Юго-Восточная Прибалтика в I в. до н.э.-I в. н.э.: проблемы континуитета между древностями латенского и раннеримского времени на Самбийском полуострове - Дипломная работа

Памятники, совмещающие в себе отдельные элементы двух культур, могут свидетельствовать либо об эволюционном развитии, либо о сосуществовании носителей различных культурных традиций на одной территории в некотором фиксируемом хронологическом интервале. Однако сама по себе смена археологических культур еще не знаменует окончательную смену населения: известны эпохальные трансформации культур, когда изменение облика археологических культур не было связано с приходом нового населения, а также на одной территории могли сменять друг друга культуры, не связанные между собой генетически. Развитие культуры представляет собой изменение ее материальных и духовных компонентов, в результате которого формулируется новое качественное состояние культуры, изменение ее состава или структуры, возникновение, трансформация или исчезновение каких-либо культурных элементов и связей. Таким образом, вкратце можно заключить, что диалог культур включает в себя трансляцию инокультурных элементов от одной культуры (цивилизации-донора) к другой (культуре-реципиента), их «закрепление» на инородной «почве», творчество в манере иной культуры, синтез «своего» и «чужого», «исконного» и «заимствованного» и создание чего-то принципиально нового. Для начала необходимо отметить, что в юго-восточной Прибалтике имеется развивающаяся еще с эпохи бронзы местная культура, так называемая культура западнобалтских курганов (в польской транскрипции «kultura kurhanow zachodniobaltyjskich»), датируемая VI-I вв. до н.э. и расположенная в юго-восточной Прибалтике, которая по невыясненным до сих пор причинам неожиданно исчезает, а на ее месте возникает совершенно другая, весьма отличная от предыдущей, археологическая культура (так называемая «самбийско-натангийская культура»), имеющая, однако, кельто-германские параллели, как в погребальном обряде, так и в инвентаре (на чем следует остановиться подробнее).В целом, польская исследовательница отрицает наличие генетической связи (а, значит, и хронологического хиатуса) между культурой западнобалтских курганов и самбийско-натангийской культурой. К примеру, на определенное сохранение преемственности (выделено мной - В.А.) с культурой западнобалтских курганов, как уже указывалось выше, могут указывать небольшое количество типов сосудов, схожих с сосудами эпохи бронзы и раннего железного века, широкое использование втульчатых топоров, а также обычай перекрывать захоронения каменными кладками. Из этого следует, что для юго-восточной Прибалтике первой половины I в. н.э. можно говорить о существовании непродолжительного хиатуса при переходе от культуры западнобалтских курганов к новой общности - самбийско-натангийской культуре. Пачкова, исследовавшая проблему зарубинецкой культуры и ее взаимоотношений с кругом латенизированных культур Средней Европы, определяла хиатус как время политической, экономической и социальной нестабильности региона, которая сопровождает переходные исторические периоды от времени начала гибели одной культуры до начала формирования другой. Так, к сосудам с налепами добавились горшки с S-видным профилем типа Викау (Wiekau) (тип Ryszard Wolagiewicz VIIIC), которые обладали гусеницеобразными многочастными ручками (восходят к сосудам раннего железного века типа Герте 120F (Gaerte 120F)), тип Dollkeim, у которых идущий по плечику пролощенный орнамент был, как правило, разделен тремя вертикальными налепами овальной или прямоугольной формы, тип К6 - горшки с одиночными налепами на плечике, тип R(yszard) W(olagiewicz) XVIIIB (RW XVIIIB) - горшки биконической формы, имевшие по три налепа на ребре, плоские миски типа RW XI.В этих районах могут возникать некоторые латенские особенности (такие как керамика, изготовленная на гончарном круге, фибулы, художественные стили, иногда ингумация в погребальном обряде), но социальная и экономическая организации редко принимают тот же вид, что и в первом случае (к примеру, отсутствие оппидумов или монет). Однако этот тип «экспансии» не следует путать с тремя типами, которые были описаны выше. Таким образом, вполне очевидно, что простого присутствия «кельтских/латенских» объектов еще недостаточно для доказательства присутствия кельтов как непосредственных носителей латенской культуры в различных областях и уж тем более то, что они являлись доминирующей социальной или этнической группой, ответственной за создание конкретной социально-политической или экономической ситуации во всех областях, где были обнаружены латенские предметы. Распространение находок фибул Kragenfibeln на землях, располагавшихся севернее среднего Подунавья, позволяет предполагать, что эти фибулы могли проникнуть на территорию пшеворской культуры через Чешскую Котловину, а следующий этап мог проходить через Мазовию на территорию Мазурского Поозерья. К этому списку следует добавить еще две фибулы того же типа, обнаруженные на могильниках вельбарской культуры в низовьях Вислы, расположенных в Поморском воеводстве на севере Польши.Во-первых, он предполагает, что для доримского (в западной литературе-«предр

Оглавление

Введение

Глава I. Проблема перехода от культуры западнобалтских курганов к самбийско-натангийской в позднелатенское - раннеримское время (I в. до н.э. - I в. н.э.)

1.1 Ранние закрытые комплексы самбийско-натангийской культуры и «княжеские» погребения юго-восточной Прибалтики

1.2 Чужеродные элементы в материалах ранней фазы самбийско- атангийской культуры

1.3 От культуры западнобалтских курганов к самбийско-натангийской культуре

Глава II. Проблема латенского фона на южном побережье Балтийского моря

2.1 Янтарный путь и позднелатенский импорт

2.2 Эксклюзивные находки предметов латенской культуры в некельтской Европе

2.3 Носители латенской культуры на южном побережье Балтийского моря

Заключение

Список источников и использованной литературы

Приложения

Актуальность исследования. Проблема взаимоотношений различных культур между собой, степень их взаимовлияния друг на друга - всегда сложный, неоднозначный и противоречивый процесс. Особый интерес представляет эта проблема на тех территориях, оставшиеся по тем или иным причинам вне поля зрения античных письменных источников. Это замечание касается, в первую очередь, исследования проблем взаимоотношений яркой для своего времени латенской культуры, соотносимой обычно с многочисленными кельтскими племенами (или кельтами, галлами и галатами письменных источников), и культурами южного побережья Балтийского моря на рубеже веков - от позднелатенского времени к раннеримскому (I в. до н.э. - I в. н.э.).

В первую очередь, это касается резкой смены или резкого перехода от одной археологической культуры к другой. Не должно вызывать сомнений в том, что во многом этот процесс представляется достаточно сложным, многогранным, а порой и неоднозначным. Между тем от решения вопроса о преемственности культур или их резкой смены зависит решение одной из важнейших проблем - автохтонности или привнесенности культуры со стороны (т.е. ее аллохтонности), эволюции местного населения или миграции инокультурных племен с других территорий. Памятники, совмещающие в себе отдельные элементы двух культур, могут свидетельствовать либо об эволюционном развитии, либо о сосуществовании носителей различных культурных традиций на одной территории в некотором фиксируемом хронологическом интервале.

Однако сама по себе смена археологических культур еще не знаменует окончательную смену населения: известны эпохальные трансформации культур, когда изменение облика археологических культур не было связано с приходом нового населения, а также на одной территории могли сменять друг друга культуры, не связанные между собой генетически. Но и в этом случае нет оснований предполагать полную смену населения.

Развитие культуры представляет собой изменение ее материальных и духовных компонентов, в результате которого формулируется новое качественное состояние культуры, изменение ее состава или структуры, возникновение, трансформация или исчезновение каких-либо культурных элементов и связей.

Как отмечает в своей работе Е.Б. Вознюк, диалог культур представляет собой растянутый во времени процесс, который характеризуется попеременной активностью передающего и принимающего, т.е. собственно культуры-донора и культуры-реципиента. Под цивилизацией-донором следует понимать культуру, в большей степени предоставляющую своим партнерам по взаимодействию возможность черпать из своего арсенала культурные нормы, ценности, смыслы. Цивилизация-реципиент представляет собой культуру, которая в процессе диалога в большей степени заимствует у своих партнеров их нормы, ценности, смыслы, ассимилируя их с базовыми, традиционными формами. Роли культуры-донора и культуры-реципиента с течением времени могут меняться. Кроме того, сами функции донорства и получения являются весьма условными: отдавая что-то в одном отношении, данная культура может выступать как получатель в другом аспекте.

В результате заимствования культурой-реципиентом инокультурных элементов, последние подвергаются в контексте воспринявшей их культуры разнообразным трансформациям. Это, в свою очередь, ведет к появлению оригинальных концепций, художественных практик, нового культурного стиля и т.д.

Таким образом, вкратце можно заключить, что диалог культур включает в себя трансляцию инокультурных элементов от одной культуры (цивилизации-донора) к другой (культуре-реципиента), их «закрепление» на инородной «почве», творчество в манере иной культуры, синтез «своего» и «чужого», «исконного» и «заимствованного» и создание чего-то принципиально нового. К этому явлению я буду еще неоднократно обращаться.

В то же самое время реальные процессы культурогенеза, обусловленные главным образом двумя взаимодействующими факторами, которые принято определять как традиции и инновации, с точки зрения их видовой характеристики могли быть весьма разнообразными. Наиболее узнаваемые из них: 1. преемственность - это передача культурных традиций на смежных хронологических этапах культурогенеза, преимущественно на одной и той же территории;

2. естественная инфильтрация, или диффузия, т.е. распространение сложившегося культурного комплекса или отдельных его элементов за пределы «своего» ареала, то, что в этнологии принято называть образованием «культурного круга»;

3. пространственное перемещение (условно - миграции) культурных ценностей на далекие расстояния с включением их в инокультурную среду, вызванное внешними причинами: природными катаклизмами, историческими (военными) событиями и др.

В свою очередь каждый из этих процессов сопровождается явлением аккультурации, под которой понимается замещение своих культурных элементов вновь приобретенными с сохранением значения как местных (традиционных), так и вновь включенных компонентов в формирование данного культурного комплекса (инновационных). Между тем в современной антропологической литературе процессы, которые обозначаются общим термином «аккультурация», предполагают трансфер определенного культурного содержания с помощью «носителей культурной передачи» (активные акторы) посредством «инструментов трансфера» (предметов и явлений) принимающей стороне (пассивные акторы). Понятие «активных» и «пассивных» акторов довольно условно, поскольку в процессе взаимодействия изменению подвергаются все взаимодействующие стороны. Аккультурация осуществляется при непосредственном контакте культурных групп, поскольку только в этом случае имеется возможность заимствования не только предметов и идей, но и стоящих за ними культурных смыслов. При этом проникновение и распространение культурных форм может происходить под внешним давлением или по свободной воле, осознанно или неосознанно, с разной степенью интенсивности, что имеет следствием разнообразие содержания процессов аккультурации - от эклектичного смешения культурных элементов до полной ассимиляции одной культуры другой.

При этом инновационные элементы, адаптируясь в местной среде, также часто становились традиционными. Такой механизм постоянного обновления культурных ценностей, по-видимому, можно считать одним из основополагающих в культурогенезе.

Однако трудно себе представить, чтобы распространение исключительно новых технологий (ноу-хау) происходило в отрыве от мировоззренческих систем древних обществ. С точки зрения рассматриваемой проблематики интерес представляют разыскания в области мифологических коннотаций древнейших ремесел и технологических процессов. Общеизвестен, к примеру, особый статус кузнецов и металлургов в традиционных обществах. Поэтому вполне логично, на наш взгляд, увязывать распространение новых мировоззренческих представлений с новыми технологическими приемами в сфере металлургии.

Передаваемые в традиционных культурах из поколения в поколение навыки взаимосвязаны с образными мировоззренческими смыслами этих культур. Образно говоря, вещи не только умели делать, но и понимали их смысл в соответствии с мировоззрением своей собственной культуры. Распространение технологической традиции невозможно без перемещения носителей этой традиции.

В обобщенной форме вопрос о распространении различных культурных влияний и традиций обстоятельно рассмотрел в своих двух работах А.Я. Брюсов. Первое к чему обращается автор - к критике так называемой теории диффузии, заключавшая в себе распространение элементов культуры только по одному магистральному направлению - с юга на север.

Однако, по мнению А.Я. Брюсова, более развитое производство южных городских центров доставляло на север разнообразные продукты своего производства, не уступающие по своему качеству, но при этом не стоит упускать из виду, что обмен был, прежде всего, двухсторонним. С севера южные города получали не только янтарь, соль и руду, но и изделия северных мастеров. Именно поэтому довольно быстрое распространение соответствующих элементов культуры среди древних племен Европы происходило в таком случае не в виде последовательных волн с юга на север (А.Я. Брюсов выступает противником «цивилизующей» роли Юга на Север), а постепенно, охватывая определенные области. Такой процесс мог протекать только при условии наличия постоянных мест, где осуществлялся контакт, а также и обмен между различными племенами и народами. В археологии такие места довольно хорошо известны. Это, в первую очередь, места, где имелись естественные богатства, имевшие особую ценность в то время. К примеру, в районе Галле в средней Германии имелись богатые соляные источники и залежи руд. Южное побережье Балтийского моря славилось своим янтарем. Благодаря обмену янтарем стал возможен расцвет бронзового века в Дании.

К тому же сложившиеся еще в более раннее время (по крайней мере, с эпохи позднего неолита) междуплеменные центры обмена не только обогащали местное население, но и являлись проводниками новых культурных элементов (моды, технологии и т.д.), а также к обмену опытом.

В свою очередь автор отрицает наличие в древние времена бродячих или странствующих торговцев. Для обоснования высказанной точки зрения А.Я. Брюсов приводит следующий аргумент. Он заключается в том, что купец не способен был привить навык всего процесса металлургического производства: обучить технике добычи руды, выплавке из нее металла, отливке изделий в формах, изготовлению этих форм. Всему этому процессу могли обучить только литейщики, рудознатцы, горняки, металлурги. Поэтому уместнее и правильнее будет сказать не о «странствующих купцах», а о «бродячих ремесленниках».

Эта точка зрения находит свое косвенное подтверждение в данных письменных источников (правда, в эпоху поздней Античности): «Незадолго до этого приказала она (т.е. Гизо - жена Фелетея, или Фева - короля ругиев с 475 г.) взять под крепкую стражу неких золотых дел мастеров, родом варваров, работавших над Украшением знаков королевского достоинства. К этим мастерам в тот день, когда королева пренебрегла рабом Божьим, зашел, влекомый детским любопытством, юный сын упомянутого короля, по имени Фредерик. Тут же золотых дел мастера приставили к груди ребенка меч и объявили, что дали друг другу клятву: если кто-либо из стражи попытается к ним войти, то они сначала убьют малолетнего принца, а затем себя, ибо не имеют уже никакой надежды, изнуренные долгим пребыванием в заточении... Золотых же дел мастеров, вскоре принявших от нее клятву и отпустивших ребенка, королева также выпустила из заточения» (Severinus, VIII, 3).

В свою очередь М.Г. Гусаков отмечает один важный аспект о воздействии одной культуры на другую. В результате торговли или обмена чужеродные вещи или предметы становились образцами для подражания и тиражировались, но уже в местной среде, пусть с искажением, но они прочно входили в быт народа. С другой стороны, предметы так и оставались «чужими» и уходили в могилы вместе с их владельцами, не оставив продолжения в культуре. Как представляется второй вариант в большей степени отражает положение дел в ранней фазе контактов населения Самбии в I в. н.э.

Таким образом, в свете всего сказанного тема настоящей работы выбрана не случайно и вполне обоснованно. Для начала необходимо отметить, что в юго-восточной Прибалтике имеется развивающаяся еще с эпохи бронзы местная культура, так называемая культура западнобалтских курганов (в польской транскрипции «kultura kurhanow zachodniobaltyjskich»), датируемая VI-I вв. до н.э. и расположенная в юго-восточной Прибалтике, которая по невыясненным до сих пор причинам неожиданно исчезает, а на ее месте возникает совершенно другая, весьма отличная от предыдущей, археологическая культура (так называемая «самбийско-натангийская культура»), имеющая, однако, кельто-германские параллели, как в погребальном обряде, так и в инвентаре (на чем следует остановиться подробнее). К тому же данная проблема усугубляется практически полным отсутствием памятников переходного периода. При этом если этноним носителей культуры западнобалтских курганов неизвестен, то самбийско- натангийское население надежно ассоциируется с эстиями римского историка I в. н.э. Корнелия Тацита в его произведении «О происхождении и местоположении германцев» («De origine et situ Germanorum»). К тому же эстии Тацита говорят на языке близком британскому, т.е. кельтскому, почитают кабана и верховное женское божество, как и сами кельты.

Здесь необходимо сделать небольшое отступление и обратиться к вопросу о том кого следует понимать под этнонимом «эстии»?

Впервые античные письменные источники упоминают обитателей юго- восточной Прибалтики в I в. н. э. под именем Aestii. Этот этникон имеет германское происхождение и переводится как «восточный (народ)». При этом считается, что населявшие в эпоху римских влияний междуречье Вислы и Немана эстии являются прямыми предками пруссов.

Приведу описание эстиев, имевшееся в известном труде римского историка I в. н.э. Корнелия Тацита «О происхождении и местоположении германцев» (De origine et situ Germanorum): «Что касается правого побережья Свебского моря, то здесь им омываются земли, на которых живут племена эстиев, обычаи и облик которых такие же, как у свебов, а язык - ближе к британскому. Эстии поклоняются праматери богов и как отличительный знак своего культа носят на себе изображения вепрей; они им заменяют оружие и оберегают чтящих богиню даже в гуще врагов. Меч у них - редкость; употребляют же они чаще всего дреколье. Хлеба и другие плоды земные выращивают они усерднее, чем принято у германцев с присущей им нерадивостью. Больше того, они обшаривают и море и на берегу, и на отмелях единственные из всех собирают янтарь, который сами они называют глезом. Но вопросом о природе его и как он возникает, они, будучи варварами, не задавались и ничего об этом не знают; ведь он долгое время лежал вместе со всем, что выбрасывает море, пока ему не дала имени страсть к роскоши. У них самих он никак не используется; собирают они его в естественном виде, доставляют нашим купцам таким же необработанным и, к своему изумлению, получают за него цену» (Tac. Germ., XLV).

Первым что сразу бросается в глаза в приведенном известии это то, что язык эстиев «ближе к британскому», т.е. собственно к кельтскому. Почему римский историк соотнес язык этого народа именно с языком островных кельтов, а не с галльским, который был также очень хорошо известен римлянам? Во-первых, хорошо известно, что Корнелий Тацит являлся родственником Агриколы, губернатора Британии и благодаря этому мог иметь некоторое представление о языке британских (островных) кельтов. Во- вторых, ко времени написания своего труда большая часть Британии была уже завоевана римлянами. Поэтому нет оснований сомневаться в том сравнении, которое было сделано осведомителями Тацита, находившиеся либо в самой Британии, либо встретившие рабов из новой римской провинции в других местах обширной Империи. По всей видимости, британский язык, с которым сравнивается язык эстиев являлся одним из кельтских диалектов, но не был ни германским, ни «староевропейским» (венетским/италийским?). Ко времени Тацита Британия уже не представляла собой неизведанного острова или terra incognita посреди океана, расположенного на самом краю известного античному человеку мира.

Можно ли на данном основании утверждать о том, что эстии являлись кельтами? Очевидно, нет. Не стоит упускать из виду тот немаловажный факт, что в древнем мире язык не был решающим фактором при определении этнической принадлежности. Собственно кельтское происхождение и кельтский язык часто могли не совпадать. В качестве наглядной аналогии можно привести современную лингвистическую ситуацию, когда большинство людей хорошо знают английский язык, но это вовсе не означает, что все они - англичане.

Х. Янкун рассматривал эстиев как одних из германских племен.

Очень может быть, что древних германцев, как посредников Рима в торговле с эстиями, привлекала на Самбию перспектива участия в добыче и торговле янтарем. На роль посредничества в янтарной торговли и польская исследовательница А. Журавская.

Примененный Тацитом термин «племена эстиев» (Aestioum gentes) подсказывает, что это мог быть многоплеменной союз (выделение мое - В.А.), возможно, занимающий обширную территорию целого западнобалтского круга древностей на восточном побережье Балтики.

Между тем не стоит видеть в эстиях кельтов лишь на том основании, что они владели одним из кельтских языков. Уже неоднократно говорилось, чтобы владеть кельтским языком, совсем не обязательно было быть кельтом. Язык сам по себе может быть и не связан с этнической принадлежностью.

Также в эпоху Античности южное побережье Балтийского моря было непосредственно связано со знаменитым в это время торговым путем - Янтарным путем, связывающим Балтику с Caput Adriae. Представляется веским и вполне обоснованным предположение о том, что между южным побережьем Балтийского моря и территорией Среднего Подунавья существовали довольно тесные связи.

Сюда же следует отнести и постоянное или на протяжении длительного времени присутствие характерных латенских (кельтских) традиций (сильного кельтского культурного влияния). И этому также есть свое объяснение, т.к. в интересующий нас хронологический период (I в. до н.э. - I в. н.э.) кельты еще не сошли окончательно с исторической арены, продолжая доминировать на территории современной Европы: в частности, под их влиянием оставались обширные территории Центральной Европы, Галлии (современной Франции), Британских островов, современных Ирландии и Шотландии. Между тем некоторые исследователи при анализе латенских традиций на тех территориях, которые не были затронуты постоянными (на протяжении длительного времени) миграциями носителей латенской культуры, их непосредственным присутствием в среде местного населения, а лишь эпизодически или локально, предложили рассматривать их в виде своеобразной «кельтской вуали».

Здесь сразу возникает вполне закономерный и логичный вопрос. Как стоит понимать предложенный термин и непосредственно связанные с ним так называемые латенизированные археологические культуры, о которых речь пойдет дальше? На сегодняшний день в русскоязычной литературе по этой проблеме существуют две точки зрения. Первая из них сводится к тому, что наличие «латенской вуали» должно свидетельствовать либо о присутствии в среде местного населения, перенявшие эти самые традиции, кельтских переселенцев (К.В. Каспарова), либо сильно кельтизированного или смешанного в этническом отношении населения (И.П. Русанова).

Вторая точка зрения считает источником распространения латенских культурных традиций в некельтские регионы носителей ясторфской культуры (В.Е. Еременко, С.П. Пачкова). К этой же точке зрения склоняются и некоторые польские исследователи. Со своей стороны хотелось бы обратить внимание на одну любопытную особенность. Эти две точки зрения, как бы ни парадоксально не показалось, нисколько не противоречат друг другу, а лишь с разных ракурсов отражают одно и то же явление. Вполне очевиден тот факт, что возникновение различных культурных явлений или традиций (в нашем случае, кельтских) на самом раннем этапе не может происходить без непосредственного участия самих носителей этих традиций. В этой связи мнение К.В. Каспаровой выглядит объективным и вполне реальным. С другой стороны, нельзя не принимать в расчет то обстоятельство, что со временем немногочисленные и непосредственные носители могли смешаться с автохтонным населением и в продолжении определенного промежутка времени ассимилироваться, оставив после себя потомков или законных продолжателей. Последние и были носителями усвоенных культурных традиций, передавая их в дальнейшем по наследству - от старшего поколения младшему (для рассматриваемого времени такое положение характерно, к примеру, для ремесленников, передававших свой опыт и навыки сыновьям или ученикам). Именно в результате всего этого определенные культурные традиции продолжали существовать (в виде идей, образов, практик, технологических приемов и т.д.) даже тогда, когда непосредственные носители исчезли с исторической арены. В качестве хорошего примера и своего рода доказательства сказанного следует упомянуть о кризисе III в. н.э. в Римской империи, когда одним из его проявлений явилось возникновение на короткое время так называемой Галльской империи (260-274 гг. н.э.), а также приходится возрождение некоторых кельтских традиций, получившее название в литературе как «кельтский ренессанс».

Как уже подчеркнула В.П. Буданова, в «цивилизации варваров» присутствовало нечто общее, объединявшее народы Barbaricum, племена кельтов, германцев, скифов, фракийцев и др. В то же самое время, если в Греко-Римской цивилизации города являлись, прежде всего, местом управления, обитания элиты и культурными центрами, то города Барбарикума - это, прежде всего, центры торговли и ремесла. К примеру, крупные ремесленные мастерские и артели бродячих кельтских мастеров диктовали даже в самых дальних уголках Европы моду на латенские изделия. К примеру, письменные источники сохранили сведения о том, что кельтские ремесленники завоевали репутацию и известность в высокоразвитых южных областях: к примеру, в Риме проживал кельтский кузнец Геликон, которого римляне называли Бреннус.

Одним из проявлений кельтского культурного влияния является возникновение так называемых «латенизированных культур». К числу этих археологических культур относят, как правило, оксывскую, пшеворскую, зарубинецкую. Не будет преувеличением в число латенизированных культур добавить и ясторфскую культуру, соотносимую обычно с древними германцами.

Для рассматриваемой темы большое значение будут иметь две культуры, расположенные непосредственно на территории современной Польши - оксывская (свое название получила от наименования могильника на территории Поморского воеводства в северной Польше - Гдыня-Оксыве (Gdynia-Oksywie) на нижней Висле), и пшеворская культуры.

В оксывской культуре следует видеть культуру племен, которые населяли в конце II-I вв. до н.э. - I-IV вв. н.э. территорию северной и отчасти центральной части современной Польши.

Между тем среди исследователей первая из названных культур не получила четкого ареала своего распространения. Уже в позднелатенское время (примерно II-I вв. до н.э.) она занимала территорию Польского Поморья от р. Реги (северо-западная Польша) на западе почти до р. Пасленки (северная Польша) на востоке, на юге рассматриваемая культура немного не доходила до р. Варты (юго-западная Польша) и Нотець (на ней располагается город Иновроцлав). По р. Висле оксывские памятники распространялись практически до Хелмно (Chelmno) (Куявско-Поморское воеводство, северная Польша). В раннеримский период культура расширяется на юг и юго-восток. На северо-западе оксывские памятники охватывают левобережье низовий Одры (пограничная река между Польшей и Германией), на юге - граница проходит по р. Варта и Нотець, на юго-востоке - по Дрвенцу (северная Польша), а также в междуречье Дрвенца и Льны. Хронологический период существования оксывской культуры охватывает промежуток с конца II-I вв. до н.э. по I в. до н.э. Наиболее детальный анализ оксывской культуры представила в своей работе польская исследовательница Е. Бокиниек.

Что касается погребального обряда, то для данной культуры в позднелатенское время характеризуется господством ритуала трупосожжения с захоронением остатков кремации вместе с остатками погребального костра в основном в ямных могилах, изредка в урновых могилах с подсыпкой остатков, еще реже - в чистых урновых погребениях. В римский же период наряду с сохранением обряда трупосожжения получает распространение и обычай по обряду ингумации (трупоположения).

Керамика оксывской культуры в позднелатенское время происходит в основном из урновых могилс подсыпкой костра и в меньшей степени - из чистых урновых погребений, где сосуды служили вместилищем для остатков трупосожжения (кремации).

Хотелось бы обратить внимание и на то, что оксывская культура распологалась в непосредственной близости от культуры западнобалтских курганов. Проведенная К.Н. Скворцовым картография памятников обоих культур позволяет предположить, что в позднелатенское время между ними отсутствовала так называемая зона страха, т.е. та часть территории, которая по причине враждебных действий или взаимного недоверия оставалась незаселенной или просто пустовавшей.

Вторая из рассматриваемых латенизированных культур - пшеворская - получила свое название от г. Пшеворска (Przeworsk), Подкарпатского (Жешувского) воеводства в юго-восточной Польше, вблизи которого в с. Гаць в 1904-1905 гг. был исследован первый большой могильник этой культуры. В 30-х гг. XX в. Р. Ямка более полно охарактеризовал ее памятники, а также дал и современное наименование.

Пшеворская культура сформировалась в начале II в. до н.э. на основе местной поморско-клешевой культуры под сильным влиянием латенской (кельтской) культуры, просуществовав до IV- начала V в. н.э.

Что же представляли из себя эти так называемые латенизированные культуры? На этот счет существует следующая точка зрения. Она сводится к тому, что под «латенизированной культурой» следует понимать не только ее подверженность сильному в культурном отношении кельтскому влиянию, но и то, что в результате этого произошла структурная перестройка всех ее звеньев. Также признаком общности рассматриваемых культур будет являться и относительное единство культурных изменений, приводящее к частичным совпадениям их хронологических периодов, как друг с другом, так и с собственно латенской системой относительной хронологии.

Не менее значимой для выбранной темы является проблема резкого перехода от культуры западнобалтских курганов к самбийско-натангийской, не получившая должного освещения в научных трудах. Между тем от решения вопроса о преемственности культур или их резкой смены зависит решение одной из важнейших проблем - автохтонности или привнесенности культуры со стороны (т.е. ее аллохтонности), эволюции местного населения или миграции инокультурных племен с других территорий. Памятники, совмещающие в себе отдельные элементы двух культур, могут свидетельствовать либо об эволюционном развитии, либо о сосуществовании носителей различных культурных традиций на одной территории в некотором фиксируемом хронологическом интервале.

Однако сама по себе смена археологических культур еще не знаменует окончательную смену населения: известны эпохальные трансформации культур, когда изменение облика археологических культур не было связано с приходом нового населения, а также на одной территории могли сменять друг друга культуры, не связанные между собой генетически. Но и в этом случае нет оснований предполагать полную смену населения.

Развитие культуры представляет собой изменение ее материальных и духовных компонентов, в результате которого формулируется новое качественное состояние культуры, изменение ее состава или структуры, возникновение, трансформация или исчезновение каких-либо культурных элементов и связей.

Между тем некоторое понимание сути процесса резкого перехода от одной культуры к другой отразил культуролог Д.Г. Савинов. В первую очередь, исследователь исходил из так называемой концепции «центра и периферии», т.е. из их характера взаимоотношений. Потеря генерирующего значения центра и соответствующего возвышения периферии, где древние традиции сохранялись более длительное время, могли вызвать возвращение к ним как доминирующим в новых условиях и поэтому альтернативных по отношению к непосредственно предшествующим. С другой стороны, обращение к древним традициям как эталону культуры «нового» времени могло служить подтверждением легитимности вновь появившихся на исторической арене этнических группировок, для которых данный культурный комплекс, а также составляющие его элементы могли считаться изначальными, а, следовательно, социально детерминированными. Все это, в конечном итоге, создавало видимость (выделение мое - В.А.) разрыва между предшествующей и последующей традициями в целом. Однако эта интересная гипотеза требует еще своего научного подтверждения или опровержения на основе различных категорий археологических данных.

Однако на сегодняшний день вопрос, касающийся резкой смены от культуры западнобалтских курганов к самбийско-натангийской культуре остается достаточно дискуссионным, о чем еще будет сказано.

Степень изученности вопроса. Проблема этнических процессов, протекавших на территории юго-восточной Прибалтики на рубеже веков, т.е. c I в. до н.э. по I в. н.э., остается малоизученным сюжетом в современной российской археологической науке. Несмотря на этот пробел, следует упомянуть работы, которые, так или иначе, касаются проблемы, затронутой в настоящем исследовании.

В первую очередь, хотелось бы отметить работу польской исследовательницы Л. Окулич, посвященной непосредственно анализу культуры западнобалтских курганов.

Культура западнобалтских курганов занимала современную территорию Самбийского полуострова, нижний бассейн реки Преголь, Вармию, а также западную и восточную Мазурию. Ее хронологические рамки, как уже говорилось выше, определяются VI-I вв. до н.э.

В рамках данной археологической общности можно выделить следующие локальные группы памятников: самбийскую, западномазурскую и восточномазурскую. В свою очередь население западномазурской группы обычно соотносится с галиндами, восточномазурской - с судавами Птолемея, Самбии - с эстиями Тацита.

Анализируемой археологической культуре присуще курганные насыпи, содержащие трупосожжения в урнах, расположенных под каменной крепидой, выложенной из мощных валунов. Курганы представляют собой захоронение всех членов родоплеменного коллектива, что также принято считать одной из отличительных черт данной культуры. Отсутствие фибул и крайне небольшое количество оружия (редкие бронзовые топоры-кельты и мечи-кинжалы) в номенклатуре погребального инвентаря составляют другую ее специфическую черту. Погребальные урны, накрывавшиеся крышками-«мисками» типа VI согласно Л. Окулич-Козарын в виде чаш уплотненно- сферической формы, как правило украшены солярным орнаментом. Также стоит отметить, что погребальная керамика отличается наличием многочастных ручек (о чем будет сказано еще более подробно).

В свою очередь польский исследователь В. Новаковский, признавая отсутствие монолитности самой культуры западнобалтских курганов, является сторонником балтской принадлежности археологических культур в рассматриваемое время.

В свою очередь древности Самбии, Натангии и Надровии рассматриваются польским исследователем В. Новаковским как единое целое, причем культурные группы и смешанные зоны не выделяются. Первоначально польский исследователь использовал название «самбийская культура», но затем, предлагая не употреблять название средневекового племени сембов, ввел термин «ковровская культура». Позже им был введен другой термин - ?культура Доллькайм-Коврово (Dollkeim-Kovrovo-Kultur), а базовым для общности признается могильник Доллькайм (совр. Коврово). Такое обозначение, по мнению В. Новаковского, должно относиться к древностям Самбии и Натангии I-VI вв. н.э., вместо прежнего наименования «самбийско-натангийская группа прусской культуры».

Самбийско-натангийская культура (СНК) занимала территорию, расположенную в исторических областях Восточной Пруссии - Самбии и Натангии. Эта археологическая общность занимает Самбийское моренное плато, Прегольскую озерно-ледниковую и частично Полесскую моренную равнины. В настоящее время это - территория современной Калининградской области РФ, главным образом - Багратионовский, Балтийский, Гурьевский, Зеленоградский и Светлогорский административные районы, а так же город Калининград. Своими восточными границами культура частично захватывает Гвардейский, Правдинский и Полесский районы; южными - небольшую северную часть современной Польши (Браневский, Бартошицкий и Лизбарский повяты Вармийско- Мазурского воеводства).

В новом культурном образовании очень многое меняется. Традиционные для жителей I тысячелетия до н.э. некрополи прекращают функционировать, кроме того меняется процедура захоронения. Так, исчезает обычай погребения в виде коллективной кремации под курганом. На смену приходят новые виды погребального обряда, такие как обряд ингумации и погребение человека с конем или элементами конского снаряжения. При этом коллективные захоронения достаточно быстро уступают место индивидуальным погребениям. В номенклатуре погребального инвентаря также происходят кардинальные изменения, выражающиеся в появлении на могильниках большого количества фибул, монет, оружия и керамических сосудов абсолютно неизвестных до этого типов, изделия из янтаря, в обилии встречающегося на балтийском побережье. На сохранение преемственности с предыдущей культурой могут указывать лишь крайне небольшое количество типов сосудов, схожих с сосудами эпохи бронзы и раннего железного века, широкое использование втульчатых топоров, а также обычай перекрывать захоронения каменными кладками.

Среди российских исследователей, косвенно затронувших вопрос о соотношении культуры западнобалтских курганов и самбийско-натангийской культуры, следует назвать работы В.И. Кулакова, К.Н. Скворцова и Е.А. Тюрина.

В последнее время к затронутой проблеме обратилась и О.А. Хомякова.

Как отмечает исследовательница, в послевоенный период акцент с ведущей роли германского этноса был перенесен на идею несменяемости балтского населения на занимаемых им территориях с эпохи бронзы до раннего Средневековья. Формирование балтских племен соотносится с серединой I тыс. до н.э. Археологические культуры юго-восточной Прибалтики признавались, как правило, неделимой общностью, существовавшей в рамках «процесса развития балтских племен и объединения их в народности» до середины I тыс. н.э. Единая западнобалтская общность (на основании данных лингвистики и физической антропологии), уже начиная с эпохи раннего железного века, обозначалась термином «культура восточнопрусских (западнобалтских) курганов».

В настоящее время археологические культуры южного побережья Балтийского моря рассматриваются не как гомогенные общности, уравниваемые обычно с племенами и развивающиеся непрерывно от каменного века до середины I тыс. н.э., а как многоуровневые структуры, состоящие из различных слоев-паттернов (систем). Общим переломным моментом в формировании археологических культур «западнобалтского круга» считается распад культуры западнобалтских курганов на рубеже эр и начало эпохи римских влияний.

Сама О.А. Хомякова склоняется к тому, что «концепция линейного «этногенеза балто-славянских племен» исчерпала себя.

В свете сказанного целью настоящего исследования является анализ финальной фазы культуры западнобалтских курганов в контексте проблемы резкого перехода к самбийско-натангийской культуре на фоне активного кельтского (латенского) влияния в переходную эпоху - от позднелатенского времени к раннеримскому (условно, I в. до н.э. - I в.н.э.), а также выявление существования континуитета (преемственности) или же его отсутствия у этих двух культур в археологических исследованиях и публикациях, а также выявление наиболее ранних достоверных находок самбийско-натангийской культуры для периода В1 (первой половины I в. н.э.) и изолированных находок этого времени. Взятый за основу принцип в качестве постоянного учета фактора сильного латенского культурного влияния на протекающие процессы на южном побережье Балтийского моря, представляется наиболее перспективным и продуктивным, который способен объяснить некоторые спорные, но достаточно значимые моменты.

Задачами данного исследования выступают: 1. Выявление существования или отсутствия континуитета (преемственности) между двумя археологическими культурами - культурой западнобалтских курганов и самбийско-натангийской с учетом наличия сильного кельтского влияния в археологических публикациях.

2. Постановка вопроса о возникновении латенского фона на южном побережье Ба