этот подвиг совершил, и вдобавок - от общего результата битвы, в которой данный подвиг был совершен.

Помимо должностей существовали и титулы знатности, передаваемые - с определенными коррективами - по наследству. Обладание ими обусловливалось лишь происхождением (за исключением ситуаций, когда тот или иной титул жаловался государем члену данного рода впервые). Однако они также имели ранговые привязки и, хотя первичным был сам титул (как и в случае с наградными должностями), распределение льгот и преимуществ опять-таки дифференцировалось по ранговой шкале. Скажем, титул вана крови (его носили братья и сыновья императора, кроме наследника престола) подразумевал 1 ранг, а уж соответственное ему предписывались преимущественные правовые состояния.

Отдельный большой раздел вт