Об исторической экономике - Реферат

Достаточны ли результаты, полученные в рамках экономической истории, чтобы их можно было бы превзойти, по крайней мере мысленно, и освободить от частных случаев и тенденциозных правил?. Иными словами, может ли быть начальный этап исторической экономики, ориентированный на масштабные совокупности, на общее и постоянное, быть полезным для экономических исследований, для решения крупных актуальных проблем или, что важнее, для их формулирования?. Можем ли мы, историки, предпринять аналогичные действия с помощью наших коллег экономистов?. Я считаю, что между различными науками о человеке, социологией, историей, экономикой может и должен быть диалог. Мне более всего хотелось бы выделить несколько вопросов для переосмысления экономистами, для которых обращение к истории могло бы обернуться трансформацией, прояснением, расширением или, возможно, напротив, не привело бы ни к чему - но даже в этом случае можно было бы говорить о прогрессе, шаге вперед. Возможно, они привлекут внимание кого - то из экономистов, несмотря на то что наши точки зрения кажутся все еще далекими друг от друга. Эти проблемы инерции, торможения встречаются в области экономики, и обычно они гораздо лучше поставлены, чем решены. Не подразумевается ли под названиями капитализм, мировая экономика, Weltwirtschaft (со всеми неопределенностью и богатством этого понятия в контексте немецкой мысли) вершина эволюции, высшая точка, а часто нечто исключительное?. В своей прекрасной истории зерновых культур в античной Греции Альфред Жарде (Alfred Jarde) после размышлений о модерных формах торговли зерном, об александрийских торговцах, о хозяевах продовольственных путей создает образ такого пастуха из Пелопонеса или Эпира, который живет за счет своего поля, своих сборов олив, который в праздничные дни закалывает молочного поросенка из своего стада. Любое исследование прошлого обязательно должно включать в себя краткосрочное измерение того, что в изучаемую эпоху обременяет жизнь - географические, технические, социальные, административные препятствия. Некоторые обращения к Франции этого периода напомнили мне Китай между двумя мировыми войнами: огромные территории, где люди теряются, тем более что Франции XVI века далеко до демографического превосходства китайского мира; но общим оказывается образ громадного пространства, разбитого внутренней и внешней войной. Эти примеры не ставят проблему. Прочные границы, безнадежные и разумные в одно и то же время, позитивные и негативные, мешающие лучшему и худшему, как сказал бы моралист. Я попытался, и не я один преуспел в этом, показать, какой могла быть жизнь Средиземноморья в конце XVI века. Один из наших прекрасных исследователей, М.А. Ремон (М.А. Я также думаю, что еще в начале XIX века Франция представляла собой серию провинциальных Франций с их замкнутой хорошо организованной жизнью, которые, будучи связанными политикой и обменами, выступали по отношению друг к другу как экономические государства, где, согласно нашим учебникам, находящиеся в обращении деньги регулировались и заменялись, чтобы восстанавливать расчетный баланс. Имеют ли они возможность, как мы, принять острую идею Иньяса Мейерсона (Ignace Meyerson)?. К серийной истории: Севилья и Атлантика (1504-1650) Чтобы описать монументальное произведение Пьера Шоню (Pierre Chaunu) , нужно выражение, которое сразу же определило бы смысл его предприятия, а также в четкой и сжатой форме новизну той истории, которую он нам предлагает. В рамках сериальной истории книга обретает свое единство, свое оправдание, свои заранее принятые ограничения. Помимо пространства, выделенного в огрубленной целостности географической реальности, вызывает вопрос сконструированная человеческая реальность, дорожная система, заканчивающаяся в Севилье, откуда все исходит. как из горлышка бутылки., и откуда все снова начинается.