Характеристика института уголовного права Японии периода древности и раннего средневековья - Курсовая работа

В данной курсовой работе анализируется процесс зарождения институтов уголовного права в период древности и развитие этих институтов в период раннего средневековья в Японии I - начала VIII веков. Глубокая приверженность традициям и обычаям, тесная связь права и религии в Японии выражались наиболее четко и, особенно явно это было заметно в древности, доводились до некоего абсолюта. Подобная утрированность с течением времени заметно уменьшилась, однако даже сегодня традиции играют важную роль в японском обществе, и если сейчас это больше культурные традиции, то изначально правовое регулирование отношений между японскими общинниками происходило также за счет обычаев и традиций. Эти нормы, составляющие систему общего права Японии, функционировали на протяжении сотен лет и были настолько устоявшимися, что совершенно не нуждались в письменном фиксировании даже после появления на основе китайских иероглифов японской письменности. Обычное право было доминирующим в периоды Яматай (I - III вв.) и Ямато (IV - VII вв.), поэтому с историко-правовой точки зрения данный хронологический отрезок наименее изучен.Точного определения понятия преступление в данном своде нет, однако, опираясь на уголовно-правовую теорию и сам документ, можно говорить о том, что в VIII веке под преступлением понималось виновное наказуемое деяние, признаваемое таковым японским уголовным законом. По источнику норм (данная классификация носит вероятностный характер): преступления, закрепленные уголовным законодательством и преступления, признаваемые таковыми нормами обычного права. Так в главе I Особенной части "Уголовный закон о наказаниях (мерэйрицу)" в статье 1 "Порядок привлечения к суду привилегированных лиц", касающейся смягчения наказания для особых субъектов говорится: "...Если совершено одно из восьми тяжких преступлений, то данное положение не применять." Также в той же главе в статье 11 "Полное разжалование" указано: "Если кто-либо совершит одно из восьми тяжких преступлений или умышленное убийство (косэцу) или будет соучастником государственного мятежа (хэнгяку) и если данное уголовное дело находится в производстве, то даже при амнистии преступник подлежит полному разжалованию (дземэй)". Очень показательна статья 10 "Понижение в ранге" главы I, в которой говорится о совершаемых чиновниками частных и служебных преступлениях, причем последние, исходя из статьи, были более тяжкими: "Если кто-либо совершит частное преступление - сидзай (частными преступлениями называются преступления, совершенные в личных интересах, а также ложные ответы на государево повеление или искажение закона при рассмотрении поступающих прошений), то чинам, имеющим 1-й ранг и ниже, а также чинам, имеющим 3-й ранг и выше (санви идзе), при наказании 3 года ссылки заменять понижением на один класс или ранг (канто); для чинов 5-го ранга и выше (гови идзе) 2 года ссылки заменять понижением на один ранг; для чинов 8-го ранга и выше (хативи идзе) 1 год ссылки заменять понижением на один ранг. В "Тайхо-рицуре" связь между возрастом преступника и видом наказания оговорена в статье 23 "Льготы престарелым и малолетним" главы II: "Если человек в возрасте 70 лет и старше или малолетний от 16 и моложе, а также увечный (хайсицу) совершит преступление, наказуемое ссылкой и менее, то вместо наказания взимать с него откуп медью (это положение не применять при совершении преступлений, наказуемых ссылкой за неамнистируемые преступления; в этих случаях вышеуказанных лиц по их прибытии к месту ссылки (хайсе) освобождать от каторжных работ)...Стоит отметить, что само определение уголовного преступления в Японии в данный период имеет свою специфику: первоначально преступлениями являлись деяния, причиняющие вред общине или сопровождаемые появлением скверны, затем с усилением влияния китайского права это были деяния, противоречащие закону, а уже в "Тайхо-рицуре" уголовное преступление - это противоправное деяние, за которое предусмотрено одно из пяти тяжких наказаний.

право уголовный закон

В данной курсовой работе анализируется процесс зарождения институтов уголовного права в период древности и развитие этих институтов в период раннего средневековья в Японии I - начала VIII веков.

Японское право является одной из самых интересных в научном плане и в то же время одной из самых малоизученных правовых систем. Глубокая приверженность традициям и обычаям, тесная связь права и религии в Японии выражались наиболее четко и, особенно явно это было заметно в древности, доводились до некоего абсолюта. Подобная утрированность с течением времени заметно уменьшилась, однако даже сегодня традиции играют важную роль в японском обществе, и если сейчас это больше культурные традиции, то изначально правовое регулирование отношений между японскими общинниками происходило также за счет обычаев и традиций. Эти нормы, составляющие систему общего права Японии, функционировали на протяжении сотен лет и были настолько устоявшимися, что совершенно не нуждались в письменном фиксировании даже после появления на основе китайских иероглифов японской письменности. Собственно, поэтому они, к нашей общей глубочайшей скорби, большей частью не известны современной науке.

Обычное право было доминирующим в периоды Яматай (I - III вв.) и Ямато (IV - VII вв.), поэтому с историко-правовой точки зрения данный хронологический отрезок наименее изучен.

Не исчезают трудности и при изучении самых древних дошедших до нас сводов японского права VIII века, ибо они представлены не в полном объеме: отсутствуют не только статьи, но и целые разделы, регулирующие широкий круг правоотношений.

Возможно, что именно весьма скромное количество древнекитайских и древнеяпонских письменных источников является причиной, по которой данному периоду в исторической и историко-правовой науке уделяется мало внимания. Исследователями данного периода являются М. В. Воробьев, Д. А. Суровень, А. Н. Мещряков, Л. М. Ермакова и др.

Цель работы: охарактеризовать уголовное право Японии I - VIII веков на основе имеющихся правовых источников и научных исследований.

Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи: 1) дать понятие преступления и определить его виды;

2) выделить объекты и субъекты преступления;

3) охарактеризовать объективную и субъективную стороны состава преступления;

4) выделить стадии совершения преступления;

5) рассмотреть соучастие и его виды, обстоятельства, исключающие преступность деяния, множественность преступлений;

6) охарактеризовать наказания за совершение преступлений (понятие, цели, система и виды наказаний, отягчающие и смягчающие обстоятельства);

При написании курсовой работы использовались следующие правовые источники: древнекитайские хроники (Хоу-хань-шу, Цзинь-шу, Нань-ши и Суй-шу), Кодзики, Нихон-секи, Тайхо-рицуре.

Таким образом, если обобщить все вышесказанное, можно констатировать, что уголовное право Японии в I-VIII веках характеризовалось большим влиянием на него со стороны сначала обычаев и религиозных догм в период Яматай и Ямато, а затем китайского права в периоды Ямато и Тайхо, которое способствовало развитию японского законодательства.

Стоит отметить, что само определение уголовного преступления в Японии в данный период имеет свою специфику: первоначально преступлениями являлись деяния, причиняющие вред общине или сопровождаемые появлением скверны, затем с усилением влияния китайского права это были деяния, противоречащие закону, а уже в "Тайхо-рицуре" уголовное преступление - это противоправное деяние, за которое предусмотрено одно из пяти тяжких наказаний.

Несмотря на переход древнеяпонского уголовного права на качественно новый уровень благодаря принятию письменного кодифицированного свода законов, юридическая техника и методы правоприменения в сфере уголовного права были далеки от совершенства. Так, отсутствуют многие современные правовые явления и понятия (действие уголовного закона во времени и пространстве, эксцесс совершения преступления и т. д.) или же они фактически присутствуют, то без должной теоретической основы (формы вины, соучастие и т. д.).

В целом законодательство VIII в. способствовало развитию феодализма в Японии .

Отсутствие юридических источников не только уголовного, но и права вообще - это одна из главных проблем, с которой неминуемо сталкиваешься при изучении Японии периода древности и раннего средневековья. Особенно остро это чувствуется при попытке дать характеристику уголовному праву периодов Яматай и Ямато, ибо чисто японских письменных законодательных актов I - VII веков либо просто нет, либо они были навеки утеряны. Поэтому все юридические аспекты, как это ни печально, приходится выявлять при помощи далеко не юридических источников, изза чего у исследователей не могут не возникнуть различные, зачастую противоречивые, мнения по одному и тому же вопросу. Такими источниками являются чжэнши, "Кодзики" и "Нихонги".

Династийные истории или чжэнши - вид китайских исторических сочинений, представляющих собой официальные, утвержденные императором описания истории Китая за период правления одной или нескольких династий. Обычно они составлялись после падения очередной династии по приказу императора новой династии, однако некоторые ("Хоу-Хань-шу", "Сань-го-чжи", "Бэй-ши", "Нань-ши" и др.) составлялись по инициативе отдельных историков и лишь впоследствии вносились специальным декретом в список династийных историй.

Чжэнши обычно составлялись на базе хроник придворных историков, летописей, различных офиц. документов, докладов чиновников, сочинений, трактатов и прочих материалов описываемой династии. В них включались также отдельные материалы из предыдущих династийных историй. Образцом для их построения служила первая из них - "Ши цзи" ("Исторические записки") Сыма Цяня, в которой была описана история Китая с древнейших времен. Как и "Ши цзи", все чжэнши состоят из 5 основных разделов, подразделяющихся на главы. Пятый раздел (лечжуань) - биографии, где помимо биографий отдельных политических деятелей, ученых, философов, литераторов и т. д., в этот раздел входят также главы об окружавших Китай племенах и народах, содержащие уникальной ценности материалы для исследователей, на что в рамках поставленной проблемы стоит обратить особое внимание.

В данной курсовой работе использованы следующие династийные истории: Хоу-хань-шу, Нань-ши , Цзинь-шу, Суй-шу.

Чжэнши представляют ценный исторический источник; они не имеют себе равных как по объему и охваченному ими историческому периоду, так и по характеру содержащихся в них материалов.

Следующий источник - "Кодзики" (букв. «Записи о делах древности»), первый дошедший до наших дней письменный нарративный памятник, составленный в 712 по указу Тэмму. Текст "Кодзики" состоит из трех свитков. Первый из них ("время богов") излагает синтоистские мифы, второй и третий ("время императоров") посвящены истории. Главным побудительным мотивом к составлению "Кодзики" были потребности древнеяпонского государства Ямато в легитимизации правящего рода и создании общегосударственной идеологии на основе религии синто. Однако текст "Кодзики" не функционировал в реальной придворной жизни и был прочно забыт. Возрождение интереса к нему произошло в XVII - XVIII вв. Несмотря на то, что "Кодзики" представляет собой официальную версию мифа и истории, он остается ценнейшим источником по реконструкции древнего синтоизма и истории древнеяпонского государства.

Также стоит сказать, что "Кодзики" дошли до нас в нескольких списках, однако мы воспринимаем данный памятник как главный и единственный текст. Доказательством может служить, например, тот факт, что в "Манъесю" говорится о "записях древних деяний" разных кланов, а в сборнике "Кинкафу", собрании песен в сопровождении цитры кото, наряду с упоминанием просто "Кодзики" существует ссылка на "другое" "Кодзики". То есть, возможно, мы имеем дело с названием жанра или даже родом ранней письменной литературы. Однако в данном исследовании мы будем опираться на традиционную трактовку понятия «Кодзики» как целого уникального текста.

3) Нихон-секи ("Нихонги") - «Анналы Японии», мифологическо-летописный свод в 30 свитках, составлен на китайском языке в 720 г. группой придворных авторов под руководством принца крови Тонэри в правление императрицы Гэнсе.

Структура текста - деление на «эру богов» (2 свитка) и «эру императоров» (28 свитков) - та же. что и в «Кодзики ». Главная идеологическая задача - обоснование легитимности правящего рода и существующей социальной иерархии - также не претерпела кардинальных изменений. Способы обоснования - установление родственных связей между синтоистскими богами, создание генеалогических связей и возведение происхождения отдельных родов к божествам (установление контроля над сакральным прошлым) - остались прежними. Таким образом, оба памятника в своих главных чертах отражают одну и ту же картину мира, имевшуюся в придворных кругах тогдашней Японии .

Оба памятника были призваны обеспечить единство и культурно-политическую гомогенность раннеяпонского государства. Тем не менее, в отличие от «Кодзики», текст «Нихон-секи» был широко известен и активно использовался в придворной жизни, его знание было необходимым условием социализации аристократии и высшего чиновничества. При дворе регулярно проводились лекции, посвященные данному памятнику. Свод «Нихон-секи» был признан в качестве первой официальной хроники Японии, именно от него отталкивались составители следующих государственных летописей и исторических сочинений. Высокий статус текста «Анналы Японии» подчеркивается тем, что в его составлении принимал участие член императорской фамилии. Некоторые ранние списки «Нихонги - Анналы Японии» включают в себя только первые два свитка, что свидетельствует о повышенном внимании именно к синтоистской (мифологической) составляющей «Нихонги - Анналы Японии».

Главные отличия от «Кодзики», которые позволили «Нихон Секи» выполнить свою идеологическую и информационную функцию: 1. «Кодзики» воспроизводит раннюю политическую структуру с превалированием древних родов и не отражает возросшей роли могущественного рода Фудзивара, «новой» служилой знати вообще, в составе которой появилось немало выходцев из Кореи и Китая.

2. Повествование «Кодзики» содержит только один вариант мифа, что оказалось неприемлемым для политической элиты, поскольку в действительности находилось несколько версий одного и того же мифа, поскольку у разных родов они могли быть не одинаковыми. В связи с этим «Нихон-секи» приводит несколько вариантов одних и тех же мифов, т. е. учитывает интересы более широкого аристократического слоя.

3. «Кодзики » отражает исключительно синтоистские ценности и не уделяет никакого внимания буддизму, который ко времени составления «Нихон Секи» превратился в одну из основных составляющих общегосударственной идеологии, что нельзя сказать о «Нихон Секи», который уделяет буддизму достаточно большое внимание. Подобная картина наблюдается и по отношению к конфуцианству.

4. Сам текст «Нихон Секи» и описываемые им реалии в гораздо большей степени отражают влияние китайской культуры, на которую в то время в значительной степени стала ориентироваться японская элита. Достаточно подробно описан и процесс «модернизации» Японии, строительство государственного организма в соответствии с китайскими образцами. В то же самое время хорошо видно и противопоставление Японии Китаю, нежелание японцев признать его своим сюзереном.

Таким образом, текст «Кодзики» в недостаточной степени учитывал культурные реалии современного общества, расстановку сил внутри правящей элиты, что и послужило побудительным мотивом для составления « Нихон Секи» всего через восемь лет после появления «Кодзики».

Авторитет «Нихон-секи» в японской культуре был чрезвычайно высок на всем протяжении японской истории. Его текст неоднократно комментировался на всем протяжении средневековья. Он широко использовался государственной пропагандой и в XX в. в качестве программного документа, вера в который считалась обязательной в условиях существования тоталитарного государства. Был случай, когда в 1942 г. известного историка Цуда Сокити (1873-1961) привлекли к судебной ответственности за высказанные им сомнения относительно некоторых сведений, сообщаемых «Нихонги». В настоящее время, наряду с «Кодзики», текст «Анналы Японии» служит одним из основных источников, отражающих функционирование раннеяпонской государственности. Также по сравнению с «Кодзики» текст «Нихон-секи более содержателен в юридическом плане.

1.2 Своды законов «Тайхо-рицуре» и «Еро-рицуре»

Перемены в социально-экономическом и политическом строе Японии, происшедшие в VII в., были юридически закреплены сводом законов «Тайхо-рицуре» (701 г.). Текст свода не сохранился и был восстановлен по комментариям к нему, писавшимся в VIII в., а также по «Продолжению анналов Японии» («Секу Нихонги»). В 718 г. по инициативе правого министра Фудзивара-но Фухито началась работа по совершенствованию «Тайхо- рицуре». Исправленный свод законов, известный под названием «Еро-рицуре». В 757 г. он был обнаружен и затем введен в действие вместо «Тайхо-рицуре». Правда, оригинал «Еро-рицуре» во время средневековых войн и мятежей частично был утрачен, но сохранилась большая часть статей, посвященных административному и гражданскому праву (ре), а также часть статей, посвященных уголовному праву (рицу). Остальное было восстановлено по комментариям в XVIII в. Различия между восстановленными текстами «Тайхо» и «Еро-рицуре» несущественны, поэтому представляется возможным говорить о них обобщенно.

«Тайхо-рицуре» состоял из 17 свитков: 6 свитков, посвященных уголовному праву (рицу) и 11 - гражданскому и административному (ре). Первые основывались на китайском законодательстве и впервые вводились в Японии, а вторые подытоживали реформаторскую деятельность второй половины VII в. В «Еро-рицуре» все законы были сведены в 10 свитков рицу, насчитывавших 497 статей, и 10 свитков ре, содержавших 953 статьи. «Тайхо-рицуре» содержал несколько большее количество статей.

В рамках данной курсовой работы следует подробнее остановиться именно на «Тайхо-рицу» - уголовной части свода «Тайхо-рицуре», так как именно она будет являться предметом анализа.

Скорее всего, первоначальный вариант «Тайхо-рицу» включал в себя Общую и Особенную части. Общая часть содержала основные положения уголовного кодекса, а Особенная называла конкретные виды преступлений и следующие за ними наказания. Причем формой систематизации является ярко выраженная кодификация, поскольку существует деление на разделы, регулирующие отдельные виды правоотношений. Стоит заметить, что подобная структура источника говорит о довольно развитой юридической технике, практикуемой японцами благодаря рецепции китайского права. К сожалению, из 12 разделов Особенной части «Тайхо-рицу» до нас дошли только 5: I (25 статей), II (14 статей), II (59 статей), VII (53 статьи), VIII (3 статьи). Названия отдельных разделов японским историкам удалось восстановить по уголовному кодексу Тан, если принять на веру то, что «Тайхо-рицу» являлся его копией.

Глава 2. Уголовное право Японии в периоды Яматай и Ямато (I-VII века)

Необходимость правового регулирования, в том числе и уголовного, общественных отношений в период Яматай связана с возникновением государства, а, если быть точным, с трансформацией первобытной соседской общины в общину-государство или, как пишут китайские авторы, го (яп. куни).

Еще в первобытном обществе в Японии, как, собственно, и во всех догосударственных образованиях складываются мононормы - обычаи и традиции, которые регулировали отношения между общинниками. "В любом обществе социальное поведение людей обусловлено применением правил, отличающихся так называемым одинаковым масштабом действия, или же нормой. Эти нормы характеризуются неперсонифицированностью но отношению к адресатам правил, требуют от них обязательного выполнения каких-либо действий, совершения действий в относительно четких рамках. Несоблюдение названных правил приводит обыкновенно к применению общественных санкций, выражаемых в различной форме".

Особый интерес вызывают мононормы, содержащиеся в норито "Великое изгнание [грехов] в последний день месяца минадзуки". Несмотря на то, что текст его имеет ярко выраженный юридический аспект, все же его главной целью было очищение скверны в рамках всего государства, от чего в первую очередь и следует отталкиваться при анализе данных прегрешений.

"Согласно верованиям японцев, скверна была воплощена в том месте, где произошло преступление - включая сюда и человеческое тело; экзорцизм же не только выдворяет из социума преступника, но и, по сути, стирает с лица земли те места, где тот когда-либо находился. Подобная мера, вне всякого сомнения, осуществлялась с полного одобрения общины. Такое категориально сакральное пространство, как социум, не могло допустить существования на своей территории оскверненного участка."

Итак, вышеуказанном норито прегрешения делятся на "небесные" (связанные с нарушениями табу, совершенными Сусаноо) и "земные" (все остальные неправомерные деяния, характеризующиеся наличием скверны).

К "небесным прегрешениям" относятся "разрушенье межей, засыпка канав, желобов разрушенье, повторный посев, вбивание кольев, сдирание заживо шкур сзади к переду, нечистот оставление".

С одной стороны, первые пять из этих прегрешений являются нарушениями правил сельскохозяйственного социума: в них раскрывается, как нарушались границы земельных участков и происходило их незаконное завладение и порча (наиболее древние преступления против собственности). Более подробно эти прегрешения описаны в Кодзики и Нихон-секи как преступления Сусаноо. "... В буйстве от [своей] победы, межи на возделанных полях Священной Богини Аматэрасу оо-миками снес, [оросительные] каналы засыпал"; "... весной засыпал канавки и разрушил межи. А осенью, когда колосья уже совсем созрели, силой вторгся на поля и обвязал их крепкими вервиями"; "... он поломал желоба и разрушил канавки, сделал повторный посев поверх посеянного, осенью воткнул куси и пустил туда коня лежать [прямо на поле]".

Но наиболее вероятно, что в данном случае рассматривается определенный магический ритуал, сопровождающийся появлением скверны, поскольку иначе не было бы смысла отражать подобные прегрешения в конкретном норито. Можно, конечно, предположить, что любое нарушение правил общины в сфере сельского хозяйства является источником скверны, но в таком случае авторы данного норито не ограничились бы только пятью прегрешениями или по крайней мере для них было бы целесообразнее не выделять каждое конкретное нарушение, а объединить их в группы. Например, причинением ущерба земельному участку также вполне мог считаться его поджог, который в норито почему-то не упоминается. Следовательно, не каждое действие, причиняющее вред земельному участку сопровождается появлением скверны. Получается, что данные прегрешения, записанные в норито, объединяет нечто другое, сопровождающееся, опять же, возникновением скверны. Нарушение границ или незаконное завладение отпадают, поскольку разрушение желобов и засыпка канав относятся к порче земельного участка и поэтому выпадают из общей картины. Не остается ничего другого как признать, что первые пять "небесных прегрешений" являются магическими действиями.

Исходя из вышесказанного, вполне закономерно, что сдирание заживо шкур и дефекация так же являлись проявлениями черной магии. Причем, во втором свитке Кодзики уточняется, что оставление нечистот было именно осквернением в запретном месте.

Не менее интересными являются "земные прегрешения": "резать на живом кожу, резать на мертвом кожу; люди, больные проказой; опухоль; надругательство над собственной матерью, надругательство над дитятей собственным, надругательство над матерью и ее же дитятей, над дитятей и матерью его же, грех соития с животными, беда от насекомого ползающего, от Такацуками беда, беда от птиц с высоты, порча на скотину чужую, грех ворожбы".

Здесь следует немного подробнее остановиться на половых преступлениях, которые, несложно заметить, представлены не в полном объеме (рассматривается только инцест и зоофилия). Что касается инцеста, то вполне закономерно, что прегрешением не является связь брата и сестры. Хотя в современном обществе это также порицается, в то время такое кровосмешение было вполне обычным явлением, что особенно четко прослеживается при изучении Кодзики и Нихон-секи. С зоофилией немного интереснее: на первый взгляд, в норито говорится о соитии с любым животным, однако в Кодзики имеется уточнение: "... соитие с лошадьми, соитие с коровами, соитие с курами..." Тут могут быть два объяснения этому загадочному феномену: либо соитие с другими животными не являлось преступлением, либо, что более вероятно, являлось, но не прегрешением, ибо лошади, коровы и куры имели какую-то сакральную особенность, поэтому половой контакт с ними влек за собой появление скверны.

Возникает также вопрос по поводу ворожбы. В Хоу-хань-шу говорится: "Ворожат по сожигаемым костям, и решают благополучие или неблагополучие". Однако в норито прямо указывается, что ворожба относится к "земным прегрешениям". Видятся два возможных объяснения данному обстоятельству: 1) ворожба сама по себе являлась делом неблагородным и даже грязным, раз она предшествовала скверне (здесь можно провести параллель с обдиранем шкур, поскольку это занятие до Нового времени считалось нечистым и поручалось людям особого разряда, имевшим нечто общее с «неприкасаемыми»), однако ненаказуемым; 2) в данном норито под ворожбой понимается определенное магическое действие, непосредственно причиняющее вред общине или отдельным ее составляющим и как следствие влекущее за собой наказание. Причем в первом случае ворожба не будет являться преступлением, равно как и сдирание шкур. Следовательно мы не сможем отождествлять "небесные" и "земные прегрешения " с тяжкими и легкими соответственно. Однако более вероятным видится все-таки второй вариант.

Остается неясным вопрос о том, почему к прегрешениям отнесена "беда от насекомого ползающего". Существует много точек зрения на сущность данного прегрешения, однако все сводятся к тому, что оно было связано с определенными внешними факторами, не зависящими от действий человека, хотя в самом норито было четко указано обратное: "И в стране той прегрешения разные, ошибкой, проступком совершенные тем людом, что под небом прибавляется". Возможно, это опять же было какое-либо магическое действие или нашествие насекомых (например, разрушение ими построек или другие действия в отношении определенного человека или группы лиц) говорило о том, что имела место вредоносная магия. И тут можно провести параллель с еще одним прегрешением - наличием проказы или опухоли, что также, по-видимому, являлось следствием совершения определенных магических ритуалов и указывало на преступника.

Трудности перевода и отсутствие конкретики в данном норито не позволяют в полной мере понять сущность "небесных" и "земных прегрешений". Однако их многочисленные (иногда довольно противоречивые) интерпретации указывают на важность данных норм для японского общества, что выражалось также в том, что они функционировали еще в период Ямато.

К сожалению, китайские хроники, являющиеся основным источником древнеяпонского права периода Яматай, не дают исчерпывающей информации о классификации преступлений древних японцев, поскольку они больше ориентированы на описание быта и отдельных исторических событий. Однако фиксируются отдельные правовые нормы: "Воровства нет. Мало споров и тяжб. У преступников отбирают жену с детьми в неволю; за важные преступления истребляют весь дом" (Хоу-хань-шу, гл. 115, VIII (Вого)); "Нет споров. У совершивших легкий проступок берут в казну жену и детей. У преступников, совершивших тяжелый проступок, уничтожают весь его род" (Цзинь-шу, гл. 97, Вожень).

Исходя из вышеперечисленного, можно констатировать, что в период Яматай было четкое различие между тяжкими и легкими преступлениями, причем мера наказания напрямую зависела от тяжести совершенного деяния: 1. за тяжкие преступления следовала смертная казнь.;

2. за легкие преступления следовало обращение правонарушителя и его малой семьи (т.е. жены и детей) в рабство.

При этом существовало объективное вменение - ответственность нес не только преступник, но и его ближайшие родственники и кровный род.

Стоит отметить, что китайцы употребляют термины "тяжба" и "спор", что по мнению исследователей, работающих с китайскими хрониками, говорит о наличии судопроизводства в период Яматай, однако сказать что-то более конкретное по данному вопросу не представляется возможным по причине отсутствия непосредственно японских письменных источников.

В период Ямато (IV - VII веках) ситуация была похожей: правовые обычаи оставались основным источником уголовного права, "небесные" и "земные прегрешения", как уже отмечалось ранее, все еще функционировали.

Вот что сообщают китайские хроники: «Нет ни воровства, ни разбоев; мало споров и тяжб. За легкие преступления описывают семейство преступника в казну, за тяжелое истребляют весь род его» (Нань-ши, гл 79, IV). «По тамошним обыкновениям за убийство, разбой и блудодеяние определена смертная казнь. По воровству платят за покраденное; а кто не в состоянии заплатить, отдается в невольники. За прочие вины, смотря по их важности, полагается или ссылка или наказание палкою. При допросах кто не признается, тому нажимают колена деревом, или, натянув тугой лук, тетивою пилят шею ему; или, бросив камешек в кипяток, велят вынуть рукою. Сказывают, что у неправого рука сваривается. Или кладут змею в кувшин и велят взять ее оттуда. Говорят, что неправый будет ужален. Жители вообще очень кротки; редко доходят до споров и тяжб. Воровства также мало» (Суй-шу, гл.81, VI).

Более того, в Нихон-секи отражена японская классификация преступлений по тяжести совершенного деяния: - незначительные;

- легкие;

- малые (меньшие);

- тяжелые.

Эра относительной статичности японского уголовного права закончилась, когда в начале VII века установились дипломатические отношения между Ямато и китайскими династиями Суй и Тан, вследствие чего на развитие уголовного права Японии стало оказывать влияние самое передовое и развитое в тот период китайское уголовное право.

Так, при императрице Дзито (687-696) и императоре Момму (697-707) говорится о «десяти тягчайших преступлениях», к которым не относились воровство, грабежи, разбой: «[692 год], осень, 7-я луна, 2-й день. В Поднебесной объявлена большая амнистия. Под нее не подпадали десять тягчайших преступлений, воры и разбойники» (Нихон-секи, св.30-й, Дзитo, 6-й год пр., 7-й месяц, 2-й день). «[699 год], зима, 10-я луна, 13-й день. Оглашен указ: “Помиловать всех преступников в Поднебесной. Под помилование не попадают те, кто совершил десять тяжких преступлений и грабители”...» [Секу-нихонги, св.1-й, Момму, 3-й год пр., 10-й месяц, 13-й день].

Согласно танскому законодательству в Китае, в число десяти тягчайших преступлений входили: 1) заговоры против династии;

2) попытка разрушения храма императорских предков, попытка разрушения императорских кладбищ и дворцов;

3) измена;

4) убийство родителей и близких родственников;

5) убийство невиновных, расчленение людей, изготовление и хранение ядов, ворожба или колдовство;

6) непочтительность по отношению к государю;

7) сыновняя непочтительность;

8) непочтительное обращение с друзьями и родственниками;

9) убийство старшего по положению;

10) инцест.

Данные преступления были выделены, поскольку они сводили на нет общепризнанные нормы морали.

В конце периода Яматай японское уголовное право сделало большой шаг в своем развитии и начало отходить от норм обычного права, отдавая предпочтение писаным законам, что выразилось в дальнейшем.Источники

1. Кодзики: Записи о деяниях древности.

2. Нихон-секи: Анналы Японии.

3. Свод законов «Тайхо рицуре».

Литература

4. Бичурин Н. Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древнейшее время. - М.-Л., 1950. - Т. II.

5. "Восточная литература" [сайт]. URL: http://www.vostlit.info

6. Кодзики - Записи о деяниях древности: Свитки 2-й и 3-й/ Пер., предисл. и коммент. Л. М. Ермаковой, А. Н. Мещерякова. - СПБ.: ШАР, 1994.

6. Нихон секи - Анналы Японии: В 2 т. /Пер. и коммент. Л. М. Ермаковой и А. Н. Мещерякова. Т. 2. Свитки XVII-XXX. СПБ.: Гиперион, 1997.

7. Норито. Семме. Пер. со старояпонского Л. М. Ермаковой. - М.: Наука. Главная редакция восточной литературы. 1991.

8. Свод законов «Тайхо рицуре». М.: Наука, 1989.

9. Суровень Д. А. Возникновение права и источники права древней Японии // Проблемы курса истории государства и права. - Екатеринбург, 2004.

10. Суровень Д. А. Имущественные преступления в древнеяпонском праве: корыстные преступления против собственности, имеющие признаки хищения // Историко-правовые проблемы: новый ракурс. - Курск, 2012.

11. Суровень Д. А. О китайском влиянии на классификацию тяжких уголовных преступлений в раннесредневековой Японии // Кросс-культурные взаимодействия в политико-правовой сфере: история, теория, современность. - Екатеринбург, 2010.

12. Суровень Д. А. Преступления против личности в древней и раннесредневековой Японии, Ч. 1-я // Вестник Удмуртского университета. Экономика и право. 2012, №4.

Размещено на .ru