Инфернальность в творчестве Достоевского - Курсовая работа

Инфернальные образы 2.1 Демоническое в романе «Преступление и наказание» 2.2 Бесовство как доминанта инфернального в «Бесах» 2.3 Проявление чертовского в «Братьях Карамазовых» Заключение Список литературы ВВЕДЕНИЕ Данная курсовая работа посвящена исследованию демонических образов (чёрта, беса и демона) в трех романах Ф.М. Достоевского: «Преступлении и наказании», «Бесах» и «Братьях Карамазовых». Это необходимо, поскольку и демон, и бес, и чёрт проявляются во всех обозначенных выше романах, однако в каждом тексте какая-либо сила становится доминирующей. Исходя из вышеизложенного, в ходе выполнения курсовой работы необходимо решить следующие основные задачи: - определить понимание инфернального в сопоставление с фантастическим; - выделить в заявленных романах важнейшие ипостаси инфернального начала; - проанализировать ближайшие литературно-культурные традиции; - проанализировать особенности их художественного воплощения: связь с идеей, героем и его душевным состоянием; - выявить роль данных образов в построение сюжета; - обозначить тенденции к изменению и развитию смыслового содержания образа инфернального от романа к роману; Методологическая основа работы: В работе нами был использован описательный и сопоставительный методы. ПОНЯТИЕ ИНФЕРНАЛЬНОГО В ТВОРЧЕСТВЕ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО 1.1 Инфернальное и фантастическое В первую очередь следует терминологически разграничить данные понятия: Фантастический - несбыточный, мечтательный; затейливый и причудливый, особенный, отличный по своей выдумке [27, 687]. В данной работе мы рассматриваем три проявления инфернального начала: демон, бес и черт, которые можно разграничить главным образом через сравнение их воздействия на героев романа. Безусловно, нельзя говорить о том, что инфернальное в творчестве Достоевского исчерпывается только тремя ипостасями, к примеру, можно назвать привидения, которые являются героям романа, а также представления персонажей об аде (например, «банька с пауками» Свидригайлова). И Б.М. Энгельгардт, и М.М. Бахтин отмечают то, что сам Достоевский «упорно называл себя реалистом» [26, 276]: «Меня зовут психологом: не правда, я лишь реалист в высшем смысле, т.е. изображаю все глубины души человеческой». Так же Бахтин связывает особенности творчества Достоевского с мениппеей, в которой «самая смелая и необузданная фантастика и авантюра внутренне мотивируются, оправдываются, освещаются здесь с чисто идейно-философской целью - создать исключительную ситуацию для провоцирования и испытания философской идеи» [1, 131], а также с карнавализованной литературой, которой изначально было свойственно двойничество, «перевертыши», пародии и присутствие нечистой силы. В.Е. Ветловская в своей работе «Поэтика Романа “Братья Карамазовы”», придерживаясь подобной точки зрения, обозначает: «включая в текст ее элементы, сопровождается их двусмысленными мотивировками, благодаря которым фантастическое положение каждый раз может быть вполне объяснено в реалистическом плане (как вымысел героя, как сон, как кошмар или галлюцинация)» [4, 66]. Ветловская также говорит о связи произведений Достоевского, в частности романа «Братья Карамазовы», с фольклором, о том, что мысль о сказочной основе не была чужда Достоевскому. И.Л. Альми в своих статьях и лекциях, давая определение фантастическому, в частности, в «Бесах», говорит о том, что идеи провоцируют бесовство, готовят его, но не определяют бесовских действий. Исследователь апеллирует к понятиям фикциональность, «имеющей прямую связь с такими понятиями, как воображение, вымысел и фантазия» [15, 92], и функциональность, достоверно отражающая реальность. Ковалев говорит об особом взгляде Достоевского на литературу: некое «искусство лжи», фантазия - как одна из возможных, но не реализованных вариантов событий. То есть фантастическое может быть и некой реализацией личных качеств героя (к примеру, Свидригайлов видит призрак жены потому, что виноват в ее смерти, и призрак здесь - персонификация мук совести) и действительным появлением инфернальных сил. Утрата одного из обоснований появления фантастического ведет к потере полноты значения: чёрт действительно являлся Ивану, но видеть его он может только в силу своих внутренних качеств. К примеру, вспомним «Преступление и наказание», где нам показывается не идея права необыкновенного человека перешагнуть через кровь, а тот путь, который совершил Раскольников, павший жертвой этой идеи. В таком же роде был и фокус-покус штабс-капитана Снегирева с деньгами Алеши Карамазова […] Но верхушку в этом роде составляет бешеный выпад того же Кириллова, когда за минуту до смерти он вонзает зубы в мизинец Петра Верховенского. Поэтому если взглянуть на романы Достоевского с точки зрения его понимания реальности (как одной из реализаций некого скопления потенциальных возможностей), то можно говорить о том, что Алеша Карамазов не менее фантастичен, чем Великий Инквизитор, с разницей лишь в том, что один из образов - герой романа Достоевского, а другой - и герой Достоевского, и Ивана Карамазова, что один живе