Анализ функций политических партий в политических системах различных типов. Характеристика участия партий в выборах, анализ их влияния на формирование политической повестки дня, структурирование массового политического сознания, деятельность власти.
Аннотация к работе
Мелешкина - д-р полит. наук, главный редактор, Л.Н. Ефременко - д-р полит. наук, М.В. Ильин - д-р полит. наук, О.Ю. Панов - д-р полит. наук, С.В. Соловьев - д-р полит. наук, Р.Ф.Однако набор функций, выполняемых партиями, подвержен изменениям не только в авторитарных режимах и новых демократиях, но и в странах с развитой политической культурой. Контекст: Партии в демократиях и недемократиях» анализируются изменения в структуре партийных функций, произошедшие за последние несколько десятилетий как в развитых (Германия), так и в «молодых» демократиях (Мексика, Южная Корея), а также в тех странах, называть которые демократическими пока рано (Казахстан). Подвинцев, рассматривая причины невысокой роли партий в региональной и местной политике, незначительности их влияния на избирателей и низкой заинтересованности политических акторов в установлении с ними устойчивых связей, констатируют, что необходимость в консолидации сил и ресурсов приводит местных политиков к созданию не партий, а неформальных коалиций. В британском законодательстве понятие «политическая партия» впервые появилось в 1998 г., и лишь с 2000 г. партии получили право выдвигать кандидатов на выборах. Страна, несколько веков сопротивлявшаяся внесению в законодательство упоминания о политических партиях, в 2000 г. постановила называть политической партией любое лицо, которое выдвигает кандидата на выборах, другими словами, партия может состоять даже из одного человека.Опыт развивающихся стран Африки и Латинской Америки подтверждает, что изобретенный диктатурами середины XX в. институт партийных привилегий на выборах - это не сколько «сопутствующее явление», сколько важный институциональный элемент недемократических режимов. В современной западной демократии формализация прав партий на выборах не влечет значительных антидемократических последствий, поскольку этот институт компенсируется иными демократическими институтами. Ситуация с привилегиями партий на Западе пока еще принципиально отличается от режимов партийных привилегий в странах Африки, Латинской Америки и даже Восточной Европы. Расширение партийного законодательства может поставить под вопрос существование и другого субъекта выборов - непартийных политических ассоциаций и избирательных объединений, как это уже произошло во многих относительно демократических странах. Венецианская комиссия Совета Европы предлагает защищать свободу ассоциаций, смягчая требования к регистрации политических партий.в депутатском корпусе Государственной думы Федерального Собрания Российской Федерации созывов 2003, 2007 и 2011 гг. Не представитель региональных элит Представитель рtrialальных элит2011 г. колво депутатов проценты колво депутатов проценты депутатов проценты колвокорпусе Государственной думы Федерального Собрания Российской Федерации созывов 2003, 2007 и 2011 гг.
План
СОДЕРЖАНИЕ
Представляем номер ............................................................................5
СОСТОЯНИЕ ДИСЦИПЛИНЫ: ИССЛЕДОВАНИЯ ПОЛИТИЧЕСКИХ ПАРТИЙ
Н.В. Гришин. Партии как привилегированный субъект избирательного процесса: Результаты институционального эксперимента...................................................................................12
А.М. Гришина. Организационная эффективность политических партий: Теоретический аспект.......................................................30
Б. Магалони, Р. Кричели. Политический порядок и однопартийная система (сокр. перевод с англ.)........................38
КОНТЕКСТ: ПАРТИИ В ДЕМОКРАТИЯХ И НЕДЕМОКРАТИЯХ
А.В. Белинский. Политические партии Германии в начале XXI в.: Между традицией и модернизацией.................48 Р. Саква. Партия и власть в современной России: Между представитеtrialом и мобилизацией (сокр. перевод с англ.) ...............................................................................60 Чон Ен Цой. Особенности политических партий
Южной Кореи и их участие в государственном управлении......73 А.М. Гришина, Е.Ю. Мелешкина. Механизмы сохранения власти доминантной партии в условиях авторитарного режима в Мексике...........................................................................83 С.Н. Шкель. Политические партии в условиях авторитарной режимной среды: Опыт постсоветского Казахстана ...................95 М.В. Иванова. Эффекты изменения избирательного законодательства и партийное представительство: Региональные, национальные и бизнес-элиты...........................114
4
РАКУРС: ФУНКЦИИ И «ДИСФУНКЦИИ» ПОЛИТИЧЕСКИХ ПАРТИЙ В ПОСТСОВЕТСКОЙ РОССИИ
Г.В. Голосов, И.С. Григорьев. Национализация партийной системы: Российская специфика................................................. 128 О.А. Толпыгина. Трансформация идеологической функции политических партий в современной России............................. 157 Е.М. Шульман. Фракции, комитеты, аппарат: Участие парламентских партий в законотворческом процессе............... 172 О.В. Попова. Гендерные партии в современной России: Проблемы и перспективы............................................................. 186 Я.Ю. Шашкова, А.И. Девятиярова. Партии в регионах: Институциональные особенности и специфика российской трансформации.............................................................................. 200
В.С. Ковин, О.В. Подвинцев. Формальные и неформальные партии в Пермском крае: Спрос и предложение........................ 218
С КНИЖНОЙ ПОЛКИ
Ю.Г. Коргунюк. Почему не партии? Компетентный взгляд со стороны. Рецензия.................................................................... 240 В.Г. Виноградский. Политика как дискурсивная конструкция.
Рецензия. ....................................................................................... 249 Ключевые слова ............................................................................... 257 Сведения об авторах........................................................................ 271
Вывод
Опыт развивающихся стран Африки и Латинской Америки подтверждает, что изобретенный диктатурами середины XX в. институт партийных привилегий на выборах - это не сколько «сопутствующее явление», сколько важный институциональный элемент недемократических режимов.
В современной западной демократии формализация прав партий на выборах не влечет значительных антидемократических последствий, поскольку этот институт компенсируется иными демократическими институтами. Ситуация с привилегиями партий на Западе пока еще принципиально отличается от режимов партийных привилегий в странах Африки, Латинской Америки и даже Восточной Европы. Но вектор изменений направлен именно на расширение прав формализованных партий. Запрет на выдвижение независимых кандидатов уже стал привычным явлением. Расширение партийного законодательства может поставить под вопрос существование и другого субъекта выборов - непартийных политических ассоциаций и избирательных объединений, как это уже произошло во многих относительно демократических странах.
28
В связи с этим задача защиты электоральных прав различных субъектов политического процесса представляется необходимой для гарантий демократии в целом.
Венецианская комиссия Совета Европы предлагает защищать свободу ассоциаций, смягчая требования к регистрации политических партий. Но смягчение этих требований не означает защиту свободных ассоциаций граждан. Разделение между формализованными партиями и свободными ассоциациями уже произошло, и, по нашему мнению, нужно исходить из этого объективно существующего различия. Следовательно, необходимо либо законодательно уравнять электоральные права партий и свободных ассоциаций (пока такой нормы нет ни в одной стране), либо вообще не упоминать в избирательном праве формализованные политические партии. В последнем случае можно привести в качестве примера электоральное законодательство Исландии, оперирующее только термином «политическая организация», или Нидерландов до 2013 г. (термин «политическая группа»).
Насколько оправдано упоминание политических партий в электоральных законах? Практика показывает: формализация статуса политических партий почти автоматически приводит к закреплению за ними неких особых прав, в том числе преференций на выборах. Обеспечить равенство прав всех субъектов избирательного процесса, в том числе защитить интересы свободных ассоциаций, может исключение из электоральных законов упоминания о партиях как о конкретной разновидности юридических лиц, получающих от государства своего рода лицензию на ведение политической деятельности.
Список литературы
Голосов Г.В. Электоральный авторитаризм в России // Pro et Contra. - М., 2008. - № 12 (1). - С. 22-35.
Гришин Н.В., Мармилова Е.П. Пути оптимизации избирательной системы России // Каспийский регион: политика, экономика, культура. - Астрахань, 2014. - № 1. - С. 79-90.
Политические партии и политическая конкуренция в демократических и недемократических режимах / Под ред. Ю.Г. Коргунюка, Е.Ю. Мелешкиной, Г.М. Михалевой. - М.: КМК, 2010. - 212 с.
29
Casal-Bertoa F., Piccio D., Rashkova E. Party law in comparative perspective. - Leiden, 2012. - 29 p. - (Leiden university. Working paper; N 16).
Biezen I. van, Bertoa F. Party regulation in post-authoritarian contexts: Southern Europe in comparative perspective // South European society and politics. - L., 2014. - Vol. 19, N 1. - P. 71-87.
Independent candidates in national and European elections. Study / P. Ehin, U. Madise et al. - Brussels, 2013. - 100 p. - (PE 493.008) - Mode of access: http://www. europarl.europa.eu/REGDATA/etudes/etudes/join/2013/493008/IPOL-AFCO_ET(2013) 493008_EN.pdf (Дата посещения: 27.11.2014.)
Leston-Bandeira C. Dissent in a party based parliament: the Portuguese case // Party politics. - L., 2009. - Vol. 15, N 6. - P. 695-713.
Scherlis G. Parties and ballot access in Latin America: a new trend in a new political context // International conference political legitimacy and the paradox of regulation. - Leiden, 2013. - P. 22-25.
European commission for democracy through law (Venice Commission). Report on the participation of political parties in elections: Adopted by the Council for Democratic Elections at its 16 th meeting (Venice, 16 March 2006)... - Strasbourg, 2006. - 12 p. - (Study; N 329/2004; CDL-AD (2006) 025) - Mode of access: http://www. venice.coe.int/webforms/documents/default.aspx?pdffile=CDL-AD(2006)025-e (Дата посещения: 27.11.2014.)
.
30
А.М. ГРИШИНА
ОРГАНИЗАЦИОННАЯ ЭФФЕКТИВНОСТЬ ПОЛИТИЧЕСКИХ ПАРТИЙ: ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ
Политические партии уже не одно десятилетие являются предметом научного интереса. Особое внимание исследователей привлекают выполняемые ими функции и особенности их институционализации в государствах, переживающих трансформацию. Однако как особая политическая организация, имеющая специфическую структуру, они практически не рассматриваются. Поэтому организационный подход в исследовании политических институтов в целом и партий в частности - это новое направление в науке. Использование при изучении политических партий организационных теорий дает возможность по-новому взглянуть на старые проблемы.
Организационное устройство политических партий играет значимую роль в процессе их институционализации и развития. В свое время М. Дюверже отмечал: «…В природе организации современных политических партий их сущность раскрывается куда более полно, нежели в их программах или классовом составе: партия есть общность на базе определенной специфической структуры» [Дюверже, 2000, с. 5].
Важным аспектом организационного устройства политических партий является его эффективность. Именно эффективность как базовый критерий оценки организаций помогает лучше понять, почему одни политические партии эффективны, а другие нет. Чаще всего понятие «организационная эффективность» используется в менеджменте, экономике и др. Как правило, оно подразумевает
31 способность той или иной организации эффективно выполнять свои функции и достигать поставленных целей.
В данной работе организационную эффективность политических партий предлагается рассматривать через призму выполнения ими функций рекрутирования и мобилизации. Организационная эффективность политических партий понимается как способность привлекать в свои ряды сторонников и единомышленников.
Несмотря на отсутствие серьезных теоретических исследований в области организационной эффективности политических партий, количество трудов, посвященных теориям организационной эффективности как таковой, достаточно велико. Некоторые положения этих моделей в определенной степени универсальны и вполне применимы при исследовании организационной эффективности политических партий.
Обзор теоретических подходов, посвященный организационной эффективности, позволит более детально приблизиться к определению критериев эффективности политических партий.
Теория организационной эффективности имеет долгую историю. Существует несколько теоретических подходов, разработанных на основе различных групп критериев. Как писали Р. Херман и Д. Ренц, сколько моделей организаций, столько и теорий организационной эффективности [Herman, Renz, 1997]. Наиболее известны из них целевая модель [Etzioni, 1960; Price, 1972; Scott, 1977], модель системных ресурсов [Yuchtman, Seashore, 1967], модель внутренних процессов [Pfeffer, 1977; Steers, 1977], модель множества групп конституентов [Connolly, Conlon, Deutsch, 1980; Tsui, 1990; Zammuto, 1984], ситуационная модель [Pennings, 1975; Morgan, 2007], модель конкурирующих ценностей [Quinn, Rohrbaugh, 1981, 1983].
Рассмотрим основные тезисы этих моделей.
Наиболее известная и одна из наиболее широко применяемых - целевая модель. В ее рамках сосуществует несколько вариантов определения организационной эффективности, однако большинство исследователей согласны с американским социологом А. Этциони, измеряющим эффективность организации степенью реализации ею своих целей [Etzioni, 1960]. Похожей точки зрения придерживается и К. Кэмерон, считающий, что чем выше степень достижения целей, тем эффективнее организация [Cameron, 1980].
На наш взгляд, недостатком этой модели является посылка, согласно которой все организации имеют ясные, идентифицируе-
32 мые и стабильные во времени цели. Однако так бывает далеко не всегда. Организационные цели ясны, согласованы и измеримы лишь в некоторых случаях - например, в спортивных играх, где цель команд - победа в соревновании. trialь системных ресурсов [Seashore, Yuchtman, 1967] появилась как результат стремления преодолеть ограничения целевой модели и получила широкое признание в рамках системного подхода. Данная модель определяет эффективность как способность организации использовать ресурсы своего окружения. Организации считаются эффективными, если преуспевают в приобретении необходимых ресурсов из внешней среды. Данная модель также имеет ряд недостатков. Ее можно считать релевантной лишь в том случае, если между использованными ресурсами и тем, что организация имеет на выходе, прослеживается четкая связь. Организацию, которая просто собирает и сохраняет ресурсы, вряд ли можно признать эффективной. В качестве примера можно привести банк, эффективность которого нельзя измерять одним только количеством клиентов.
Третий наиболее распространенный подход в исследовании эффективности организаций - модель внутренних процессов. По мнению ее адептов, предыдущие модели не учитывают особенности внутренних процессов организации, которые позволяют артикулировать предпочтения и интересы, воспринимать запросы внешней среды и принимать адекватные решения [Pfeffer, 1977]. В рамках данной модели организационная эффективность связана с такими характеристиками, как внутренние функции, информационные потоки, доверие, интегрированные системы и бесперебойное функционирование организации. Модель признает эффективными те организации, в которых отсутствует внутреннее напряжение, а ее члены глубоко интегрированы в систему внутренних отношений. Для таких организаций характерны высокий уровень доверия между сотрудниками, плавность и равномерность распределения горизонтальных и вертикальных информационных связей. Вместе с тем вышеуказанные критерии не всегда соответствуют действительности. Организации достаточно разнообразны по своему типу и характеру деятельности, и не в каждой требуется выстраивать доверительные отношения между сотрудниками. Например, в некоторых организациях для общей результативности достаточно соблюдать трудовую дисциплину. Поэтому модель внутренних
33 процессов релевантна лишь для узкопрофессиональных организаций - например, для сборочных производств, где общий результат зависит от слаженной работы и тесного взаимодействия сотрудников.
Модель множества групп конституентов [Connolly, Conlon, Deutsch, 1980; Tsui, 1990; Zammuto, 1984] получила свое развитие в 70-х годах прошлого века. Ее сторонники упрекали предыдущие модели в том, что они используют только одну группу оценочных критериев. Модель множества групп конституентов предлагает учитывать интересы участников организационного процесса и определяет эффективность как степень удовлетворенности интересов групп конституентов организации. Каждая группа конституентов вносит в организацию своей вклад, являясь, например, поставщиком ресурсов, потребителем продукции или услуг и т.п. В ходе сотрудничества с организацией эти группы участников могут оказывать на нее непосредственное влияние. При таком подходе оценка эффективности исходит из того, насколько своевременно и рационально организация реагирует на требования и ожидания конституентов. Задача руководства состоит в сохранении баланса между интересами групп конституентов при достижении организационных результатов.
Модель предлагает учитывать интересы всех участников организационного процесса, однако на практике это не так просто сделать. Конкурентные отношения не всегда позволяют найти общее, подходящее для всех решение. Данная модель актуальна лишь в том случае, если участники действительно могут повлиять на конечный результат. Оценить организационную эффективность с позиций данного подхода можно лишь в таких организациях, как, допустим, законодательные собрания, где требуется принимать решения, удовлетворяющие разные группы интересов.
Каждая из вышеуказанных моделей формирует узкий круг критериев, позволяющих оценивать эффективность организации. Эти модели сложно признать универсальными, однако в каждой из них можно почерпнуть какие-то полезные рекомендации.
Сложный характер организационной деятельности привел к осознанию необходимости многостороннего исследования организационной эффективности [Herman, Renz, 1999; Shilbury, Moore, 2006; Sowa et al., 2004; Morgan, 2007].
Многие исследователи предлагают рассматривать в качестве такого многостороннего подхода ситуационную модель [Morgan, 34
2007], определяющую эффективность организации через ее способность найти оптимальный баланс между внутренними потребностями и вызовами окружающей среды. По мнению сторонников данной модели, «ситуационность» влияет на такие характеристики организации, как ее размер, стиль управления, внутренние связи и отношения. На наш взгляд, данная модель наиболее продуктивна при анализе организационной эффективности политических партий. Окружающая среда, конкретные условия и политические «правила игры» влияют не только на структуру партий, но и на их функционирование.
Еще один образец многофакторного подхода в исследовании организационной эффективности представляет собой модель конкурирующих ценностей (CVA) [Quinn, Rohrbaugh, 1981, 1983]. Ее создатели попытались определить общие критерии для оценки организационной эффективности. На первом этапе их целью было сократить список Кэмпбелла из 30 критериев [Campbell, 1977] и оставить особые непересекающиеся конструкции с тем же уровнем анализа из числа относящихся к производительности организации. Экспертов из академической среды попросили оценить эти критерии. На втором этапе членам группы было предложено оценить все возможные пары между оставшимися 17 критериями. Затем было использовано многомерное шкалирование для определения базовых значений, использованных в дальнейшем для концептуализации организационной эффективности. Полученные результаты свидетельствовали, что индивиды оценивают организационную эффективность в трех измерениях: 1) организационная направленность: соотношение внутренних (акцент на развитие людей внутри организации) и внешних (акцент на развитие организации в целом) процессов;
2) организационная структура: соотношение гибкости, лояльности и контроля в организации;
3) организационные результаты: соотношение затрат и конечных результатов.
В каждом измерении представлены значения, влияющие на критерии оценки эффективности. Каждый критерий отражает различные комбинации этих значений. Сочетание первых двух значений («осей») - организационной направленности и организационной структуры - позволило вывести четыре модели организационных отношений.
35
Модель человеческих отношений направлена на внутренние отношения и делает акцент на гибкости.
Модель открытой системы тоже делает акцент на гибкости, но направлена на внешнюю среду.
Рационально-целевая модель направлена вовне и исходит из необходимости контроля над организацией.
Модель внутренних процессов направлена на внутренние отношения и делает акцент на управляемости и устойчивости системы.
Модель конкурирующих ценностей отражала взгляды ученых и теоретиков. Выведенные ими критерии эффективности были предложены на рассмотрение менеджерам крупных организаций. Выяснилось, что последние заметно отличались в своих взглядах от ученых. Они согласились с необходимостью выделить лишь одно общее измерение - ориентацию на внутренние и внешние отношения. Однако их мнения относительно выраженности этого измерения, количества базовых значений и критериев оценки управления [Balduck, Bbuelens, 2008] существенно расходились с мнениями ученых.
Рассмотренные модели отражают сложность и разнородность мнений относительно оценки организационной эффективности. Исследователи до сих пор не пришли к единому мнению относительно определения категории организационной эффективности, однако сошлись в том, что эффективность - это многоплановое явление, требующее множества критериев.
Организационная эффективность политических партий - это сложное явление, и оценить ее с позиции какой-либо одной модели, на наш взгляд, не представляется возможным. Однако если использовать критерии сразу из нескольких моделей, наверняка можно будет оценить организационную эффективность политических партий. Мы предлагаем использовать ситуационную и ресурсную модели для выработки ряда исследовательских гипотез.
Рассматривая политические партии как организации, функционирующие в определенных обстоятельствах и располагающие различными ресурсами, сформулируем ряд тезисов, которые в дальнейшем можно будет использовать в эмпирическом исследовании.
Во-первых, важным критерием при оценке организационного устройства политических партий служит ситуационность. Особенности организационной структуры партий во многом определяются
36 временем, когда они пользовались наибольшим успехом у избирателей.
Во-вторых, на формирование структуры партий и их последующее функционирование могут оказывать влияние общий политический контекст и специфика политического режима.
В-третьих, условием сохранения и поддержания четкой организационной структуры выступает наличие ресурсов - материальных, административных, человеческих и др. В частности, наличие широких ресурсов у доминирующей партии делает ее более привлекательной для граждан, позволяя ей расширять свои ряды и электоральную поддержку.
В-четвертых, прямой или косвенный доступ к материальным, административным и другим ресурсам позволяет некоторым партиям не только сохранять доминирующее положение в политическом пространстве, но и развивать устойчивые внутренние и внешние связи.
Таким образом, наличие ресурсов, своевременная и адекватная реакция на внешние вызовы оказывают влияние не только на эффективное функционирование партии, но и на формирование ее внутренней структуры и определение ее места в политическом процессе.
Применив вышеизложенные положения на практике, можно, на наш взгляд, серьезно продвинуться в оценке и анализе организационной эффективности той или иной политической партии. Вместе с тем, исследуя какие-либо объекты, важно помнить, что они могут быть весьма разнообразными и сложными по своей сути, и тот или иной ряд критериев не всегда позволит объективно их исследовать. Поэтому при оценке организационной эффективности политических партий следует учитывать также структурные, ак-торные и институциональные факторы. Полагаем, что в сочетании с инструментарием ситуационной и ресурсной моделей учет этих факторов позволит в дальнейшем существенно продвинуться в оценке эффективности политических партий с точки зрения выполнения ими функций рекрутирования и мобилизации.
Список литературы
Дюверже М. Политические партии. - М.: Академический Проект, 2000. - 538 с. Balduck A., Buelens M. A two-level competing values approach to measure nonprofit organizational effectiveness. - Ghent: Ghent Univ., 2008. - 30 p.
37
Cameron K. Critical questions in assessing organizational effectiveness // Organizational dynamics. - Elsevier, 1980. - Vol. 9, N 2. - P. 66-80.
Campbell J.P. On the nature of organizational effectiveness // New perspectives on organizational effectiveness / P.S. Goodmann, J.M. Pennings (eds.). - San Francisco: Jossey-Bass, 1977. - P. 13-55.
Connolly T., Conlon E.J., Deutsch S.J. Organizational effectiveness: A multiplecon-stituency approach // The academy of management review. - N.Y., 1980. - Vol. 5, N 2. - P. 211-217.
Etzioni A. Two approaches to organizational analysis: A critique and a suggestion // Administrative science quarterly. - N.Y., 1960. - Vol. 5, N 2. - P. 257-278.
Herman R., Renz D. Multiple constituencies and the social construction of nonprofit organization effectiveness // Nonprofit and voluntary sector quarterly. - Toronto, 1997. - N 26. - P. 185-206.
Herman R., Renz D. Theses on nonprofit organizational effectiveness // Nonprofit and voluntary sector quarterly. - Toronto, 1999. - N 28 (2). - P. 107-126.
Morgan G. Images of Organization. - Toronto: SAGE Publications, Inc., 2007. - 520 p. Pfeffer J. Usefulness of the concept // New perspectives on organizational effectiveness /
P.S. Goodmann, J.M. Pennings (eds.). - San Francisco: Jossey-Bass, 1977. - P. 132-143. Price J.L. The study of organizational effectiveness // The sociological quarterly. -
Wiley-Blackwell, 1972. - Vol. 13, N 1. - P. 3-15.
Quinn R., Rohrbaugh J. A competing values approach to organizational effectiveness // Public productivity review. - N.Y., 1981. - Vol. 5. - P. 122-140.
Quinn R., Rohrbaugh J. A spatial model of effectiveness criteria: Towards a competing values approach to organizational analysis // Management science. - Hanover, MD, 1983. - Vol. 29, N 3. - P. 363-377.
Scott W. Effectiveness of organizational effectiveness studies // New perspectives on organizational effectiveness / P.S. Goodmann, J.M. Pennings (eds.). - San Francisco: Jossey-Bass, 1977. - P. 63-95.
Shilbury D., Moore K. A study of organizational effectiveness for National Olympic Sporting Organizations // Nonprofit and voluntary sector quarterly, - Toronto, 2006. - N 35 (1). - P. 5-38.
Sowa J., Selden S., Sandfort J. No longer unmeasurable? A multidimensional integrated model of nonprofit organizational effectiveness // Nonprofit and voluntary sector quarterly. - Toronto, 2004. - N 33 (4). - P. 711-728.
Steers R.M. Problems in the measurement of organizational effectiveness // Administrative science quarterly. - Cornell, 1975. - Vol. 20, N 4. - P. 546-558.
Tsui A.S. A multiple constituency model of effectiveness: An empirical examination at the human resource subunit level // Administrative science quarterly. - N.Y., 1990. - Vol. 35, N 3. - P. 458-483.
Walton E., Dawson S. Managers" perceptions of criteria of organizational effectiveness // Journal of management studies. - Wiley-Blackwell, 2001. - N 38 (2). - P. 173-199.
Yuchtman E., Seashore S.E. A system resource approach to organizational effectiveness // American sociological review. - Toronto, 1967. - Vol. 32, N 6. - P. 891-903.
Zammuto R. A comparison of multiple constituency models of organizational effectiveness // Academy of management review. - N.Y., 1984. - N 9. - P. 606-616.
38
Б. МАГАЛОНИ, Р. КРИЧЕЛИ
ПОЛИТИЧЕСКИЙ ПОРЯДОК
И ОДНОПАРТИЙНАЯ СИСТЕМА1
Magaloni B., Kricheli R.
Poltriall Order and One-Party Rule / Annual review of political science. - Palo Alto, 2010. - Vol. 13. - P. 123-143
Введение
К концу XX в. сторонники демократии были преисполнены оптимизма. В период третьей волны демократизации [Huntigton, 1991] мир стал свидетелем крушения 85 авторитарных режимов, число стран, управляемых выборными лицами и органами, стало больше, чем когда-либо в человеческой истории [Geddes, 1999]. Казалось, перспективы демократии хороши как никогда. Однако распространение демократии сопровождалось построением однопартийных автократий2, которые продолжали появляться даже после того, как третья волна демократизации сошла в конце столетия на нет. […]
После завершения третьей волны демократизации мировой политический порядок оказался по преимуществу автократиче-
1 Текст печатается с согласия авторов.
2 Авторы делят однопартийные режимы на два подтипа: режимы с доминирующей партией и режимы с единственной партией. Режимы с единственной партией в отличие от режимов с доминирующей партией запрещают оппозиции участвовать в выборах.
39 ским. Распространение демократии прекратилось уже к середине 90-х годов, тогда как экспансия однопартийных режимов продолжилась и на протяжении первого десятилетия ХХІ в. […]
Почему одни однопартийные режимы более стабильны, чем другие? Почему их становится все больше, а сами они - все более изощренными? [...]
Мы провели оценку всех политических транзитов, произошедших c 1950 по 2006 г. Используя критерии Маркова1, мы пришли к выводу, что, во-первых, часто однопартийные диктатуры возникали на обломках диктатур другого типа. Во-вторых, транзиты от одного типа диктатуры к другому - это наиболее частый тип политического транзита, составляющий 43% от общего числа трансформаций политических режимов с 1950 по 2006 г. В-третьих, […] вопреки распространенному мнению, переход к демократии - наименее вероятный вариант развития общества после крушения однопартийных режимов. […]
Происхождение партий
Тот факт, что система с единственной партией увеличивает шансы диктатора на выживание, вовсе не означает, что сами диктаторы стремятся создавать такие партии. Из него не следует также, что партии будут появляться только потому, что они выполняют данную функцию. Выражаясь словами Элстера [Elster, 1982], функционалистские теории помогают выявить функции, выполняемые партиями в системах с единственной партией, но не объясняют причины их появления.
Функционалистские теории однопартийных режимов оставляют много вопросов. Неясно, насколько автократы вообще осведомлены о способностях правящих партий выполнять мобилизационную и переговорную функции и учитываются ли эти функции при принятии ими решений о формировании правящих партий. Даже если диктаторы хорошо осведомлены о таких функциях, они могут создавать другие институты для их выполнения. Например,
1 Имеется в виду русский математик А.А. Марков, положивший в 1900-х годах начало изучению последовательностей зависимых испытаний и связанных с ними сумм случайных величин. - Прим. ред.
40
Хабер с соавторами [Haber, Maurer, Razo, 2003] полагают, что диктатор может решать проблемы, связанные с верой в выполнение обязательств, используя социальные сети и брачные связи между классом собственников и правящей элитой, довольно типичные для персоналистских режимов. Почему диктаторы отдают предпочтение созданию партий, а не стратегии выстраивания персональных связей, описанной Хабером и его коллегами, литература по однопартийным режимам объясняет не в полной мере. Более того, поддержание плотной партийной структуры обременяет автократа высокими издержками [Belova, Lazarev, 2007], которые могут обесценить выгоды от создания партий. Необходимо лучше понять условия, при которых создание и содержание партий являются для диктаторов более доступным и эффективным средством по сравнению со всеми другими стратегиями, включая управление через персональные или родственные связи.
Исследование условий, способствующих формированию однопартийных режимов, возможно, позволит также решить актуальную для современного анализа однопартийных режимов проблему эндогенности. Из эмпирической констатации связи между возникновением однопартийных режимов и повышением шансов автократий на выживание вовсе не следует, что существование партий усиливает стабильность режимов. Если однопартийные режимы чаще появляются в стабильных автократиях, то вполне может быть, что связь между их установлением и повышением шансов диктатора на выживание объясняется по большей части самим первоначальным выбором.
Если так, то когда установление однопартийных режимов более вероятно? После крушения демократии или после падения другого типа автократии? Чтобы вникнуть в суть вопроса, была создана матрица, оценивающая вероятность тех или иных транзитов для 169 стран в период с 1950 по 2006 г. (см. табл. 1). Критериями для оценки выступили, во-первых, степень вероятности перехода от одного типа режима к другому за определенный отрезок времени, а во-вторых, понимание такой вероятности как обусловливающей в течение 50 лет марковский процесс1 перехода от одно-
1 Марковский процесс - случайный процесс, эволюция которого после любого заданного временного параметра не зависит от предшествовавшей эволюции, при условии, что значение процесса в этот момент было зафиксировано
41 го режима к другому. Элементы матрицы представляют собой процентные доли режимов одного типа (строки), которые на протяжении половины столетия трансформировались в режимы другого типа (столбцы).
Таблица 1 Матрица оценки транзитов политических режимов, 1950-2006 гг.
Транзиты
Тип режима к анархии к монархии к военной диктатуре к однопартийному режиму к режиму с доминирующей партией к демократии
Число наблюдений для каждой категории указано под процентными долями. Таблица 2 содержит те же цифры, но касается только перехода к однопартийному режиму, уточняя, какую долю в общем числе случаев занимал переход от каждого определенного типа режима. Обе таблицы учитывают тот факт, что один тип ре-
(«будущее» процесса не зависит от «прошлого» при известном «настоящем»). Так называемое «марковское свойство», определяющее «марковский процесс», названо в честь сформулировавшего его А. Маркова - см. примечание выше. - Прим. ред.
42 жима может трансформироваться в другой, затем в третий, а в конце концов, и в четвертый тип режима.
Таблицы 1 и 2 показывают, что однопартийные системы не возникают из какого-то одного типа режима. Напротив, они предполагают четыре наиболее распространенных пути к их установлению. Мы предполагаем, что каждый из этих путей приводит к различным комбинациям «нисходящих» и «восходящих» факторов и зависит от того, как эти факторы взаимодействуют с расстановкой сил в мире и с изменением международной ситуации.
Таблица 2 Транзиты к однопартийному режиму
Транзиты к оtrialртийному режиму
К режиму с Тип режима единственной партией
К однопартийному К режиму с режиму (режиму с доминирующей единственной партией партией или режиму с доминирующей партией)
Анархия Монархия Военная диктатура
Режим с единственной паtrial Режим с доминирующей партией
Демократия Общее число
6,67% (2) 3,33% (1) 23,33% (7) *
63,33% (19)
3,33% (1) 100% (30)
22,67% (17) 4% (3) 33,33% (25) 23,33% (19)
*
14,66% (11) 100% (75)
28,36% (19) 5,97% (4) 47,76% (32) *
*
17,91% (12) 100% (67)
Первый путь - переход к однопартийности от милитаристского режима: 33,33% режимов с доминирующей партией и 23,33% режимов с единственной партией, основанных с 1950 по 2006 г., родились из военных диктатур. Этот способ появления однопартийных диктатур в большинстве случаев инициируется сверху. Данная логика согласуется с гипотезой Барбары Геддес [Geddes, 2008] о том, что правители-милитаристы часто создают партии для мобилизации масс, с тем чтобы компенсировать угрозу своим позициям со стороны других военных. Тот факт, что однопартийные режимы часто появляются в результате стратегического решения диктаторов, также согласуется с гипотезой Смита [Smith, 2005] и Пшеворского - Ганди [Przeworski, Gandhi, 2006], согласно которой автократы прибегают к созданию партий, когда им необходимо
43 противостоять сильной оппозиции. Переход от милитаристской (или, шире, персоналистской) диктатуры к партийному режиму понимается как путь уступок оппозиции с целью минимизировать угрозы для правителя.
Второй путь - переход к однопартийности от анархии: 22,67% режимов с доминирующей партией и 6,67% однопартийных режимов, основанных с 1950 по 2006 г., возникли после периода анархии или гражданской войны. Хантингтон [Huntington, 1968] первым указал на этот путь создания однопартийных режимов, считая их продуктом социальных революций или движений за независимость: «Чем интенсивнее и продолжительнее борьба и чем сильнее ее идеологическая составляющая, тем прочнее политическая стабильность однопартийной системы» [Huntington, 1968, p. 425]. Это «восходящий» путь к однопартийному режиму.
Почему анархия приводит к созданию именно однопартийного, а не другого типа режима? Первая возможность, описанная в литературе о гражданских войнах, заключается в том, что анархия трансформируется в однопартийную диктатуру, когда определенная доминирующая сила способна ликвидировать оппозицию военной силой или когда население страны группируется по этническому признаку [Bates, 2008 a; Bates, 2008 b]. Если, например, некое этническое меньшинство имеет преимущественный доступ к военным или экономическим ресурсам для финансирования насилия, оно сможет править и доминировать с помощью страха и террора [Collier et al., 2007]. В этих случаях анархия будет ликвидирована скорее военной, нежели партийной диктатурой. Напротив, демократия может установиться тогда, когда будет наблюдаться определенный военный баланс [Wantchekon, 2004; Przeworski, 2009].
Другая возможность - это когда однопартийная диктатура вырастает из анархии в результате пакта между военачальниками, понимающими, что лучше договориться о разделе власти, чем про-должать воевать. Магалони [Magaloni, 2006] считает, что именно так возник мексиканский однопартийный режим.
Третий путь к однопартийному режиму - переход от демократии: 17,91% однопартийных режимов были основаны после падения демократии. Режимы президента Уго Чавеса в Венесуэле и президента Владимира Путина в России - два наиболее известных тому примера. И хотя демократии чаще гибнут от рук военных (67,2% всех случаев), они также нередко становятся жертвой до-
44 минантно-партийных автократий (19%). Тенденция демократий терпеть поражение не столько от однопартийных или милитаристских режимов, сколько от доминантно-партийных автократий - феномен, свойственный в основном периоду, наступившему после «холодной войны». Между 1950 и 1989 г. произошло 58 крушений демократических режимов, 67% из которых трансформировались в военные диктатуры. По окончании «холодной войны» были демонтированы только 14 демократических режимов, но абсолютное большинство из них стали доминантно-партийными диктатурами. Интересно, что в тот же период в некоторых посткоммунистических режимах авторитарные лидеры сумели приспособиться к демократическим процедурам и вернуться к власти, пользуясь при создании коалиций в свою поддержку доступом к государственным ресурсам [Grzymala-Busse, 2002, 2007].
Четвертый путь к однопартийному режиму - переход от другого типа однопартийного правления, т.е. от доминантно-партийного режима к режиму с единственной партией или наоборот. Диктаторы посредством процессов либерализации или делиберализации модифицируют существующие правила политической конкуренции, оставаясь при этом у власти. Переходы от режима с доминирующей партией к режимам с единственной партией были частым явлением в ранний период деколонизации во многих африканских странах. Как правило, они происходили после того, как независимые лидеры сначала одерживали ошеломляющие победы на первых независимых многопартийных выборах, а затем запрещали оппозицию. Большинство таких переходов к однопартийным диктатурам аналогичны «восходящему» пути создания партий, описанному Хантингтоном [Huntington, 1968].
С другой стороны, переходы от однопартийных диктатур к режимам с доминирующей партией являлись результатом много-партийного соревнования и чаще всего имели место в 1990-е в Африке и бывших советских республиках. Такие партии, как «Чама Ча Мапиндузи» в Танзании, Демократическая партия Габона, Кенийский национальный союз и Камерунское народное демократическое движение (это лишь немногие примеры), правили многие годы, объявляя оппозицию вне закона, и разрешили многопартийные выборы только после 1990 г.
В дополнение к четырем путям перехода к однопартийному режиму таблицы 1 и 2 дают пищу для размышлений относительно
45 коллапса однопартийных режимов. В противовес общему мнению, однопартийные режимы редко демократизируются: только 24,7% трансформаций однопартийного режима ведут к демократии, большинство таких режимов становятся жертвами военных переворотов или, допуская расширение масштабов политического соревнования, превращаются в режимы в доминирующей партией. 38,6% трансформаций режимов с единственной партией ведут к установлению военных диктатур, 33,3% - режимов с доминирующей партией и только 19,3% - демократий. Более того, режимы с доминирующей партией более склонны к трансформации в однопартийные режимы, нежели в демократии. 30,2% таких режимов превращались в режимы с единственной партией и только 28,6% - в демократические. На самом деле, по сравнению с военными диктатурами и анархией, однопартийные режимы гораздо менее склонны трансформироваться после своего крушения в демократии. [...]
Переходы от одного типа авторитаризма к другому являются наиболее распространенной формой режимных изменений на протяжении последних пяти десятилетий: 43% общего числа транзитов в 1950-2006 гг. были переходами от диктатуры к диктатуре, 27 - от демократии к диктатуре и лишь 31% - от диктатуры к демократии. Только потому, что мы концентрируем внимание на режимных переходах от автократии к демократии и наоборот, не создана теория, объясняющая, почему наиболее распространенной практикой является смена одних диктаторов другими и почему в определенных условиях (хотя и не во всех) переходы к другому типу диктатуры более вероятны, чем переходы к демократии. [...]
Заключение
В литературе об однопартийных режимах выделяются два механизма, посредством которых правящие партии могут повышать шансы автократа на выживание: они или мобилизуют массы, или способствуют налаживанию переговорного процесса между элитами. Однако остаются нерешенными многие парадоксы, касающиеся связи между существованием правящей партии и стабильностью авторитарного режима. Для полного понимания сути однопартийных режимов необходима всеобъемлющая теория, опи-
46 сывающая условия, которые способствуют возникновению и падению однопартийных режимов.
Такая всеобъемлющая теория должна будет ответить на четыре группы вопросов. Первая включает вопросы, касающиеся взаимоотношений между массовой мобилизацией и внутриэлитными сделками. Мы должны понять, как автократы решают дилемму выбора между апелляцией к оружию и апелляцией к избирателю и как они распределяют ресурсы между элитами и массами, чтобы максимизировать собственные шансы на выживание.
Вторая группа вопросов относится к природе любых режимов в целом и однопартийного режима в частности. Переходы от одного типа авторитарного режима к другому заслуживают большего внимания исследователей. Более того, выяснение условий, ускоряющих создание или падение однопартийных режимов, по-может лучше понять, почему однопартийные режимы возникают и почему они более стабильны, чем другие формы авторитаризма.
Третья группа вопросов касается взаимных отношений между демократией и однопартийными и другими партийными режимами. Выборы в условиях авторитаризма способствуют демократизации или, наоборот, стабильности авторитарного режима? Почему режимы с доминирующей партией легче трансформируются в демократии, чем однопартийные режимы?
Четвертая (и последняя) группа вопросов относится к влиянию, которое оказывают на процесс авторитарного принятия политических решений и на трансформацию режима внешнеполитические и геополитические факторы. Необходимо более глубокое понимание того, как глобальные факторы влияют на принятие политических решений в однопартийных автократиях и на стабильность этих режимов, равно как и того, как они взаимодействуют с факторами внутренней жизни.
Список литературы
Bates R.H. State failure // Annual review of political science. - Palo Alto, 2008 a. - Vol. 11. - P. 1-12
Bates R.H. When things fell apart: State failure in Late Century Africa. - N.Y.: Cambridge univ. press, 2008 b. - 216 p.
47
Belova E, Lazarev V. Why parties and how much? The Soviet state and the party finance // Public choice. - Cambridge, 2007. - N 130 (3-4). - P. 437-456
Elster J. Marxism, functionalism and game-theory: the case for methodological individualism // Theory and Society. - Amsterdam, 1982. - N 11 (4). - P. 453-482
Geddes B. What do we know about democratization after twenty years? // Annual review of political science. - Palo Alto, 1999. - N 2. - P. 115-144
Geddes B. Party creation as an autocratic survival strategy: Presented at conference dictatorships: Their governance and social consequences. - Princeton, NJ: Princeton univ., 2008.
Grzymalatriale A.M. Redeeming the Communist past: The regeneration of Communist parties in East-Central Europe. - Cambridge: Cambridge univ. press, 2002. - 341 p.
Grzymala-Busse A.M. Rebuilding Leviathan: Party competition and state exploitation in POSTCOMMUNIST democracies. - Cambridge: Cambridge univ. press. - 2007. - 294 p.
Haber S.H, Maurer N., Razo A. The Politics of property rights: Political instability, credible commitments, and economic growth in Mexico, 1876-1929. - Cambridge: Cambridge univ. press, 2003. - 380 p.
Magaloni B. Voting for Autocracy: Hegemonic Party Survival and its Demise in Mexico. - Cambridge: Cambridge univ. press, 2006. - 300 p.
Smith B. Life of the party: the origins of regime breakdown and persistence under single-party rule // World politics. - Cambridge, 2005. - Vol. 57, N 3. - P. 421-451
Wantchekon L. The paradox of “warlord” democracy: a theoretical investigation // The American Political Science Review. - Cambridge, 2004. - N 98 (1). - P. 17-33.
Сокращенный перевод Ивановой М.В.
48
КОНТЕКСТ: ПАРТИИ
В ДЕМОКРАТИЯХ И НЕДЕМОКРАТИЯХ
А.В. БЕЛИНСКИЙ
ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПАРТИИ ГЕРМАНИИ В НАЧАЛЕ XXI В.: МЕЖДУ ТРАДИЦИЕЙ И МОДЕРНИЗАЦИЕЙ
Практически все исследователи новейшей истории Германии едины в том, что партиям в политической системе страны отводится едва ли не ключевая роль. Она закреплена в 21-м параграфе Основного закона, а также в специа