Переходная эпоха во Франции. Развитие французского романтизма. Первый манифест символизма, поэзия освобождения. Система традиционного стихосложения. Импрессионистическое двуединство внешнего и внутреннего при преобладании внутреннего впечатления.
Аннотация к работе
С одной стороны, ощутимой и живой была связь с богатейшим наследием национального искусства, с авторитетной, всем миром признанной традицией, которая сказывалась в творчестве самых различных писателей. Гюго умер в 1885 г. и на пороге нового века воспринимался как некое божество от литературы, как олицетворения духа XVIII-XIX столетий, эпохи Разума и Прогресса. Наряду с несравненным художественным опытом Франция к концу прошлого века располагала исключительным социально-политическим опытом: век революций, завершившийся пролетарской Коммуной 1871 г., вывел на арену политической борьбы все классы, активизировал и демократизировал французское общество, а в итоге социального развития «Робеспьеры превращались в лавочников», сложившийся к концу века социальный уклад предстал удручающим «миром цвета плесени». С необычайным драматизмом эта литература выразила предощущение созревавших на рубеже веков исторических переломов, и именно в литературе особенно очевидна друга сторона переходного периода: отход от традиции, потребность в обновлении, в выработке «новой поэтики», соответствующей поистине драматическим переломам. Символизм предстал последней стадией трансформации романтизма в пределах XIX столетия, органически связанной со всем предыдущим опытом и в то же время устремленной к «новой поэтике» - т.е. предстал классическим вариантом искусства переходной эпохи.«Я родился романтиком», - признавал Поль Верлен очевидную и глубокую связь своей поэзии с романтизмом (первое свое стихотворение - «Смерть», 1858, - он посвятил и послал Виктору Гюго), особенно с позднеромантической группировкой Парнаса (Леконт де Лиль, Банвиль и др.) и творчеством Шарля Бодлера. Эта связь определяет и содержание, и форму первого сборника стихов Верлена «Сатурналии» (1866): романтическое противопоставление Идеала вульгарной толпе, прошлого настоящему и т.п. Теряющий веру поэт доверяет только своему ощущению, своим впечатлениям - уже в момент публикации «Сатурналий» Верлен начинает движение к тому, что назовет «новой системой». В этих изящных миниатюрах, лаконичных сценках, в этих наполненных чувствами пейзажах все призрачно, вторично, словно бы списано с полотен Ватто или же переписано из книги «Искусство XVIII века» братьев Гонкуров, которыми Верлен в 60-е годы восхищался. Как и характерная естественность стиха: от ритмов романтической поэзии, эпического и дидактического тона, Верлен переходит к формам миниатюрным, песенным, написанным как бы шепотом, в одно дыхание, в один миг.Начинал Артюр Рембо с такой же, как и Верлен, ученической преданности тогдашним авторитетам, Гюго, поэтам Парнаса, Бодлеру - словом, французским романтикам. Своеобразие Рембо складывалось быстро, вместе с развитием его бунтарства, по мере того как находила поэтическое выражение неудовлетворенность жизнью, его стремление к обновлению, его тяга к переменам. Рембо до крайности раздражен пошлым буржуазным миром, миром человекоподобных «сидящих» («Сидящие»). Поэт вызывающе циничен, в стихах Рембо распространяется саркастически-гротескная интонация, в одном образе соединяются разнородные, контрастные явления, возвышенное и низменное, абстрактное и конкретное, поэтическое и прозаическое. Традиция соединяла прекрасное с добрым - вслед за Бодлером, воспевшим «цветы зла», Рембо в сонете «Венера Анадиомена» богиню красоты изображает в облике безобразного, омерзительного существа, «отвратительно прекрасного».Малларме считал эти возможности неисчерпаемыми, поскольку, по его убеждению, «мир существует, чтобы возникла Книга». Стихи Малларме в 60-е годы - достаточно традиционные, романтические по острому ощущению зла, в царстве которого произрастают цветы нетленной красоты. Поиски «собственного способа» превратили Малларме в самого видного представителя символизма. Стихотворение в таком случае должно состоять не из слов, но из намерений и все слова стушевываются перед впечатлением…» «Мой дух коренится в вечности», «Мысль моя себя мыслит и достигает чистого Познания», «Поэзия есть выражение таинственного смысла существования», - подобные сентенции звучали у Малларме как навязчивые идеи, переворачивающие отношения «вещи» и «эффекта» настолько, что поэт усомнился в собственной реальности («я теперь безлик и не являюсь известным тебе Стефаном, но способностью Духа к самосозерцанию и саморазвитию через то, что было мною»).