Литературный анализ специфики нарративной организации повести М.А. Булгакова "Собачье сердце". Описание процесса "очеловечивания" бестиарного персонажа, его подвижности как субъекта повествования, колебания между всеведающим и ненадежным нарратором.
Аннотация к работе
Специфика бестиарного нарратива в повести М. А. Булгакова «Собачье сердце»Bulgakov"s narrative is characterized by plurality of narrative instances, game with different narrative plans, destruction of their hierarchy, indistinction of the subjects of narration, using of the unreliable storyteller, various variants of the correlation of time of event and telling time, increase of reader"s activity. В текст включаются голоса других персонажей (професора Преображенского, Зины, Дарьи Петровны, пациентов, «машинисточки», швейцара, Швондера и других представителей домоуправления и т.д.), но выделять их как собственно нарраторов, по нашему мнению, не следует, так как эти персонажи не обладают обязательными для нарратора признаками, прежде всего, не являются «излагателями истории» [10:12]. Повествование начинается рассказом первого вторичного нарратора (собаки Шарика), который, описывая судьбоносную встречу и выступая в роли «актуализатора события» [10], как будто берет на себя функции первичного нарратора.Далее происходит чередование первичного (повествователь) и первого вторичного нарраторов с постепенным вытеснением последнего. Бестиарный нарратор нередко презентует себя как существо, напоминающее человека («ухватят меня за ноги», «я слова не вымолвлю», «даль моей карьеры»), того же принципа придерживается и первичный нарратор («жалобными глазами молвил пес», «пес поднялся на нетвердые ноги», «обливаясь слезами» [2:127, 130]). Персональная точка зрения может принадлежать не только Шарику, но любому персонажу, например: «Время от времени, закрывая утомленные глаза, Филипп Филиппович в полной тьме то на потолке, то на стене видел пылающий факел с голубым венцом», «Тут пациент разглядел, что профессор сгорбился и даже как будто более поседел за последнее время» [2:168,203].Тем не менее «всеведение» первичного нарратора неабсолютно: «Очень возможно, что высокоученый человек ее и разглядел», «Неизвестно, на что решился Филипп Филиппыч» [2:187].