Экономические учения социалистов-утопистов (А. де Сен-Симон, Ш. Фурье, Р. Оуэн) - Реферат

Социалисты-утописты XIX века внесли ценный вклад в экономическую науку, впервые указав на исторически переходящий характер капитализма, отметив, что капиталистические отношения не являются вечными и естественными. Классики буржуазной политической экономии считали капитализм вечным и естественным строем. В противоположность им социалисты-утописты вскрывали пороки и язвы капитализма, его противоречия, указывая на бедность и нищету трудящихся масс.

Содержание

Введение

Введение понятий

Анри де Сен-Симон. Биография

Экономическая концепция

Последователи

Шарль Фурье. Биография

Экономическая концепция

Фаланстер

Интегральная кооперация

Возврат к земле

Привлекательный труд

Последователи

Роберт Оуэн. Биография

Экономическая концепция

Создание социальной среды

Уничтожение прибыли

Последователи

Заключение

Список использованных источников

С древнейших времен люди, видя царившую вокруг общественную несправедливость, войны и восстания, стремились коренным образом преобразовать общество, сметя социальные рамки и установив внутренний мир и спокойствие. Единственной возможностью осчастливливания человечества они видели установление всеобщего равенства. Их исследования, как правило, выходили за рамки экономической науки в чистом виде, однако они играли существенную роль для ее последующего развития.

Социалистические и коммунистические идеи зрели в обществе, начиная с XVI века. Но наиболее благодатная для их развития почва сложилась к концу XVIII-началу XIX века, когда в полной мере проявились такие неблаговидные черты возникшей капиталистической экономической системы, как накопление капитала в руках немногих, углубление частной собственности, поляризация богатства, бедственное положение пролетариев. Все это вызвало критику капитализма. Не видя, каким образом можно усовершенствовать сложившиеся экономические отношения, которые представлялись несправедливыми, многие выдающиеся умы человечества выступили поборниками утопических общественно-политических и экономических систем, основанных на принципах коллективизма, справедливости, равенства, братства и тем самым якобы лишенных пороков буржуазного строя.

В Западной Европе в начале XIX века господствовала мануфактура, а фабричное производство только зарождалось. Материальные условия капитализма и формирование пролетариата как особого рабочего класса находились на раннем этапе. Пролетариат представлял собой еще раздробленную массу и не был готов к самостоятельным действиям, выступал союзником буржуазии в борьбе с остатками абсолютной монархии и феодальной эксплуатации. В этих условиях социализм и рабочее движение развивались самостоятельно в отрыве друг от друга.

Социалисты-утописты не видели реальных путей перехода к обществу социальной справедливости, не понимали исторической миссии пролетариата, хотя и отмечали противоположность классовых интересов. На пролетариат они смотрели как на угнетенную, страдающую массу. Своей задачей они считали развитие сознания, пропаганду своих идей, воплощение их в жизнь путем создания коммуны, «фаланстера» или «Рынков справедливого обмена». Несовершенство и противоречивость социалистических теорий утопистов соответствовали незрелому капиталистическому производству и неразвитым классовым отношениям. Поскольку материальные условия для освобождения трудящихся не были еще созданы, представители утопического социализма выдвигали фантастические проекты будущего общества. Себя они ставили над классами, заявляя, что отражают интересы всех членов общества, но апеллировали в пропаганде своих проектов к господствующим классам. Они отвергали политическую борьбу и революцию, уповая на преобразования общества путем пропаганды и агитации идей социальной справедливости. В этом и заключался утопизм их идей. Однако, несмотря на ограниченность утопического социализма, в период становления капитализма он был прогрессивным учением, отражающим стремление зарождающегося пролетариата, и явился одним из источников марксизма.

На вершине утопического социализма стоят французы Клод Анри де Сен-Симон, Шарль Фурье и англичанин Роберт Оуэн. Все они предрекали гибель капитализма, настаивали на необходимости изменения общественной системы во имя создания новой общественной формации, которую Сен-Симон называл индустриализмом, Фурье - Гармонией, а Оуэн - коммунизмом.

Введение понятий

Социализм - теория, в основе которой лежат равенство (материальных благ, объема прав и обязанностей) и общность собственности. Социалистическое учение ставило целью достижение счастливой и справедливой жизни общества.

Утопия (греч «u» - «не», «нет», «topos» - «место», буквально - «место, которого не существует») - модель определенного вымышленного, но опирающегося на некоторые реальные социальные структуры общества как воплощения социального идеала. Вследствие практической неосуществимости такого идеала понятие «утопия» приобрело метафорический характер и стало синонимом любого необоснованного научного проекта (социального, технического и т.п.).

Утопический социализм - течение, зародившееся в начале XIX в. предназначенное для борьбы с эксплуатацией в обществе. Для него характерно использование гипотетического метода, т.е. выдвижение гипотез «что было бы, если», «предположим, что» и т.д. Свои идеи социалисты-утописты распространяли среди людей путем отправления писем.

Утопический социализм видел первоочередную задачу общественного преобразования в создании крупного общественного производства, основанного на свободном труде и планомерно применяющего достижения науки и техники. Он изобразил будущее общество, как общество изобилия, обеспечивающее удовлетворение человеческих потребностей и расцвет личности.

Анри де Сен-Симон (1760-1825)

Биография

Каждое утро в спальне молодого Анри раздавался возглас камердинера: «Вставайте, граф, вас ждут великие дела!» Так начинался день этого юного дворянина, очень рано поверившего в свое необыкновенное будущее.

Клод Анри де Рувруа Сен-Симон (Claude Henri de Rouvroy, Comte de Saint-Simon), потомок старинного рода французских аристократов, получил хорошее образование. Среди его наставников был, например, Жан-Лерон д"Аламбер, замечательный математик и энциклопедист. Весьма рано мальчик проявил свой недюжинный характер: в тринадцать лет он категорически отказался от первого причастия. Желая навсегда отучить сына от дерзкого непокорства, отец отправляет его в тюремную крепость. Анри ухитрился бежать. Кое-как близким родичам удалось уладить конфликт.

В 17 лет Сен-Симон поступает на военную службу - то была, как известно, дворянская традиция. Однако военная карьера его мало интересовала. Может быть, он очень скоро покинул бы службу, но как раз в это время английские колонии в Америке начинают войну за свою независимость. Девятнадцатилетний Сен-Симон вступает волонтером во французский экспедиционный корпус и отправляется за океан, чтобы помочь североамериканским колонистам в их борьбе против Англии за независимость. Он участвует во многих сражениях, быстро повышается в чинах. Позднее он не без гордости говорил, что считает себя «одним из основателей свободы Соединенных Штатов».

Лишь в 1783 г. Сен-Симон возвращается на родину. Оказывается, что отчего крова у него больше нет. Отец умер, братья и сестры разбрелись по стране. Наследства нет - его растащили кредиторы. В отставку уходить нельзя, приходится жить на офицерское жалованье. Он восстанавливает свое разрушенное состояние удачной спекуляцией на национальном имуществе. Вскоре Сен-Симон получает чин полковника. А некоторое время спустя, не взяв даже формального отпуска, отправляется в странствия по Европе. Голландия, Испания... Сен-Симон выдвигает различного рода проекты: организация военной экспедиции в Индию, превращение Мадрида в морской порт.

В 1789 г. во Франции начинается революция. Осенью этого года Сен-Симон возвращается в родную Пикардию. Сен-Симон поддерживает и с увлечением пропагандирует идеи равенства, братства, свободы. Он отказывается от своего дворянства и графского титула. Больше того, вообще расстается с аристократической фамилией Сен-Симон и называет себя «гражданином Бономом» (т. е. Простаком). В качестве политически неблагонадежного он был заключен в тюрьму Сен-Пелажи; затем, освобожденный во время девятого термидора он ведет коммерческие дела, путешествует, предается удовольствиям и изучению, впрочем поверхностному, наук. С этого времени он начинает смотреть на себя как на Мессию. На него производит глубокое впечатление зарождение нового общества, свидетелем которого ему пришлось быть, - нового общества, в котором, казалось, вдруг перевернулись все моральные, политические и материальные условия, исчезли все старые верования, и ничего не появилось нового на их месте. Он мечтает возвестить миру новое Евангелие. Четвертого мессидора шестого года он созывает «бывших с ним в сношениях капиталистов, доказывает им необходимость восстановить мораль и предлагает создать гигантский банк, доходы которого будут служить для выполнения полезных человечеству работ».

Деятельность Сен-Симона в революционные годы полна противоречий. Ранее горячо поддерживавший освободительные идеи, он затем отходит от них, испытывая, по его словам, «отвращение к разрушению». Примерно с 1797 г. Сен-Симон обращается к научным занятиям: слушает лекции в Политехнической и Медицинской школах, занимается в библиотеках, посещает с образовательными целями Англию и Германию. Наконец, уже в самом начале нового века он берется за перо.

Еще недавно богатый человек, Сен-Симон теперь не всегда имеет деньги для нормального обеда. Ему приходится зарабатывать на кусок хлеба нелегким трудом переписчика в парижском ломбарде. Несколько лет (1805-1810) он живет даже на содержании своего бывшего слуги, а когда тот умирает, доходит до настоящей нищеты. «Вот уже две недели я питаюсь хлебом и водой, работаю без огня; я все продал вплоть до моей одежды, чтобы оплатить издержки на переписку моих трудов, - пишет Сен-Симон в 1812 году. - Страсть к науке и общественному благу, стремление найти способ прекращения мирным путем страшного кризиса, переживаемого всем европейским обществом, довели меня до такой нужды». Он все-таки пребывает в такой нищете, что в 1823 г. делает попытку покончить жизнь самоубийством, но попытка оказалась неудачной. Наконец, благодаря банкиру Оленду Родригесу он становится материально обеспеченным до своей смерти.

Вот тогда, в те годы, и написаны главные произведения Сен-Симона: «Письма женевского обитателя к современникам» (1803), «Введение к научным трудам XIX века» (1808) и «Катехизис индустриалов» (1824). В последнем из них, «Новое христианство» (1825), он, по словам Маркса, «прямо выступил как выразитель интересов рабочего класса и объявил его эмансипацию конечной целью своих стремлений». С горячим убеждением человека, устами которого говорит сам господь Бог, Сен-Симон проповедует: «Люди должны относиться друг к другу как братья»; общество должно заботиться о возможно более быстром улучшении нравственного и физического состояния бедного класса...

К концу жизни Сен-Симона вокруг него сплотился небольшой кружок друзей, учеников, последователей.

Многие работы Сен-Симон завершить не успел; они остались в набросках, планах. Но главное он все-таки сказал: «Золотой век, который слепое предание относило до сих пор к прошлому, находится впереди нас».

Экономическая концепция

В первых работах он пытается главным образом установить научный синтез, который мог бы в будущем дать позитивную мораль и вытеснить религиозные догмы. Это был, как его назвали, «научный молитвенник», где вся совокупность явлений выводилась из одной идеи - идеи всемирного тяготения. Он сам отдавал себе отчет в том, что было химерического в таком простом объяснении, и в недостаточности своих познаний для реализации такой претенциозной философской попытки. Позже его ученик Огюст Конт попытается осуществить ее в своих работах «Cours de philosophic positive» («Курс позитивной философии») и в «Politique positive» («Позитивная политика»), так что Сен-Симон является одновременно отцом и социализма, и позитивизма.

Начиная с 1814 г. и по день своей смерти он ограничивает свои философские занятия, чтобы посвятить себя почти исключительно изложению социальных и политических целей.

Все эти идеи можно было бы свести к возвеличиванию роли индустрии, понимая последнее слово в самом широком смысле, почти в таком смысле, в каком употреблял его Адам Смит, т.е. как синоним труда.

Сен-Симон сам сгруппировал их на нескольких поразительных страницах, которым дали с того времени название «Парабола Сен-Симона».

Предположим, говорит он, что Франция вдруг лишится своих пятидесяти первых физиков, пятидесяти первых химиков, пятидесяти первых физиологов, пятидесяти первых банкиров, своих двухсот первых купцов, шестисот первых землевладельцев, пятидесяти первых владельцев железоделательных заводов и т.д. (и он продолжает перечислять главные промышленные профессии).

«Так как эти люди - самые главные производители во Франции, изготовляющие самые важные продукты ... то нация, лишившись их, немедленно превратится в безжизненный организм; она тотчас отстанет от наций, с которыми ныне соперничает, и будет пребывать в таком состоянии отсталости до тех пор, пока не возместит этой потери, пока у нее не вырастет новая голова...» Перейдем к другому предположению. Допустим, что Франция сохранит всех своих гениальных людей в области наук, искусств, ремесел и промышленности, но с ней случится другое несчастье, и она в один день лишится брата короля, монсеньера герцога Ангулемского (и Сен-Симон перечисляет здесь всех членов королевской фамилии), и что она лишится в то же время всех крупных чиновников, всех начальников отдельных частей, всех государственных советников, всех статс-секретарей, всех маршалов, всех кардиналов, архиепископов, епископов, викариев, каноников, всех префектов и супрефектов, чиновников в министерствах, судей и, сверх того, десяти тысяч богатейших владельцев из среды дворянства, - такой случай, конечно, опечалил бы французов, потому что они добрые люди... но эта потеря тридцати тысяч лиц, слывущих за самых важных персон государства, причинила бы лишь моральный ущерб, но никакого политического ущерба для государства отсюда не получилось бы».

Иными словами, официальное правительство лишь фасад. Его деятельность носит исключительно поверхностный характер. Общество могло бы обойтись без него и не хуже жило бы. Между тем как исчезновение ученых, промышленников, банкиров и купцов поставило бы общество в беспомощное положение, лишило бы его источников жизни и здоровья, ибо только их деятельность поистине плодотворна и необходима. Это они на самом деле управляют государством, и в их руках истинная власть. Таков смысл параболы.

Таким образом, в глазах проницательного наблюдателя мир, в котором мы живем, всецело покоится на промышленности. Она одна достойна забот серьезных людей. Ее пришествие было подготовлено долгой исторической эволюцией, начинающейся, по мнению Сен-Симона, в XII веке с освобождением коммун и завершающейся французской революцией. Она является капитальным фактом настоящего времени.

Поэтому он с большим презрением смотрит на политические хлопоты своих современников, поглощенных защитой или нападками на конституционную хартию 1814 г. Либералы ошибаются, перетряхивая старые выдохшиеся формулы: «суверенитет народа», «свобода», «равенство» - бессодержательные понятия, вышедшие из метафизических мозгов государствоведов, которые с уничтожением феодального режима завершили свою карьеру. Людям будущего предстоит лучшее дело, чем защита конституционной хартии против «ультра». Парламентский режим необходим, но он является лишь преходящим этапом между феодализмом вчерашнего дня и новым строем завтрашнего. Этот режим завтрашнего дня и есть индустриализм, т.е. социальная организация, построенная исключительно в интересах индустрии - «единственного источника всех богатств и благосостояния».

В чем будет состоять этот строй?

Он, прежде всего, предлагает исчезновение классов. В нем не должно быть ни дворян, ни буржуа, ни духовных лиц. Существуют лишь две категории лиц: работники и бездельники, или, как говорит Сен-Симон, пчелы и трутни, или еще: партия национальная и антинациональная. В новом обществе вторые должны исчезнуть, останутся только первые, к которым относятся не только рабочие, но и земледельцы, ремесленники, фабриканты, банкиры, ученые, артисты. Между всеми этими лицами будет лишь то различие, которое вытекает из различия их способностей или еще из того, что Сен-Симон называет их «положением». «Индустриальное равенство, - пишет он, - будет состоять в том, что каждый будет извлекать из общества пользу, прямо пропорциональную своему общественному положению, т.е. своей положительной способности - употреблению, которое он будет делать из своих средств, в которые следует включить, разумеется, и его капиталы». Как видно, Сен-Симон не думает об уничтожении дохода капиталистов. Он хранит вражду к землевладельцам.

Не только исчезнут всякие социальные различия, кроме основанных на труде и способности, но и правительство в обычном смысле этого слова станет в высокой степени бесполезным. По мнению Сен-Симона, «национальную ассоциацию» нужно рассматривать как «промышленное предприятие». «Франция стала крупной мануфактурой, а французская нация - большой мастерской». Но ведь «обязанность предупреждать воровство и всякие беспорядки в мастерских, словом, управление мастерскими, считается (в мануфактуре) совершенно второстепенным занятием и возлагается на малозначащих лиц». Точно так же роль правительства в промышленном обществе должна сводиться к тому, чтобы «оградить работающих от непродуктивных действий праздных людей и обеспечить им охрану и свободу в их производительной деятельности».

До сих пор индустриализм Сен-Симона почти не отличался от простого либерализма адептов Смита и Ж.Б. Сэя. В это же время Шарль Конт и Дюнуайе в своем журнале «Le Censeur» («Критик») защищают совершенно такие же идеи и иногда в тех же самых выражениях. «Открытое для таланта поприще», «правительственное невмешательство» - это все формулы, которые повторяются в то время всеми либеральными буржуа и отражают в себе чаяния, подобные тем, которые были у Сен-Симона.

Но вот где тон его меняется: «Франция, говорим мы, крупная мануфактура. Но ведь самая важная работа в мануфактуре состоит в том, чтобы сначала установить способ фабрикации продуктов, а затем урегулировать интересы предпринимателей с интересами рабочих, с одной стороны, и с интересами потребителей - с другой». Следовательно, в промышленном строе тоже есть место для правительства, но для правительства совершенно особого характера - для управления над вещами, в которых мы нуждаемся, а не над людьми. Политика не исчезнет, а изменит свое существо. Она станет «положительной наукой», «наукой о производстве, т.е. такой наукой, содержанием которой будет исследование наиболее благоприятного для всех родов производства положения дел». «В старой политической системе сущность основных законов сводилась к тому, чтобы дать правительству большую силу и прочно установить власть первых классов народа над последними. В новой системе, наоборот, основные законы должны стремиться к тому, чтобы ясно установить и самым благоразумным образом комбинировать работы, которые предстоит исполнить обществу в целях физического и нравственного улучшения существования всех его членов».

Такова будет задача нового правления, где «способности» будут поставлены на место «полномочий власти», а «руководство» - на место приказаний. Оно будет применяться «к одной только группе интересов, относительно которой все люди согласны и вынуждены соглашаться, к одной группе, относительно которой им нужно совещаться и действовать совместно, и где, следовательно, может проявлять свое действие политика - это группа интересов, касающихся жизни и благосостояния».

Чтобы лучше иллюстрировать свою мысль, Сен-Симон предполагает исполнительную власть вручить палате депутатов, рекрутируемых исключительно из представителей торговой, мануфактурной и сельскохозяйственной промышленности: эта палата будет облечена властью принимать или отвергать проекты законов, которые будут к ней поступать из двух палат, составленных из ученых, артистов и инженеров, проекты законов, касающиеся исключительно развития материального богатства страны.

Экономическое правительство вместо политического; управление вещами вместо власти над людьми; социальная организация - сколок с организации мастерской и нации, трансформировавшиеся в производительные ассоциации с единственной целью «споспешествовать мирными работами положительной полезности», - вот новые концепции, которыми Сен-Симон опережает либералов, по следам которых он, по-видимому, шел до сих пор; они сближают его с социализмом. Марксистский коллективизм тщательно воспримет эту концепцию, которую Фридрих Энгельс считает самой важной у Сен-Симона. Прудон тоже усвоит ее и в качестве идеала предложит полное поглощение и исчезновение правительства в экономической организации. В наши дни она встречается у самых различных умов: у Менгера в его описании «народного трудового государства», равно как и у Сореля, который в одном характерном месте утверждает, что «социализм мечтает распространить на общество режим мастерской».

Таким образом, индустриализм Сен-Симона определенно отличается от экономического либерализма совершенно новой, возлагаемой им на правительство ролью.

С другой стороны, хотя он и доставил социализму одну из основных его идей, все-таки нельзя, пожалуй, сказать, что Сен-Симон социалист, если сущность социализма состоит в уничтожении частной собственности. Правда, Сен-Симон говорит в одном известном месте о преобразовании земельной собственности. Но это место остается одиноким. По его мнению, капитал имеет такое же право на вознаграждение, как и труд. И в том, и в другом он видит «социальное положение». Поэтому он охотно удовлетворился бы чисто правительственной реформой.

Однако, взяв за идеал индустриализм, существенные черты которого он набросал, нетрудно будет сделать из него выводы о необходимости более радикальных реформ и о нападении на всю социальную систему целиком. Это составит задачу сенсимонистов. Попытаюсь теперь показать эту эволюцию от индустриализма к коллективизму.

Последователи

Книги Сен-Симона почти не читались. Он имел главным образом личное влияние. Ему удалось собрать около себя талантливых людей, многие из которых после его смерти стали пропагандистами его идей. Огюстен Тьери, который сам называл себя приемным сыном Сен-Симона, был его секретарем с 1814 по 1817 г. Огюст Конт исполнял у него те же самые функции и принимал участие в его литературных работах с 1817 по 1824 г. Оленд Родригес и его брат Евгений тоже были среди его первых учеников. К ним присоединились другие: Анфантен, бывший студент политехникума, Базар, бывший карбонарий, разочаровавшийся в политических экспериментах. Вскоре после смерти Сен-Симона они основали газету «Le Producteur» («Производитель») для распространения идей учителя. Большинство экономических статей в этой газете принадлежит перу Анфантена. Газета существовала только один год, но новое учение находило многочисленных приверженцев. Все были убеждены в том, что идеи Сен-Симона дают основы для истинно современной веры, предназначенной вытеснить одновременно и разлагающийся католицизм, и политический либерализм, чисто отрицательную, по их мнению, доктрину. Для укрепления уже существовавшей между ними интеллектуальной связи эти энтузиасты организовали нечто вроде иерархического общества, главой которого была коллегия, состоявшая из шефов, носивших название «отцов»; далее по нисходящим степеням распределялись сыновья, которые друг друга называли братьями. Этот характер организованной секты сенсимонизм принял в 1828 г. по инициативе Евгения Родригеса. В то же время они поручили одному из своей среды - Базару, публично изложить свое учение в целом ряде лекций. Эти лекции читались с 1828 по 1830 г. перед избранной аудиторией, где присутствовало много людей, впоследствии сыгравших выдающуюся роль в истории Франции: Фердинанд Лессенс, А. Каррель, Карно, братья Перейр, Мишель Шевалье. Лекции были потом опубликованы в двух томах под заглавием «Exposition de la Doctrine de Saint-Simon» («Изложение доктрины Сен-Симона»). Второй том посвящен главным образом философии и морали. Первый содержит социальную доктрину школы и составляет, по справедливому замечанию Менгера, «один из замечательнейших памятников современного социализма».

К несчастью, под влиянием Анфантена философская и мистическая сторона сенсимонизма получала все большее преобладание над социальной. Она приведет школу к гибели.

По мнению сенсимонистов, недостаточно развернуть перед современным человечеством картину его будущего социального строя; нужно, говорят они, заставить его полюбить этот строй, желать его всеми силами своего чувства, создать между людьми то единство действия и мысли, которое может исходить лишь из общего религиозного убеждения. Сенсимонизм становится религией с культом, с моралью, с организованными проповедями, с церквами, основывающимися в разных пунктах территории, с апостолами, уходящими в далекие страны с благовестным словом. Странное и достойное изучения явление - этот кризис религиозного мистицизма у людей утонченной научной культуры, враждебных установленным религиям и в большинстве своем, казалось бы, более подготовленных для устройства разных предприятий, чем для основания нового христианства.

Анфантен и Базар были первосвященниками нового культа. Но Базар скоро устранился, и Анфантен остался один «верховным отцом». Уединившись с сорока учениками в одном доме Менильмонтани, он вел с ними с апреля по декабрь 1831 г. нечто вроде монастырской жизни, между тем как вне велась живейшая, как никогда, пропаганда в газете «Le Globe» («Глобус»), ставшей с июля 1831 г. собственностью школы. Эта своеобразная жизнь была прервана судебными преследованиями, закончившимися осуждением Анфантена, Дюверже и Мишеля Шевалье судом присяжных на один год тюремного заключения за организацию незаконного общества. Это было сигналом к разброду школы.

Последняя и самая шумная фаза жизни школы более всего поражала современников. Сенсимонизм как религия затмил и отодвинул на некоторое время на задний план сенсимонизм как социальную доктрину, подобно тому, как впоследствии позитивистская религия вытеснит в умах общества позитивную философию. В качестве объекта исследования меня интересует здесь исключительно социальное учение сенсимонизма в том виде, в каком оно содержится в первом томе «Изложения доктрины Сен-Симона».

Это совершенно новое учение. Его можно рассматривать как оригинальное исследование, а не только как итог идей Сен-Симона. Оно принадлежит, вероятно, в равной мере Базару и Анфантену. Но экономические идеи, наверное, были выработаны последним; впрочем, в создании их ему должна была много помочь работа Сисмонди. Произведение замечательно как своим строго логическим построением, так и идейным содержанием. Постигшее его забвение почти трудно объяснить, в особенности, когда сравниваешь его с грудой посредственных произведений, доживших до наших дней. Однако ныне оно, по-видимому, вызывает к себе новый интерес и его стремятся поставить на высокое место, которое ему по праву принадлежит в социальной литературе XIX века.

Доктрина Сен-Симона целиком сводится к критике частной собственности.

Экономист может критиковать частную собственность с двух различных точек зрения: с точки зрения распределения или производства богатств, иначе говоря, с точки зрения справедливости или полезности. «Доктрина» нападает на наш социальный строй одновременно с двух сторон и группирует воедино большинство тех аргументов, которые в течение XIX столетия будут направлены против собственности. Выполняя эту свою двойную задачу, она, впрочем, опирается на идеи Сен-Симона. a) Сен-Симон противопоставлял в новом обществе бездельников трудящимся. Индустриализм должен дать место лишь вторым. Только способность и труд дают в принципе право на вознаграждение. Однако по странному противоречию Сен-Симон рассматривал капитал как личное «положение», оправдывающее особое возмещение. Тут вступаются сенсимонисты. Не очевидно ли, в самом деле, что частная собственность на капиталы составляет последнюю из привилегий? Революция смела преимущества касты. Она уничтожила право старшинства, которое освящало в семье неравенство детей. Но она сохранила индивидуальную собственность, собственность, которая освящает самую несправедливую из привилегий - право собственника «взимать премию с труда других». Ибо этим правом получать доход, не трудясь, определяется собственность у сенсимонистов. «Собственность в самом обычном понимании этого слова составляется из богатства, которое не служит для непосредственного потребления и которое ныне дает право на доход. В этом смысле она включает земельный фонд и капиталы, т.е., выражаясь языком экономистов, фонд производства. Для нас земельный фонд и капиталы, каковы бы они ни были, суть орудия труда: землевладельцы и капиталисты (два класса, которые в этом смысле нельзя отличить один от другого) суть хранители этих орудий; их функция - распределять орудия труда между трудящимися. Это распределение производится с помощью особых операций, в результате коих получаются процент, заработная плата, рента». Таким образом, рабочий вследствие ограничения собственности узким кругом нескольких лиц вынужден отдавать собственнику часть плодов своего труда. Такое принуждение есть не что иное, как «эксплуатация человека человеком», эксплуатация тем более ненавистная, что, подобно феодальным привилегиям, она благодаря институту наследования перманентна как для эксплуатируемых, так и для эксплуататоров.

Если бы сенсимонистам возразили, что землевладельцы и капиталисты не являются непременно бездельниками, что многие из них на самом деле работают, чтобы умножить свой доход, они ответили бы, что вопрос не в этом. Несомненно, часть их дохода может происходить от личного труда, но доход, который они получают в качестве землевладельцев или капиталистов, очевидно, может происходить только от труда других. Вот где эксплуатация.

У сенсимонистов эксплуатация является органическим недостатком, пороком нашего социального строя. Она присуща частной собственности и образует ее необходимое следствие. Эксплуатация - не простое злоупотребление, а самая характерная черта всей системы, поскольку основным атрибутом частной собственности является как раз право получать продукт, не трудясь. Таким образом, эксплуатация не ограничивается рабочими. Она распространяется на всех тех, кто платит дань землевладельцу. Промышленник тоже является ее жертвой, платя процент за деньги, взятые на предприятие.

Зато прибыль предпринимателя происходит не от эксплуатации рабочего, она есть просто плата за труд управления. Конечно, хозяин может злоупотреблять своим положением, чтобы свести до крайней степени заработную плату рабочего. В этом смысле сенсимонисты скажут, что рабочий эксплуатируется. Но сенсимонизм предвидит в будущем индустриальном обществе широкую практику вознаграждения за исключительные способности.

Сенсимонисты нападают на частную собственность во имя социальной полезности так же горячо, как во имя справедливости. Интересы производства, равно как и интересы распределения, требуют, по их мнению, ее исчезновения. b) Тут я подхожу ко второй точке зрения сенсимонистов.

Сен-Симон не развивал ее, ограничившись лишь некоторыми намеками. Я говорю о той идее сенсимонистов, сообразно которой собственность, как и политический строй, должна быть наилучшим образом организована в интересах производства. Позволяет ли частная собственность достичь этой цели?

Как она может допустить это, говорят сенсимонисты, если существует современный способ передачи орудий труда?

Капиталы передаются наследованием. «Случайность рождения» избирает лиц, которые являются хранителями и исполнителями наитруднейшей функции - наилучшего использования орудий производства. В интересах общества было бы поручить их наиболее способным людям, распределить их между местностями и производствами, где чувствуется в них наибольшая нужда, «не боясь, что в какой-нибудь отрасли производства будет недостаток в них или переполнение ими». А ныне слепая судьба назначает людей для выполнения этой бесконечно щекотливой задачи. Критика права наследования становится, таким образом, излюбленным пунктом, на котором сенсимонисты сосредоточивают все свои усилия.

Негодование сенсимонистов вполне объяснимо. В указываемом ими факте есть кое-что парадоксальное. Если вместе с Адамом Смитом допустить, что «гражданское правительство учреждено для того только, чтобы защитить собственников против несобственников» (очень узкая точка зрения), то институт наследования вполне естествен. Но если встать на точку зрения Сен-Симона, т.е. если рассматривать богатство в индустриальном обществе не как цель, а как средство, не как источник частных доходов, а как орудие социального труда, то покажется совершенно недопустимым предоставлять распоряжение им первому встречному. Можно примириться с институтом наследования, видя в нем могущественный стимул для отцов к накоплению капиталов или допуская, что за недостатком всякого другого рационального способа случайность рождения является методом распределения, не более несостоятельным, чем всякий другой.

Но такой скептицизм был бы не во вкусе сенсимонистов. Они именно раздроблению частной собственности, оставленной на произвол случайностей, связанных со смертью и рождением, приписывают кажущийся или действительный беспорядок в производстве.

«Каждое отдельное лицо предоставлено самому себе; нет никакого руководящего начала в производстве, которое вследствие этого идет бессознательно слепо; в одном месте его не хватает, в другом слишком много. Лишь отсутствием общих представлений о нуждах потребления и ресурсах производства следует объяснить промышленные кризисы, по вопросу о происхождении которых допущено и еще в настоящее время допускается столько ошибок. Все неустройство и беспорядок в этой важной отрасли общественной деятельности следует отнести на счет распределения орудий труда, производящегося отдельными изолированными индивидами, не знающими ни нужд промышленности, ни людей и средств для удовлетворения их. Причина зла здесь, а не в другом месте».

Чтобы избежать этой мнимой «экономической анархии», о которой так много после них писали, сенсимонисты не знают иного средства, кроме коллективизма. Государство становится единственным наследником. Сделавшись обладателем всех орудий труда, оно будет распределять их, сообразуясь с общественными интересами. Они представляют себе правительство наподобие огромного центрального банка, хранителя всех капиталов, с многочисленными отделениями, снабжающего самые отдаленные местности необходимыми средствами, выбирающего самых способных людей для приложения капиталов к делу и вознаграждающего их сообразно с их работой. Таким образом, «общественное учреждение» было бы облечено теми же самыми функциями, которые ныне так плохо выполняются отдельными лицами.

Сенсимонисты затруднились бы дать более точное разъяснение на счет своего проекта, если бы была возможность потребовать его.

Кто, например, будет облечен ответственной функцией судить о способностях людей и вознаграждать за работы? «Главные лица», отвечают они, т.е. высшие лица, «освободившиеся от оков специальности». Инстинктивное чувство будет естественно понуждать их руководствоваться лишь общими интересами. Главой будет, пишут они в другом месте, «тот, кто больше всего интересуется судьбой общества». Это не особенно успокоительно, ибо даже у величайших людей иногда происходит досадное смешение личного интереса с общественным.

Но допустим, что верховная власть будет в руках у «главных людей». Но как же будет установлено подчинение? Силой ли будут принуждены к этому низшие или они добровольно согласятся повиноваться? «Доктрина» останавливается на этой последней гипотезе, ибо разве религия сенсимонистов не готова внушать низшим постоянную преданность высшим и любовью и верой обеспечить обязанность постоянно и с радостью повиноваться? Но, может быть, спросят: разве религия сенсимонистов наделена исключительной привилегией не насаждать еретических учений?

Стоит ли прибегать здесь к другим многочисленным возражениям, которые сами напрашиваются на ум. Они по необходимости затрагивают всю коллективистскую систему и разнятся между собой только в деталях. Раз хотят на место общественной самостоятельности и свободной инициативы человека поставить экономическую деятельность, всесторонне предусмотренную и согласованную, то тотчас же наталк

Несмотря на то, что идеи, схожие с коммунистическими, появлялись и развивались во многих сочинениях XVI-XVIII вв., свой бесспорно классический период они пережили в трудах Сен-Симона, Фурье и Оуэна. Социалисты-утописты XIX века внесли ценный вклад в экономическую науку, впервые указав на исторически переходящий характер капитализма, отметив, что капиталистические отношения не являются вечными и естественными.

Развитие человеческого общества они рассматривали как исторический процесс, в котором происходит смена предшествующей стадии другой, более высоко развитой.

Классики буржуазной политической экономии считали капитализм вечным и естественным строем. В противоположность им социалисты-утописты вскрывали пороки и язвы капитализма, его противоречия, указывая на бедность и нищету трудящихся масс. Критикуя капиталистический способ производства, социалисты-утописты заявляли, что на смену ему должен прийти такой общественный порядок, который принесет счастье всем членам общества. Их критика капитализма была острой и гневной, способствовала просвещению рабочих и подготовке условий для восприятия идей научного социализма.

В своих проектах будущей справедливости социальной системы социалисты-утописты предвидели многие черты социалистического общества, не ограничивались требованием реорганизации потребления и распределения, а выступали с идеей преобразования самого производства.

Хотя у течения социализма-утопизма существовало множество последователей, теория практически никак не материализовалась, но получила свое развитие в трудах других ученых. Воочию видя слабость, необоснованность теоретических воззрений социалистов-утопистов и беспомощные попытки построить реальные коммуны, сторонники социалистической идеи попытались подвести под коммунизм более надежный фундамент. За решение этой исторической задачи взялся немецкий ученый, философ, экономист Карл Маркс, глубоко проникнувший в суть хозяйства и выработавший собственную систему взглядов на теоретическую экономику (политическую экономию).

1. Е.А. Мильская, И.М. Зайченко, С.С. Гутман. Экономическая теория. История экономических учений. СПБ: Издательство Политехнического университета, 2005.

2. Школьный философский словарь / Под ред. Т.В. Горбунова, Н.С. Гордиенко, В.А. Карпунин и др. М.: Просвещение: АО «Учеб. лит.», 1995.

3. Ш. Фурье. Избранные сочинения. Том II. Новый промышленный и общественный мир или изобретение метода привлекательной и естественной индустрии организованной по сериям построенным на страстях. М.: ОГИЗ. Соцэкгиз, 1939г.

4. Е. Шацкий. Утопия и традиции. М.: «Прогресс», 1990.

5. А. Сен-Симон. Избранные произведения. М.; Л., 1948.

6. Р. Оуэн. Избранные сочинения: В 2 т. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1950.

7. Утопический социализм: Хрестоматия / Под. ред. А.И. Володина. М.: «Политиздат», 1982.

8. Жид. Ш., Рист. Ш. История экономических учений: Пер. с фр. М.: Экономика, 1995.