Проблема характера в "Мёртвых душах" Н.В. Гоголя и в западноевропейском романе XIX в - Магистерская работа

Глава I Своеобразие решения проблемы характера в «Мертвых душах» Н.В.Гоголя и в «Человеческой комедии» О. де Бальзака Глава II Особенности изображения характера в «Мёртвых душах» Н.В.Гоголя и в английском романе XIX в. Принимая во внимание её сравнительную неразработанность, не ставим себе задачей исчерпать все возможности этой темы, а ограничиваемся лишь попыткой типологически-сопоставительного анализа характера в «Мёртвых душах» и в современных Н.В.Гоголю аналогичных произведениях повествовательного жанра, в частности западноевропейского романа XIX в. Произведения О. де Бальзака, Ч.Диккенса и В.Теккерея - таков в основном круг литературных явлений, с которыми непосредственно сопоставляется в настоящей работе поэма Н.В.Гоголя. Речь идёт о Гобсеке, банкире Нусингене, т. к. они непосредственно сопоставимы с гоголевскими «хозяевами» и «приобретателями». Также особое внимание уделяется изображению чиновничества в «Мёртвых душах» и в романе О. де Бальзака «Чиновники». характер душа гоголь литература Во второй главе ? Особенности изображения характера в «Мёртвых душах» Н.В.Гоголя и в английском романе XIX в. ?. рассматриваются в сравнительно-типологическом аспекте образы авантюристов Павла Чичикова и Ребекки Шарп из романа В.Теккерея «Ярмарка тщеславия», Плюшкина и Питта Кроули, сатирическая символика всеобщей купли-продажи в обоих произведениях, принцип реалистический типизации характеров, что сближает Н.В.Гоголя и английского романиста. Особое место в главе отводится средствам раскрытия характера в гоголевском произведении и в романах Ч.Диккенса: портрет героя, архитектура его жилища, интерьер, включая мелочи внутренней обстановки, его речь и др. Но при всем том они в совокупности еще более разительно отличаются от системы образов «Мертвых душ». За сравнительно редкими исключениями («Посмертные записки Пиквикского клуба» - одно из первых, какие приходят на память) эти романы строились как «история молодого человека» (по определению, получившему широкий ре­зонанс со времен А.М.Горького). В «Мертвых душах» нарушены, опрокинуты эти привычные соотношения и традиции. Более того, изображая «вихорь» сплетен и кривотолков, вызванный аферой Чичикова, Гоголь прямо пародирует любовную интригу тех мелодраматических романов, которым он противопоставляет свое реалистическое повествование, заставляя энских дам приписывать Чичикову не только намерение похитить губернаторскую дочку, но и покуситься на честь Коробочки: «Каков же после этого прелестник?» - «Да что Коробочка? разве молода и хороша собою?» - «Ничуть, старуха» - «Ах, прелести!. И даже когда эта версия отвергается, за Чичиковым все-таки сохраняется романтическая роль «Ринальда Ринальдина» (VI, 183). Представим себе «Давида Копперфильда», где центральным персонажем стал бы Урия Гип [18, 66]. В предисловии ко второму изданию «Отца Горио» О. де Бальзак поместил курьезный «баланс» добродетельных и грешных женщин, выведенных им в «Человеческой комедии», - результат «добросовестного исследования», которое он якобы произвел «под давлением критики», едва только «оправился от испуга и почувствовал себя способным мыслить». Но примечательно все же, что «литературная статистика» Бальзака (по термину, им самим употребленному) основывается всецело на одном критерии - на том, целомудренна ли та или иная его героиня. Автору «Мертвых душ» вовсе нет дела до супружеской верности Феодулии Ивановны Собакевич, и его отнюдь не умиляют семейственные нежности Маниловых. Так, например, его Биротто, с беспощадной иронией показанный в дни своего преуспевания как смешной, пошлый и самодовольный мещанин, в несчастии становится похожим на «падшего ангела» (Б., 8, 269), а смерть этого банкрота, честно расплатившегося со всеми кредиторами, уподобляется смерти праведника. О. де Бальзак так точно соотносит жизненный путь каждого из своих героев со всеми историческими перипетиями развития Фран­ции, что на любого из них может быть составлен исчерпывающий «послужной список», показывающий, что значила для него Французская революция, консульство и империя, реставрация и «сто дней», повороты в политике Людовика XVIII и Карла X, июльские дни 1830 года и воцарение «короля-буржуа» Луи Филиппа [12, 173]. Читатель знает, что делал во время Отечественной войны 1812 года генерал Бетрищев; знаем, что полицеймейстер города N. «служил в кампании 12 года и лично видел Наполеона» (VI, 206). I) - бегло охарактеризованные губернатор, почтмейстер (которому принадлежит рассказ о капитане Копейкине), председатель палаты, «чудотворец»-полицеймейстер да бедняга-прокурор, не переживший скандала, вызванного загадочной покупкой мертвых душ Чичиковым; среди меньшей братии, чиновников казенной палаты, выделяется только «Иван Антонович - кувшинное рыло» да еще один безымянный чиновник поскромнее и без речей, «приносивший с таким усердием жертвы Фемиде, что оба рукава лопнули на локтях и давно лезла оттуда подкладка, за что и получил в свое время коллежского регистратора» (VI, 144). И разве только почтмейстер, аттестованный в начал