Индустриальные конфликты в современной России - Статья

В России более распространен термин «трудовой конфликт», забастовка предстает в качестве одной из форм такого конфликта, заключающегося в коллективном отказе продолжать работу на прежних условиях с целью оказания давления на предпринимателей или правительство (забастовка - от итал. basta! В актах Международной Организации Труда (МОТ) право на забастовку признается косвенно (опосредствованно), т.к. вытекает из смыслового содержания Конвенции №87 «О свободе ассоциации» - невозможно эффективно пользоваться свободой ассоциаций при запрете права на забастовку [Лушников, Лушникова 2005]. В России забастовка рассматривается как способ урегулирования разногласий между работниками и работодателями по поводу установления и изменения условий труда, включая заработную плату, а также в связи с коллективно-договорным регулированием труда, то есть по причинам социально-экономического характера. Идея равенства сторон в трудовых отношениях отвергается на основании того, что работники менее влиятельны и экономически слабее работодателей и в качестве компенсации им предоставляется право на забастовку. С другой стороны, умеренность протестных действий объяснялась тем обстоятельством, что, в отличие от забастовок в промышленности и транспорте, за которыми стояли настроенные по-боевому альтернативные профсоюзы, забастовками «бюджетников» руководили лояльные к власти отраслевые профсоюзные объединения ФНПР, старавшиеся свести любые негативные последствия от забастовок к минимуму.

Под индустриальными или трудовыми конфликтами в социологии понимают виды поведения и отношения, которые выражают противостояние между собственниками предприятий и менеджерами и/или их представителями с одной стороны и работниками и/или их представителями с другой. Термин «индустриальный конфликт» в западных странах употребляется в качестве синонима понятия «забастовка» и в исследовании используется в том же смысле. В России более распространен термин «трудовой конфликт», забастовка предстает в качестве одной из форм такого конфликта, заключающегося в коллективном отказе продолжать работу на прежних условиях с целью оказания давления на предпринимателей или правительство (забастовка - от итал. basta! - довольно! хватит!).

Социологический подход к пониманию причин и источников индустриальных конфликтов представлен в самых разных концепциях. К.Маркс объяснял природу индустриальных конфликтов господством частной собственности, что придавало социальным отношениям между работодателем и работниками антагонистический характер. М.Вебер суть трудовых конфликтов видел в борьбе экономических интересов агентов производства (прибыль, заработная плата.). В теории П.Сорокина о социальном неравенстве экономический конфликт определяется неудовлетворенными базовыми потребностями людей и поиском участниками конфликта средств их удовлетворения. У Р. Дарендорфа трудовой конфликт является формой неизбежного социального конфликта по поводу обладания властью. В ряду «теорий человеческих отношений» обосновывается принципиальная возможность устранения конфликта интересов менеджмента и рабочих путем их интеграции в социальную организацию предприятия.

Тема индустриального конфликта была популярна в западной социологии середины XX века, когда профсоюзы вошли в фазу наиболее активного развития, а забастовочное движение приобрело широкий размах. Целый ряд работ посвящен выявлению и систематизации причин забастовок и их последствий. В оценке роли и значения забастовок среди исследователей трудовых отношений нет однозначного понимания. Одни авторы рассматривали индустриальный конфликт как процесс, стимулирующий видоизменения отношений между работниками и работодателями, приводящий к становлению новых форм производственных отношений, и потому позитивный, другие - как процесс разрушительный, грозящий распадом системы социальных отношений [Hiller 1969; Lane and Roberts 1971; Gouldner 1965]. Наибольший интерес в исследовательском смысле представляет анализ латентных процессов в ходе индустриального конфликта, когда требование повышения зарплаты носит символический характер и играет компенсаторную роль, замещая утраченные неформальные привилегии или скрывая противостояние разных профессиональных групп в рамках предприятия [Dennis 1957]. К концу 80-х г. в связи с падением уровня забастовочной активности в странах развитого капитала интерес к исследованию индустриального конфликта снизился и публикации, в основном, носили обзорно-критический характер [Zetka, 1992; Edwards, 1992]. В России исследования забастовок, появились на волне шахтерского протеста 1990-х гг. Они рассматривались, как правило, в рамках анализа протестной активности как одна из его форм (работы В. Шаленко, В.Ильина, Л.Гордона, Е.Груздевой, В.Комаровского). Другой ракурс анализа представлен этнографическим описанием взаимодействия субъектов трудовых отношений в конкретной конфликтной ситуации (В.Борисов, П.Бизюков, А.Зайцев). Большой вклад в изучение индустриальных конфликтов в России внесла серия публикаций результатов российско-британского проекта по изучению трансформации трудовых отношений на предприятиях [Clarke 1996].

Тем не менее, работы, написанные в XX веке, каким бы важным и символичным не было забастовочное движение, во многих отношениях являются выражением ушедшего времени. Развитие гибкого производства, рост временного труда и общее уменьшение трудовых гарантий является важной чертой последних лет. Под влиянием общих процессов, происходящих в экономике, видоизменяется система социально-трудовых отношений. При этом для нынешнего этапа развития характерно отсутствие единообразия правил и практик трудовых отношений, как вследствие глубокой «анклавизации» России, так и благодаря значительной роли неформальных отношений в процессе производства [Становление трудовых отношений… 2004]. При этом конфликт остается одним из главных элементов отношений в сфере труда, меняется только его характер. Переходя к анализу современных забастовок, мы остановимся на ряде моментов, важных для понимания специфики индустриальных конфликтов «нового времени»: законодательные рамки, динамика и основные характеристики забастовочного движения, факторы, определяющие переход противоречий в трудовой сфере в форму забастовки, роль институтов, представляющих интересы работников.

2. Забастовка «в законе» и в статистике

Право на забастовку принято называть одним из основополагающих прав «второго поколения», т. е. социальных прав человека. В актах Международной Организации Труда (МОТ) право на забастовку признается косвенно (опосредствованно), т.к. вытекает из смыслового содержания Конвенции №87 «О свободе ассоциации» - невозможно эффективно пользоваться свободой ассоциаций при запрете права на забастовку [Лушников, Лушникова 2005].

В настоящее время право на забастовку как средства разрешения коллективных трудовых конфликтов и отстаивания работниками своих социально-экономических интересов признают все промышленно развитые демократические страны Европы. Но порядок реализации этого права определяется национальным законодательством. В связи с этим ученые-трудовики обычно подразделяют государства на два вида: государства, где законом гарантировано право на забастовку (Германия, США и др.), и государства, которые признают свободу забастовок (Бельгия, Великобритания и др.). В последних в законодательстве право на забастовку в позитивной форме не выражено, но это право выводится из права на ассоциации [Обзор зарубежного законодательства… 2009]. Российская Федерация в этом смысле относится к первой группе - право на забастовку признается, гарантируется Конституцией, а также закрепляется в Трудовом Кодексе РФ.

Право на забастовку существует только для законных забастовок. Иными словами, право на забастовку не только допускает, но и предполагает ее регулирование и ограничение. В России забастовка рассматривается как способ урегулирования разногласий между работниками и работодателями по поводу установления и изменения условий труда, включая заработную плату, а также в связи с коллективно-договорным регулированием труда, то есть по причинам социально-экономического характера. Забастовки по политическим мотивам, равно как и забастовки солидарности, вообще не упоминаются в законе и не признаются.

Право на забастовку может быть уравновешено правом на локаут. Это положение концепции права на забастовку не является общепризнанным в зарубежной практике. Законодательство целого ряда европейских стран допускает как право работников на забастовку, так и право работодателей на ответные действия - локауты, т.е. увольнение работников по инициативе работодателя в связи с их участием в забастовке. Такой подход основан на признании равноправия сторон - работников и работодателей - и характерен для стран северной и центральной Европы - Германии, Скандинавских стран и др. В других странах (Италия, Португалия, Греция), а также и в России работодатели права на локаут не имеют [Киселев, 1999]. Идея равенства сторон в трудовых отношениях отвергается на основании того, что работники менее влиятельны и экономически слабее работодателей и в качестве компенсации им предоставляется право на забастовку.

Право на забастовку - коллективное по своей природе право и не укладывается в рамки индивидуальных трудовых отношений. Поэтому еще одно ограничение, устанавливаемое национальными законодательствами, относится к вопросу о представительстве интересов работников. Предпочтительное право быть организатором забастовки традиционно предоставляется профсоюзам - в мировой практике забастовки, организованные профсоюзами принято называть «официальными». Некоторые страны даже считают это право исключительно профсоюзным (монопольным) и не признают законными забастовки, организованные другими представителями работников. Однако большинство европейских стран признают право на организацию забастовки за любым представительным органом работников [Киселев, 1999]. Таким же образом этот вопрос решен и в российском законодательстве - представлять интересы работников вправе любой представительный орган.

Не вдаваясь далее в подробности, можно констатировать, что в общей части принципов реализации права на забастовку действующее российское трудовое законодательство соответствует рекомендациям МОТ. Однако, в отличие от Европы, для России типична ситуация, когда формально закрепленные права и законодательно установленные процедуры на практике не могут реализоваться. В контексте права на забастовку тревогу вызывают многочисленные нарушения конституционного права на свободу объединения, причем нередко через прямой запрет работодателей на создание профсоюзов. Учитывая тот факт, что практически все важнейшие вопросы регулирования труда в настоящее время решаются на локальном уровне, отсутствие профсоюза в значительной степени затрудняет, если вообще не исключает, возможность представлять и защищать интересы работников в данной организации. Это явление достаточно широко распространено, о чем свидетельствуют многочисленные жалобы российских профсоюзов в МОТ и принятые по ним постановления. Но даже там, где профсоюзы существуют, представительство и защита интересов работников ограничивается существенным ущемлением прав малочисленных альтернативных профсоюзов, наиболее активных и деятельных - лишь при условии объединения более 50% работников профсоюз вправе представлять их интересы в переговорах с работодателем.

Существенные проблемы для реализации права на забастовку в России создает и установленный законом регламент: выдвигать требования работодателю может либо собрание, на котором присутствует не менее половины работников предприятия, либо конференция, на которой присутствуют не менее 2/3 избранных работниками делегатов. Решение о забастовке считается принятым, если за него проголосовали не менее половины присутствующих на собрании или конференции. В нынешних условиях это почти невозможно, учитывая то, как устроен современный бизнес. Кроме того, забастовка, как способ разрешения коллективного трудового спора предусматривает обязательные примирительные процедуры, которые включают рассмотрения конфликта примирительной комиссией, посредником и (или) в трудовом арбитраже. В целом, по подсчетам экспертов, длительность всех обязательных предварительных процедур составляет не менее 42 дней, что настолько затрудняет организацию и проведение забастовки, что делает законную забастовку почти невозможной и потому практически «невидимой» в статистике.

В то же время, нужно заметить, реальный уровень забастовочной активности вряд ли может напрямую зависеть от национальной специфики правового регулирования индустриальных конфликтов. В Германии, к примеру, одно из наиболее ограничительных (рестриктивных) европейских законодательств о забастовках, что совсем не мешает немецким профсоюзам устраивать масштабные акции [Schulten 2008].

В России статистика забастовочного движения ведется с 1990г., когда после событий известной шахтерской забастовки 1989г., ставшей первой широкомасштабной акцией протеста, был спешно принят закон, который легализовал право на забастовку и определил порядок его реализации. Однако эту статистику нельзя считать полной. При организации статистического наблюдения под забастовкой понимается «временный добровольный отказ работников от выполнения трудовых обязанностей в целях разрешения трудового спора». Росстат фиксирует три основных показателя: число организаций, на которых проводились забастовки, число участников и количество времени, неотработанного участниками забастовок. Началом или окончанием забастовки считается дата принятия решения о начале или окончании забастовки на собрании трудового коллектива. Сведения подает одна из сторон трудового конфликта - работодатель. При этом остановка работы легко может быть расценена как несанкционированное отсутствие на рабочем месте, если не соблюдена формальная процедура. То есть, фактически, во власти менеджмента определять ситуацию как забастовку или нет. Кроме того, поскольку прописанный в законе регламент оказался настолько сложным и запутанным, что практически любую забастовку можно квалифицировать как незаконную, профсоюзы или работники часто используют различные формы забастовочных действий, которые приводят к снижению экономических показателей работы предприятия без прохождения надлежащих процедур. Методика учета забастовок исключает фиксирование такого рода нестандартных форм индустриального конфликта, дающих «эффект забастовки без забастовки». Это, например, «работа по правилам» или использование права на индивидуальный отказ от работы как одна из форм легальной забастовки. Остановка производства в этом случае возможна, когда большое количество работников подают индивидуальные заявления об отказе от работы. Формально это не считается забастовкой, поэтому работодатели не могут подать в суд за незаконную забастовку. Порой стачкомы предпочитают объявить забастовку вообще без прохождения официальных процедур, рассчитывая на то, что пока состоится решение суда, и она будет признана незаконной, можно успеть добиться эффекта. Не фиксируются также остановки работы продолжительностью менее чем одна смена. Таким образом, большинство реальных индустриальных конфликтов по тем или иным причинам не попадают в статистическую отчетность.

Независимые мониторинги забастовочных акций ведут и некоторые центры профсоюзов и других общественных организаций. Данные собираются при помощи собственных сетей - информация от первичных профсоюзных/партийных региональных ячеек, но, основным источником служат СМИ и новостные ленты Интернета. Понятно, что методика сбора не грешит формализацией: информация может включать совсем краткое упоминание или более-менее детальное изложение событий, отражающее взгляд автора. Независимые мониторинги отслеживают все формы коллективного протеста, в том числе уличные выступления, голодовки и пр., поэтому собственно забастовки, в строгом смысле этого слова, довольно сложно вычленить из общего ряда массовых действий, сопровождающих трудовые конфликты. Информация из независимых источников, не являясь вполне релевантной для создания полной, объективной картины развития забастовочной активности, тем не менее, дает своего рода ориентир для корректировки официальной статистики (в сторону увеличения). Так в 2007г. по всей России было официально зарегистрировано 7, а в 2008г. - только 4 забастовки, а по данным мониторинга «Института «Коллективное действие», в 2007г. прошли, как минимум, 35, в 2008г. - 27 забастовок [Клеман 2009]. И, тем не менее, хотя официальные показатели забастовочной активности являются неполными (заниженными), представление об общих тенденциях они дают, а имеющиеся корректировки существенно не влияют на общий вывод.

3. Динамика забастовочного движения

С начала 1990-х гг. наблюдалось три всплеска забастовочной активности. Первый приходится на 1991-1992 гг., когда снижение реальной заработной платы в условиях инфляции привело к тому, что число забастовок увеличилось в 1991г. примерно в 7 раз, а в 1992г., будучи подхлестнуто освобождением цен - более чем в 20 раз по сравнению с 1990 годом (табл.1). Основной рост произошел за счет работников бюджетной отрасли, где число забастовок увеличилось в 4 раза (в других отраслях рост забастовочной активности был более умеренным - примерно в 1,5 раза).

Далее, после двух относительно спокойных лет, когда «бюджетники» молчали, а число конфликтов в промышленности оставалось на уровне 1990 года, наступает новый подъем 1995-1998гг., с пиком в 1997г. когда Росстат зафиксировал максимальное за весь период число забастовок и участвующих в них работников. Этот период знаменитых шахтерских «рельсовых войн» и активных выступлений бюджетников примерно совпадает по времени с пиком невыплат заработной платы. Таким образом, задержки выплаты заработной платы в середине 1990-х годов выступали самым мощным конфликтогенным фактором, что отмечают многие исследователи. Задолженность по заработной плате с 1995г. росла большими темпами и начала сокращаться только к 1999 году. Вместе с этим происходило наглядное сокращение числа фиксируемых индустриальных конфликтов.

Несмотря на наблюдаемые значительные колебания уровня забастовочной активности, можно констатировать, что забастовки являлись постоянным фоном производственных отношений в России на протяжении 1990-х гг. Главной движущей силой протестного движения, как в политическом, так и в экономическом смысле, были работники угольной отрасли. Шахтерские выступления составляли подавляющую часть забастовок, организованных на промышленных предприятиях. Тем не менее, чисто статистически, забастовки промышленных рабочих «тонули» среди выступлений работников бюджетной сферы, особенно сферы образования. В связи с этим нужно объяснить специфику забастовок «бюджетников», которые, в отличие от забастовок в реальном секторе экономики носили умеренно-демонстрационный характер.

Протестные акции работников образования и здравоохранения, несмотря на массовость, как правило, ограничивались краткосрочными (однодневными) забастовками, сопровождающимися митингами и другими публичными акциями, призванными привлечь внимание к их проблемам (пикетирование зданий местных органов власти и пр.). Забастовки часто проводились без реального прекращения работы. Учебный процесс обеспечивался так называемыми "дежурными преподавателями", а медики подобным образом организовывали график "забастовочного режима работы клиники" [Зайцев, Клементьева, Ермаковский, Карпенков 1998]. С одной стороны, такой умеренный тип протеста объяснялся причинами морального характера. Образование и здравоохранение относятся к сфере социальных общественных интересов, в этом смысле учителя и медики в значительной мере являются заложниками своего рабочего процесса - нельзя шантажировать власть за счет ни в чем не виноватых потребителей услуг. С другой стороны, умеренность протестных действий объяснялась тем обстоятельством, что, в отличие от забастовок в промышленности и транспорте, за которыми стояли настроенные по-боевому альтернативные профсоюзы, забастовками «бюджетников» руководили лояльные к власти отраслевые профсоюзные объединения ФНПР, старавшиеся свести любые негативные последствия от забастовок к минимуму.

На рубеже нового тысячелетия экономический спад сменился подъемом, а протестные действия резко пошли на убыль. Такие явления, как административные отпуска, работа неполное рабочее время и невыплаты заработной платы перестали носить массовый характер, и хотя говорить о радикальных сдвигах в положении наемных работников было преждевременно, позитивные изменения на рынке труда привели к некоторому росту уверенности и защищенности работающего населения.

Другим фактором, способствующим сокращению числа забастовок, было ужесточение политического режима, происходившее одновременно с улучшением экономической конъюнктуры: «Кто сядет на рельсы, тот сядет», - так Владимир Путин определил свое отношение к борьбе за права трудящихся еще в начале своего первого срока.

И еще одно обстоятельство определяло резкое уменьшение числа официально зафиксированных забастовок. Как уже упоминалось, после вступления в силу в 2002г. нового Трудового кодекса право на забастовку оказалось сильно урезанным. Поправки в закон настолько усложнили и без того не простую процедуру выхода на забастовку, что работники стали бастовать без всякой процедуры либо устраивать иные акции протеста. В любом случае забастовками они не считались и показатели резко улучшились.

Табл.1. Динамика забастовочной активности (1990-2008 гг.)

Годы Число организаций, на которых проходили забастовки Число организаций, на которых проходили забастовки, без организаций образования и здравоохранения Численность участников забастовок тыс. чел. Численность участников забастовок в среднем на одну организацию чел. Количество времени, не отработанного участниками забастовок тыс. чел-дней Количество времени, не отработанного участниками забастовок в среднем на одну организацию чел-дней

1990 260 247 99,5 383 207,7 799

1991 1755 405 237,7 135 2305,7 1310

1992 6273 401 357,6 57 1893,3 302

1993 264 263 120,2 455 240,4 910

1994 514 235 155,3 302 761 1459

1995 8856 296 489,4 55 1367,0 154

1996 8278 653 663,9 80 4009,4 484

1997 17007 685 887,3 52 6000,5 353

1998 11162 433 530,8 48 2881,5 258

1999 7285 106 238,4 33 1827,2 251

2000 817 25 30,9 37 236,4 289

2001 291 11 13,0 45 47,1 162

2002 80 19 3,9 48 29,1 364

2003 67 20 5,7 86 29,4 439

2004 5933 165 195,5 33 210,9 36

2005 2575 70 84,6 33 85,9 33

2006 8 8 1,2 149 9,8 1225

2007 7 7 2,9 414 20,5 2929

2008 4 4 1,9 475 29,1 7275

Источник: [рассчитано по данным Росстата]

Новый всплеск забастовочного движения фиксируется в 2004-2005 гг., когда общее число бастующих выросло по сравнению с 2003г. более чем в 30 раз. Этот подъем был связан с принятием 122-го закона и сопряженных с ним реформ бюджетной сферы, вызвавших цепь протестных движений. Пенсионеры, инвалиды, ветераны и другие льготники протестовали в связи с «отменой» льгот (именно так была воспринята монетизация), а работники бюджетной сферы - в связи с катастрофическим материальным положением на фоне увеличения тарифов на оплату услуг, особенно ЖКХ. Кроме того возмущение вызывала ситуация, возникшая в связи с разграничением бюджетных обязательств. Если ранее ставки и оклады для «бюджетников» были едиными и утверждались на федеральном уровне, теперь эти вопросы были переданы в компетенцию регионального управления, которые вправе устанавливать свои нормы оплаты исходя из возможностей местного бюджета. За равный труд работникам бюджетной сферы не было гарантировано равное вознаграждение, что вызывало опасения профсоюзов. Таким образом, основная роль в забастовочной активности в эти годы принадлежала «бюджетникам». И, хотя народные гуляния, которые собирала на один день Федерация независимых профсоюзов России, вряд ли можно в полной мере считать забастовками, всероссийские акции протеста обеспечили важнейший рычаг давления на правительство. Число забастовок в других отраслях народного хозяйства тоже увеличилось в эти годы, но их доля составляла только около 3% от общего числа зафиксированных забастовок.

В последующие годы о рабочем движении почти забыли - профсоюзы, как могли, адаптировались к российской действительности и массовыми действиями перестали беспокоить власть. После 2005г. полностью прекратились выступления работников бюджетной сферы, а немногие всплески протестной активности промышленных рабочих происходили, скорее, вопреки общей тенденции. В 2006-2008 гг. статистика регистрирует уже не сотни и даже не десятки, а единичные случаи забастовок, хотя они выглядят довольно мощными по охвату и длительности. Если в предыдущие 10 лет количество бастующих на одно предприятие не превышало в среднем 50 человек, то в 2008 г. эта цифра выросла до 475 человек. Количество потерянного рабочего времени, не отработанного участниками забастовок в среднем на одну организацию достигло 2929 человекодней в 2007г. и 7275 человекодней в 2008 году (максимальное значение этого показателя в предыдущие годы равнялось 1459 человекодней).

Исследователи находят трудно достижимым установление каких-либо простых связей между сферой действия забастовок и функционированием экономики. В частности, не прослеживается связи между ростом забастовок и таким важным показателем как динамика заработной платы (рис.1). По сути, в разные периоды времени динамика забастовок объясняется разным набором причин. В середине 1990-х годов связь между ростом числа участников забастовок с ростом таких показателей, как число безработных и объем невыплаченной зарплаты, была очевидна. Увеличение всех трех показателей происходит практически одновременно, и пики забастовок, безработицы и задержек заработной платы приходятся примерно на одно время (рис.2). При этом забастовочная активность начинает падать еще до того, как показатели безработицы и объема задержанной заработной платы достигают своего максимального значения (что лишь отчасти подтверждает марксистский тезис о том, что в рыночной экономике уровень забастовочной активности определяется социально-экономическим положением наемных работников). А следующий всплеск забастовочной активности в 2004 г. не имеет связи с какими-либо макроэкономическими показателями и имеет под собой уже иные причины, о которых говорилось выше.

Таким образом, (и в этом сходятся социологи самых различных школ и направлений), всплеск забастовочной активности каждый раз требует конкретных объяснений. О значимости социального контекста для понимания забастовочных действий, говорил еще Голднер: «такие действия могут быть исполнены смыслом только в отношении того контекста, в котором они имело место. Значение и последствия поведенческого паттерна будут меняться в зависимости от контекста, в котором они происходят» [Gouldner 1965].

Хотя экономический кризис 1990-х годов крайне негативно отразился на положении работников в сфере труда, это, вопреки ожиданиям, не привело к массовой забастовочной активности. Согласно статистике число участников забастовок в разные годы составляло от 99,5 до 887 тыс. человек. К числу факторов, объясняющих относительно низкий уровень забастовочной активности, можно отнести отсутствие отработанных процедур разрешения индустриальных конфликтов, слабость институтов, представляющих интересы работников во взаимоотношениях с работодателем, а также инерционность мышления работников «довольно позднее осознание ими факта изменения трудовых отношений» [Соболев 2007:13]. Объяснение причин низкой включенности в открытые конфликты можно найти и в исследовании взаимоотношений работников и управленческого персонала в предшествующий забастовке период. Эти объяснения уводят нас в сферу неформальных отношений на предприятии. На ухудшение условий труда и техники безопасности и задержки заработной платы работники отвечают снижением интенсивности и производительности труда, воровством, снижением дисциплины и т.п. Устанавливается некий баланс: руководство предприятия не платит вовремя зарплату, но ослабляет контроль над работником на рабочем месте, закрывает глаза на факты нарушения дисциплины и техники безопасности. [Борисов 1996, Борисов, Бизюкова, Бурнышев 1995]. Такое «усиление» позиции работника при соответствующем «ослаблении» власти менеджеров выступало компенсирующим моментом в условиях задержек зарплаты и позволяло «мирно» продолжать производственную деятельность.

Рис.1. Динамика изменений (в процентах к предыдущему году) числа забастовок и размера реальной заработной платы 1990-2008гг.

Источник: [рассчитано по данным Росстата]

Рис.2. Динамика изменений показателей уровня забастовочной активности, безработицы и объема задолженности по заработной плате (в процентах от их максимальных значений за период 1990-2008 гг.)

Источник: [рассчитано по данным Росстата]

Особенности забастовочного движения прошлых лет были обусловлены тем, что подавляющее большинство забастовок происходило на государственных предприятиях и в бюджетных организациях, а также на предприятиях отраслей, получающих государственные дотации. Поэтому практически любой открытый конфликт с экономическими требованиями неизбежно был направлен против правительства, которое выступало не арбитром, а активной стороной производственного конфликта. Это вело к политизации промышленных конфликтов. Как правило, акции протеста не приводили к разрешению конфликта. Вышедшим на забастовку работникам выплачивали часть долгов по зарплате, и они возвращались на рабочие места. Большинство забастовок вспыхивало стихийно, то есть трансформация конфликта в забастовку в малой степени зависела и от деятельности профсоюза, а завершение забастовки не усиливало его как организацию [Борисов 2001]. Таким образом, воздействие индустриальных конфликтов на систему трудовых отношений было минимальным.

4. Отличительные черты забастовок 2007-2008 год

Оживление экономики и связанные с этим позитивные изменения на рынке труда вызвали к жизни индустриальные конфликты, которые, по своему характеру, резко отличались от забастовок всех прошлых лет. Прежде всего, бастовали работники не с самыми низкими зарплатами, трудившиеся в хороших условиях на успешных предприятиях. В том числе, сотрудники благополучных транснациональных компаний и работники наиболее богатых отраслей промышленности, а именно, предприятий топливно-энергетического комплекса, где зарплата превышает среднюю по стране более чем в три раза. Выступления 2005-2007гг., порой официально незарегистрированные как забастовки, вызвали широкий общественный резонанс. Впервые в России рабочие покусились на то, что может обернуться потерей прибыли работодателя, именно так это было воспринято обществом, и вся страна с интересом наблюдала за развитием процесса. Мнения разделились: одни участники дискуссии с восторгом воспринимали сам факт наличия забастовочного движения. Другие отмечали их возможные разрушительные последствия для конкурентоспособности российского бизнеса и инвестиционной привлекательности российских регионов. Самую большую известность получили забастовки работников автосборочного предпрятия «Ford Motor Co» города Всеволжска (2005-2008 гг.). В 2006-2007гг. «горячей» точкой стали предприятия Ханты-Мансийского округа (ХМАО), который дает почти 60% всей российский нефти. Осенью 2007г. практически одновременно бастовали докеры в Туапсе, докеры трех стивидорных компаний Морского порта Санкт-Петербурга, водители «Почты России». В 2007-2008 г. забастовки прошли на АВТОВАЗЕ, на заводе «Хайнекен» в Петербурге, бастовали работники локомотивных депо компании «Российские железные дороги», рабочие предприятий РУСАЛА, ЕВРАЗХОЛДИНГА и др.

Несмотря на многообразие форм протестных действий, состав и численность групп бастующих работников и пр., эти забастовки характеризуются целым рядом общих моментов, позволяющих говорить о «новой волне» наступательных забастовок в отличие от оборонительных забастовок прошлых лет [Соболев 2007], а по сути, о появлении нового для России типа индустриального конфликта. Каковы их отличительные черты?

Первое - это изменение характера выдвигаемых требований. На смену простому и понятному всем стремлению вернуть, хотя бы частично, уже заработанные деньги, большего от разоренных предприятий и ждать было нечего, на первый план выходят требования повышения заработной платы, направленные на перераспределение увеличивающихся доходов в пользу наемных работников. Если прежние выступления, по большей мере, были ничем иным как ответной реакцией отчаявшихся людей на ситуацию экономической депривации, то с изменением экономической конъюнктуры основными побудительными мотивами выступлений стали мотивы, сформированные ценностями права на достойную работу и достойную жизнь. В этом смысле причина пробуждения «классового сознания» работников прибыльных компаний понятна - восстановление социальной справедливости при разделе прибылей и сверхприбылей корпораций. Так, например, формулирует эту мысль лидер профсоюза «Единство-АВТОВАЗ»: Мы не против того чтобы менеджмент предприятия ездил на иномарках представительского класса. Но только в том случае, когда остальные работники могут без напряжения позволить себе приобретать ВАЗОВСКИЕ автомобили.

Требования повышения зарплаты нельзя назвать необоснованными, с учетом того, что, несмотря на видимый рост зарплат, рабочая сила для большинства предприятий фактически не дорожала, а «декларируемое отставание роста производительности труда от роста реальной заработной платы - не более чем иллюзия» [Капелюшников 2009].

Вдобавок, в отношении требований повышения заработной платы все не так просто, как кажется на первый взгляд. Стачкомы чаще выдвигали требования повышения не зарплаты вообще, а фиксированной ставки окладов. Камнем преткновения здесь является та самая советская структура заработной платы, где доля переменной ее части значительно превышает долю постоянной (гарантированной), что позволяло использовать зарплату как инструмент управления в советское время и как инструмент гибкости в 1990-е годы. Это лежало в основе требований докеров, шахтеров печально знаменитой «Красной шапочки» и пр. Этим объясняются и протестные выступления в таком оазисе благоденствия трудящихся, как компания «Сургутнефтегаз», где уровень зарплаты всегда был выше, чем в большинстве других нефтяных компаний: Отменить порочную практику компаний: выдачу «премии» в составе заработной платы до 80%, которой могут лишить за что угодно. Ввести гарантированную и фиксированную заработную плату (из резолюции митинга работников ОАО «Сургутнефтегаз»).

Актуализация проблемы повышения фиксированной ставки заработной платы в немалой степени была вызвана бумом потребительских кредитов. Люди начинали учится жить в долг, и стабильность размера дохода становилась крайне важной. Особенно для тех работников, кто приобрел в ипотеку жилье (часто с помощью своей же компании!). Нужно отметить, что в то время, как протесты лихорадили почти все предприятия северных нефтяных корпораций, на предприятиях компании ТНК-ВР, где в 2004-2006 годах были осуществлены мероприятия с целью снижения социальной напряженности в коллективах, выступлений не было. В частности, была проведена модернизация системы заработной платы, что сняло проблему непрозрачности ее формирования для работников, внедрен единый стандарт социальных услуг и охраны труда.

Для выплеска латентного недовольства нужен повод. Непосредственной причиной начала протестных выступлений нефтяников «Мегионнефтегаза» стало известие о размере дивидендов, которые намеривались выплатить акционерам. Профсоюзный лидер предприятия объяснял несправедливость ситуации следующим образом: Акционеры компании, которые получили прибыль в виде дивидендов на миллиарды рублей, смогли выделить всего 25 млн. на строительство жилья. Получается, что они "высасывают" всю выручку и все доходы из компании, а нас оставляют нищими.

Тут нужно учитывать остроту жилищной проблемы северных нефтяных регионов, где многие рабочие до сих пор живут в «балках» (бараки из досок, обшитые шифером или замазанные глиной). Поэтому ограничение социальных обязательств по жилищному строительству в коллективном договоре явилось поводом для выплеска накопившихся претензий к работодателю.

На заводе «Форд» к началу конфликта совпали два процесса. С одной стороны, менеджмент начинает мероприятия по укреплению режима экономии, снижению издержек производства. И немаловажное место в системе этих мер заняло снижение расходов на рабочую силу при одновременном увеличении масштабов производства. С другой стороны, только что сформировавшийся новый профсоюз, обогащенный новым опытом международных профсоюзов и подогретый борьбой с ФНПР за свою независимость и самостоятельность, нуждался в возможности пробы сил. Непосредственным поводом к выступлению стало фактическое понижение окладов вновь работников, по сравнению с ранее принятыми работниками той же квалификации, что было расценено как дискриминации рабочих со стороны администрации

Ключевой момент для перехода противоречий в трудовой сфере в форму открытого выступления - осознание несправедливости какого-либо конкретного факта или фактов, что часто вызвано неловкими управленческими шагами, предпринятыми администрацией. В основе этого лежит отсутствие или нарушение коммуникации работников и управленческого персонала. Причем важную роль играют как низкая информированность менеджеров о настроениях на рабочих местах, так и незнание или слабое знание работников о положении дел в компании. В российских компаниях практически отсутствуют

1. Борисов В. Забастовки в угольной промышленности (анализ шахтерского движения за 1989-1999 гг.). М.:ИСИТО, 2001.

2. Борисов В. Шахтеры в рабочем движении // Человек и труд. 1996. № 4.

3. Борисов В., Бизюкова В., Бурнышев К. Конфликт на угледобывающем предприятии // Социологические исследования. 1995. № 3.

4. Зайцев А., Клементьева А., Ермаковский С., Карпенков Ю. Стратегия поведения участников забастовки // Социологические исследования.-1998.- №10.

5. Ильин В. Членские организации: бумажный и реальный статус. http://www.warwick.ac.uk/russia/Intas/Dec2006seminar.htm

6. Ильин В. Власть и уголь: шахтерское движение Воркуты (1989-98 гг.). Сыктывкар, СКУ. 1998..

7. Капелюшников Р. Производительность труда и стоимость рабочей силы: как рождаются статистические иллюзии // Вопросы экономики.- 2009.-№4.

8. Киселев И.Я. Сравнительное и международное трудовое право. Учебник для вузов. - М.: Дело, 1999.

9. К. Клеман. Трудовые конфликты в 2008 г.: рабочее движение на распутье. http://www.ikd.ru/?q=node/8329

10. Лушников А., Лушникова М. Право на забастовку: Историко-правовое эссе //Правоведение. -2005. - № 5. С. 51 - 73.

11. Обзор зарубежного законодательства о забастовках и локаутах http://www.trudsud.ru/ru/docs/publications/5

12. Соболев Э. Социально-трудовые отношения в российской экономике: конфликт интересов или поиск согласия. М.: Институт экономики РАН, 2007.

13. Становление трудовых отношений в постсоветской России. - Москва: Академический проект, 2004

14. Conflict and Change in the Russian Industrial Enterprise. Clarke, S. (ed.). Cheltenham: Edward Elgar. 1996; Labour Relations in Transition. Clarke, S. (ed.). Cheltenham: Edward Elgar. 1996

15. Dennis H. Coal is Our Life. London: Eyre and Spottiswoode. 1957.

16. Edwards P. Industrial Conflict: Issues in Recent Research. British Journal of Industrial Relations. Vol.30, 1992.

17. Gouldner A. Wildcat Strike. A Study in Worker-Management Relationships. Harper Torchbook. 1965.

18. Hiller, A. The Strike. New York: Arno. 1969.

19. Lane T., Roberts K. Strike in Pilkingtons. Collins/Fontana. 1971.

20. Schulten T. Streikes und Streikrecht in Europa. Hans Bockler Stiftung, Berlin, 2008.

21. Zetka, J. Work Organisation and Wildcat Strikes in the U.S. Automobile Industry, 1946 - 1963. American Sociological Review, Vol. 57, 1992.

Размещено на .ru