Философско-мировоззренческий дискурс и культурный контекст творчества М. Пришвина - Автореферат

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук Работа выполнена на кафедре философии ГОУ ВПО «Белгородский государственный университет» Научный консультант: доктор философских наук, доцент Коротких Вячеслав Иванович Защита состоится 27 февраля 2009 г. в 14.00 часов на заседании совета по защите докторских и кандидатских диссертаций Д 212.015.05 по философским наукам при Белгородском государственном университете (308015 г. С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Белгородского государственного университета (308008 г.Актуальность исследования философско-мировоззренческой специфики и культурного контекста творчества Пришвина и в том, что оно позволяет не только учесть все богатство культурно-идеологических влияний на писателя, но и привести в единую систему различные аспекты его сложного литературного творчества, для которого характерны сквозные мифологемы, религиозные образы и символы, вечные проблемы жизни и смерти, переплетение философских и научных концептов в образно-стилистической ткани литературно-художественного дискурса. В этом исследовательском поле, правда, пока преобладают традиции филологического и литературоведческого анализа, но по мере переиздания публицистики революционного периода, выхода в свет задержанных изза цензуры художественных произведений и особенно многотомного Дневника становится все более ясно, что перед нами не только гениальный писатель, но и оригинальный мыслитель с собственным философским взглядом на мир и человека, художник, творчество которого предполагает философско-культурологическое исследование. Отмечая ряд достижений этих подходов в понимании творчества Пришвина, следует подчеркнуть, что он все-таки не был ни сугубо религиозным мыслителем, ни приверженцем мифологизма, а потому в его мировоззрении можно выделить влияние не только мифологии или религии, но и философско-идеологические дискурсы народничества и марксизма, философские концепты ницшеанства и прагматизма, философскую антропологию персонализма и фрейдизма, которые вряд ли можно считать периодами последовательного духовного развития с позиций религиозной или мифологической парадигм. Более логично рассматривать воздействие на писателя не только религии или традиционной мифологии, но и самой чрезвычайно идеологизированной и мифологизированной русской действительности, учитывая влияние отечественных и зарубежных мыслителей, с идеями которых были связаны его мировоззрение и творчество. Такой взгляд на культуру не обязательно предполагает выведения из предметного поля исследования реального культурного субъекта, не отрицает необходимости осмысления культуры как продукта деятельности и творчества конкретного, живого индивида, реализующего себя в культурно-историческом хронотопе, культурных текстах и контекстах эпохи.Суть своего мировоззренческого переворота писатель определяет формулой «от теории к жизни», что означало осознание им не только народничества, но и марксизма как теорий, одинаково ограничивающих личность и подменяющих реальную жизнь. Конечно же, не случайно эта мысль в романе не получает дальнейшего развития, поскольку Пришвин, как и Плеханов, поддерживая патриотический настрой царского и затем Временного правительства на «войну до победного конца», устами Алпатова открыто выступает против выдвинутой Лениным еще в 1915 году и обоснованной в статье «Социализм и война (Отношение РСДРП к войне)» теории поражения своего правительства (по сути поражения России!) и превращения войны империалистической в войну гражданскую. Во второй главе «Философские концепты и мировоззренческие контексты творчества писателя» отмечается, что постижению сложнейших реалий послереволюционной русской действительности способствовал широкий умственный кругозор Пришвина, в мировоззрении и творчестве которого осуществлялся плодотворный синтез разнообразных и часто противоречащих друг другу отечественных и европейских культурно-идеологических и философских концепций. Если в первых книгах («В краю непуганых птиц», «За волшебным колобком», «У стен града невидимого»), увидевших свет в 1907-1909 годах, у Пришвина еще звучат мотивы древнеславянского языческого понимания Бога как разлитой в природе пантеистической силы, то позже нарастает влияние персонализма, для которого Бог выступает высшей духовной силой и гарантом целостности иерархически организованного мира, где, как отмечал Лосский, каждая часть Царства Духа существует для целого, целое существует для каждой части, и каждая часть есть целое.