Древнерусские летописи - Диссертация

Зачастую именно такое ощущение «эффекта присутствия автора» дает основания для порой не самой точной датировки этапов эволюции летописных сводов, для гипотез об участии в процессе создания летописей тех или иных персоналий, предположений даже о политической ориентации летописцев. Под такими разновеликими фрагментами в настоящей работе мы будем понимать именно отдельные «места цитирования», разлитые по одному или нескольким летописным текстам; под инвариантными мотивами - общие для ряда цитатных мест контексты или сюжеты (панегирики князьям, борьба войск русских князей с врагами-иноверцами и др.). Взгляд на летописные тексты через призму наиболее мелких, емких и лаконичных структурных единиц - цитат поможет нам выявить принципы построения отдельных повторяющихся сюжетов, перекочевывающих из одного летописного свода в другой, рассмотреть фигуру автора летописи как активного творца и послушного книжника, с одной стороны, стремящегося включить свой текст в определенную негласно выработанную традицию, с другой - преодолевающего эту традицию путем внесения в свое повествование элементов субъективного видения происходящего. Путь изучения цитат способствует не только комплексному изучению построения летописных текстов, но и освещению ряда текстологических вопросов - о первичности/вторичности того или иного летописного свода, о возможности или невозможности определения конкретного протографа. Их неоднократное использование древнерусскими книжниками в рамках одного летописного свода, приуроченное повествованиям нескольких лет, вариативным контекстам, их бытование сразу в совокупности летописных текстов при возможных трансформациях - способны, как уже было оговорено, во-первых, поведать исследователю о законах построения текста (параллелизм сюжетов и персоналий), во-вторых - в ряде случаев определить генетическое происхождение отдельных сюжетов и текстов (первичность и вторичность летописей), в-третьих, рассмотреть летописи с точки зрения авторского творческого начала, неодинаково проявляющегося в текстах различных периодов (следование негласному книжному канону, субъективный тон повествования и т.д.).Подобное утверждение мыслится разумным, если исследователем совершается попытка изучения исторических реалий и их репрезентации в тексте летописей (от текста к факту). Ряд исследователей обращался к фразовому составу данного текста для реконструкции реальных практик и даже деталей, проливающих свет на персоналию самого автора. Лихачев в Молении уделил большое внимание такому «библейско-бытовому» (по отношению к Даниилу Заточнику) образу как «гусли», утвердив следующее: «Наряду с… выхваченными из жизни чертами быта особенного внимания заслуживают указания на гадание по псалтыри и на гусли как на предмет очень знакомый Даниилу: “гусли бо строятся персты”». Затем Лихачев вновь вернулся к «гуслям» в тексте Моления (второй пример), выявив его первичные библейские коннотации и, вместе с этим, бытовые обозначения: «Перед нами явная переделка псалмов 56 и 107, но переделка, выполненная отнюдь не в молитвенных целях»; «Не об этих ли скоморошьих гуслях идет речь и в дальнейшем: “Гусли бо страяются персты (настраиваются, наигрываются пальцами), а тело основывается жилами”; “гусли строятся персты, а град нашь твоею державою”». Айналов подошел к этому тексту с «практической» точки зрения, вероятно, не осознав, что прокомментировав место, включающее в себя знаковый элемент «гусли», он, в первую очередь, подверг рефлексии не собственно авторский текст, а завуалированную цитату из Библии: «Хвалите Бoга во святыхъ егo, хвалите егo во утвержeнiи силы егo: хвалите егo на силахъ {въ силахъ} егo, хвалите егo по мнoжеству величествія егo: хвалите егo во глaс? трyбн?мъ, хвалите егo во псалтири и гyслехъ: хвалите егo въ тимпaн? и лиц?, хвалите егo во стрyнахъ и оргaн?: хвалите егo въ кимвaл?хъ доброглaсныхъ, хвалите егo въ кимвaл?хъ восклицaнiя» (Пс.Так как до 1499 г. славянской Библии как единого кодекса не существовало, актуальным является вопрос, на основании каких текстов (а возможно и устных практик) летописцы строили собственные околобиблейские рассуждения. Писания в них не полон, и зачастую инвертирован порядок речений и отдельных пассажей, т.к. текст мог быть переведен без опоры на традицию переводов Св. Писания. Так, древнерусские книжники, используя библейские цитаты (или толкования на них), зачастую за основу брали именно переводы (вариативные и иногда далекие от оригинала) или же обращались к «обходным» вариантам - уже переведенным на славянский язык сентенциям, входившим, наряду с этим, и в компилятивные сборники «мудрых словес» - например, «Пчелу» и «Изборник 1076 г.». Так, в результате сопоставлений статей, входящих в его состав, с их греческими первоисточниками или южнославянскими переводами все более утверждалось суждение, что составил «Изборник» древнерусский книжник, подвергший включаемые в сборник тексты языковой и стилистической правке, лишая их «подчеркнутой монашеской ригористичности, русифицируя текст, вводя в него слова

Содержание

Введение

1. О месте библейских цитат (и библейских текстов) в понимании летописей

1.1 Изучение цитат в рамках комплексного анализа смыслов древнерусского текста

1.2 Апелляция к библейским цитатам как черта «литературного этикета»

1.3 Библейские тексты как источники древнерусских летописей

1.4 Гипотетический круг чтения древнерусского книжника

2. Специфика бытования повторяющихся библейских цитат в древнерусских летописях

2.1 Повтор библейской сентенции как маркер определенного жанрового построения - летописной похвалы князю

2.1.1 Жанры посмертной и прижизненной похвалы князю в летописях. Общий контекст

2.1.2 О репрезентации посмертного панегирика Владимиру Мономаху в Суздальской и других летописях

2.1.3 О компилятивной структуре панегирика Юрию Всеволодовичу в Суздальской летописи

2.1.4 О специфике реализации жанра прижизненной похвалы в Киевской и более поздних летописях на примере панегирика Ярополку Владимировичу

2.2 Повторяющаяся библейская сентенция как маркер летописного нарратива о борьбе войск русских князей с врагами-иноверцами

2.2.1 Об общем контексте употребления библейской цитаты «яко н?сть мужества, ни есть думы противу Богови» (Притч. 21:30) в летописях и других памятниках древнерусской письменности

2.2.2 Специфика бытования цитаты «яко н?сть мужества, ни есть думы противу Богови» в Суздальской летописи: в нарративах о борьбе войск русских князей с половцами

2.2.2.1 Летописный рассказ о битве на реке Орели в традиции подобных повествований о борьбе русских с половцами

2.2.2.1.АСЮЖЕТ о походе на Кобяка в сопоставлении с другими подобными рассказами о борьбе русских с половцами в Повести временных лет

2.2.2.1.б Сюжет о походе на Кобяка в контексте схожих нарративов в Суздальской летописи

2.2.2.1.в О специфике репрезентации рассказа о походе на Кобяка в Суздальской и Киевской летописях

2.2.2.2 О структурном, идейном и текстологическом единении сюжетов Суздальской летописи о походах войск русских князей на Кобяка (1185 г.) и Игоря Святославича на половцев (1186 г.)

2.2.2.2. а Рассказы о походе Игоря на половцев 1185 г. (1186 г.) в Суздальской и Киевской летописях

2.2.2.2. б О явлении «скользящей характеристики» в нарративах Суздальской летописи за 1185 г., 1186 г. и в других летописных сюжетах

2.2.3 Повторяющаяся библейская цитата «яко н?сть мужества, ни есть думы противу Богови» как маркер исторических ретроспекций в повествовании Суздальской летописи за 1237 г

2.2.4 Об особенностях употребления сентенции «яко н?сть мужества, ни есть думы противу Богови» в летописных сводах XV-XVI вв

2.2.5 Вывод: об основных функциях повторяющейся библейской цитаты «яко н?сть мужества, ни есть думы противу Богови» в летописных текстах

Заключение

Список используемой литературы

древнерусский библейский цитата летопись

При беглом обращении к тексту древнерусской летописи у читателя может сложиться далеко не всегда оправданное мнение, что автор летописи - простой очевидец, бесхитростно описывающий актуальные для него события, как художник, пишущий картину с натуры. Зачастую именно такое ощущение «эффекта присутствия автора» дает основания для порой не самой точной датировки этапов эволюции летописных сводов, для гипотез об участии в процессе создания летописей тех или иных персоналий, предположений даже о политической ориентации летописцев.

Но если начать детально изучать летописные тексты (как и все древнерусские памятники письменности), становится наглядным то, что «автор-очевидец» исчезает, уступая место мудрому книжнику, талантливо соединяющему «куски драгоценной смальты», благодаря которым он создает единое по замыслу и грандиозное по масштабу мозаичное текстуальное полотно. Подобное компилирование вариативных фрагментов подразумевает присутствие в каждом из них единых инвариантных мотивов, которые могут быть аккумулированы в общий объединяющий их замысел - и которые необходимо выделить исследователю при анализе конкретных летописных сюжетов. Под такими разновеликими фрагментами в настоящей работе мы будем понимать именно отдельные «места цитирования», разлитые по одному или нескольким летописным текстам; под инвариантными мотивами - общие для ряда цитатных мест контексты или сюжеты (панегирики князьям, борьба войск русских князей с врагами-иноверцами и др.).

Взгляд на летописные тексты через призму наиболее мелких, емких и лаконичных структурных единиц - цитат поможет нам выявить принципы построения отдельных повторяющихся сюжетов, перекочевывающих из одного летописного свода в другой, рассмотреть фигуру автора летописи как активного творца и послушного книжника, с одной стороны, стремящегося включить свой текст в определенную негласно выработанную традицию, с другой - преодолевающего эту традицию путем внесения в свое повествование элементов субъективного видения происходящего. Путь изучения цитат способствует не только комплексному изучению построения летописных текстов, но и освещению ряда текстологических вопросов - о первичности/вторичности того или иного летописного свода, о возможности или невозможности определения конкретного протографа. Иными словами, с помощью индуктивных аналитических ходов - движения от частного к общему мы стремимся к видению общей картины. Конечно, в этой связи логичным является вопрос: а можно ли дать аналитическое описание «грамматики» и «генезиса» летописных текстов, не рассмотрев их с множественных точек зрения, не собрав воедино все мыслимые «кусочки мозаики». Подобным вопросом в свое время при изучении южноамериканских мифов задавался французский этнолог, этнограф, основополагатель структурной антропологии К. Леви-Стросс: «… можно упрекать лингвиста в том, что он пишет грамматику языка, не дав завершенного списка всех высказываний. Опыт показывает, что число фраз, незначительное по сравнению с теми, которые теоретически реально было бы собрать, уже позволяет разрабатывать грамматику изучаемого языка. Не надо ждать накопления неограниченного множества высказываний, чтобы увидеть синтаксические правила, потому что они предшествуют появлению всего этого множества».

В настоящей работе перед нами не стоит цель сбора всего спектра «цитатных мест» в древнерусских летописях; не будут проанализированы и все летописные своды, т.к. и на основе конкретного материала мыслится возможным рассмотрение общего плана содержания и выражения. В связи с подобными оправданными исследовательскими ограничениями объектом нашего исследования являются не все «цитатные места», а лишь те, что обозначены присутствием исключительно повторяющихся библейских сентенций - наиболее часто встречающихся элементов летописной «мозаики». Их неоднократное использование древнерусскими книжниками в рамках одного летописного свода, приуроченное повествованиям нескольких лет, вариативным контекстам, их бытование сразу в совокупности летописных текстов при возможных трансформациях - способны, как уже было оговорено, во-первых, поведать исследователю о законах построения текста (параллелизм сюжетов и персоналий), во-вторых - в ряде случаев определить генетическое происхождение отдельных сюжетов и текстов (первичность и вторичность летописей), в-третьих, рассмотреть летописи с точки зрения авторского творческого начала, неодинаково проявляющегося в текстах различных периодов (следование негласному книжному канону, субъективный тон повествования и т.д.).

Основной материал, на который мы опираемся в процессе анализа повторяющихся библейских цитат - это древнерусские летописи: Повесть временных лет, Киевская, Новгородская, Галицко-Волынская, Суздальская, Московская, Воскресенская, Троицкая, Симеоновская, Владимирская и Никоновская летописи.

В задачи данной работы входит: 1) определение степени актуальности изучения библейских сентенций в рамках летописных сводов;

2) формулирование причин частой апелляции древнерусских книжников к библейским сентенциям;

3) попытка выведения общего круга чтения летописцев (в частности, характеристика репертуара библейских книг, доступных авторам);

4) обозначение функций повторяющихся библейских цитат в текстах древнерусских летописей.

Для достижения первых трех поставленных задач мы обратимся к подробному историографическому обзору, оснастив его собственными гипотезами и соображениями. Последняя же из сформулированных задач требует не теоретико-исследовательского суммирования, а собственного изучения летописных сводов, что подразумевает в контексте наших научных интересов - обнаружение очевидных, а порой не очень, повторов библейских сентенций в нескольких летописных текстах, обозначение спектра контекстов, в которых фигурируют выявленные цитаты, сличение способов репрезентации цитаты в отдельно взятом контексте или сюжете в рамках одной или нескольких летописей, определение причин сходства или различия в употреблении цитаты в рассматриваемом контексте на материале всех обозначенных летописных примеров.

Наш теоретико-историографический обзор начнем с освещения общих вопросов, первый из которых касается значения цитат для понимания древнерусского текста: необходимо ли вообще изучать цитаты и если - да, то какие смыслы исследователь может почерпнуть из подобного рода анализа?