Личностный духовный опыт и картина неповторимых поисков истины в "Детстве", "Отрочестве", "Юности". Философско-этическая доктрина Л. Толстого. Различение двух родов счастья - тщеславия и добродетели. Анализ идейного содержания автобиографической трилогии.
Аннотация к работе
«Поэтическая идея» в трилогии Л. Н. Толстого «Детство», «Отрочество», «Юность» А. Ф. Цирулев Когда осенью 1852 года в редакции «Современника» было принято знаменательное решение опубликовать рукопись неизвестного автора под названием «История моего детства», реакция самого создателя произведения на это событие была достаточно противоречивой. Толстой с огромной радостью воспринял весть о публикации своего первенца, а с другой - он был чрезвычайно раздосадован тем, какое название дали его литературному детищу, и писал по этому поводу Н. А. Некрасову: «. заглавие же «История моего детства» противоречит с мыслью сочинения. Толстого, а также другие его слова: «. замысел мой был описать историю не свою, а моих приятелей детства» [17, XXII, с. 434], - нередко приводятся целым рядом критиков в качестве доказательство того, что молодой писатель в «Детстве», «Отрочестве», «Юности» воспроизвел не себя и свой личностный опыт, а жизнь некоего абстрактного мальчика, то есть дал не субъективированный «рассказ о себе», а объективированное изображение судьбы другого лица (Н. П. Лощинин [13], Е. Н. Купреянова [11], Н. Г. Дергунова [6] и др.).